5 Страшно себе представить, что в головах у святых. Я не очень в этой теме, я делаю свой пых-пых.

Короче, про переосмысление Бога эта книжка. Да и всего сущего, в общем-то. И написана она так, что персонально во мне проснулся едва ли не религиозный трепет перед автором. О, Питер Уоттс, насколько же колоссальна моя бездна невежества и искренней, незамутнённой тупости! Преклоняюсь...

Автор, безусловно, человек весьма образованный и увлечённый. В компании таких людей можно почувствовать себя либо вдохновлённым, готовым вобрать в свой, ныне распахнутый, разум хоть единственный лучик сияния Истинного Знания. А можно бесконечно удивляться, сколько же гонору и высокомерия может поместиться в отдельно взятой персоне. В данном случае наблюдается будто бы ни то, ни другое. Просто будучи, по всей видимости, глубоким нёрдом, Уоттс сознаёт интересующие его философские, научные и научно-философские дисциплины исключительно поэтично. Усложнить нагромождением деепричастий, эпитетов и метафор и без того весьма непростые (хотя и короткие в своей базовой сути) идеи и понятия - эдакая дань уважения разрабатываемой концепции. Как, не знаю, написать поэму двоичным кодом. Или, наоборот, описать суть двоичного кода при помощи разнообразия запахов альпийского луга. Поэтому что Эхопраксия, что Ложная слепота - два эпизода ритуального акта.

Тех, что преодолели порог минимальной сложности, за которым сети начинали просыпаться; тех, что миновали «границу разумности», после которой самосознание растворялось в обширных пределах разросшихся сетей, в задержках сигнала, низводивших симфонию до помех. Тех, что устремились вверх, туда, где ум продолжал расти, оставляя свое «я» позади.

Глубины полого позвоночника «Венца» уходили вдаль оптической иллюзией, напоминая трахею самого Бога. («Всего сто метров», – напомнил себе Брюкс; всего – сто метров.) Внизу виднелись признаки активности: мелькали движения, слабо клацал металл о металл. Жидкие зеркальные канаты дрожали натянутой тетивой, когда что-то дергало их с другого конца.

Последние два часа они провели в трюме, среди мутных перепутанных теней расчлененных машин.

- Они – не боги, – мягко напомнил Брюкс.
– Пока нет.
– И никогда ими не станут.
– Это простое отрицание.
– Всяко лучше, чем коленопреклонение.
Мур печально улыбнулся:
– Да ладно тебе, Дэниэл. Ты сам знаешь, какой могущественной может быть наука. Тысяча лет на то, чтобы вскарабкаться от призраков и магии до технологии. И полтора дня, чтобы спуститься от технологии обратно, к призракам и магии.
– Я думал, они не пользуются наукой. И в этом смысл.

Роевой разум, одержимый глоссолалией: вроде Двухпалатники делали это так. Похоже на биорадио в головах, общинный corpus callosum: электроны колеблются в микротрубочках наподобие квантовой запутанности. Штука полностью органическая, чтобы обойти запрет на межмозговые интерфейсы. Труба, которая по команде сливает множество разумов в один. Они плыли вместе и призывали Вознесение, приобщение к таинствам; катались по полу, пускали слюни и улюлюкали, а прислужники все записывали, и в результате монахи каким-то образом полностью переписали теорию амплитуэдра.

Глоссолалия... Забавно, что именно это слово в качестве ассоциации периодически мелькало в мыслях при прочтении. Эти рандомно понадёрганные цитаты из книги, надеюсь, хотя бы приблизительно демонстрируют структуру текста в около 400 страниц, где сюжета от силы на 10. Впрочем, может быть стоит прочитать в оригинале? Какова вероятность, что англоязычный текст будет таким менее "спотыкабельным"?
И между тем... Читать всё равно почему-то интересно и хочется даже порекомендовать к прочтению другим. Как раз возможно потому, что автор... искренен что ли?