3.5

Да, всего лишь литература
Слишком. Много. Слов. Нет лишь смысла?
Возможно, память меня подводит, но я не помню в предыдущих романах Мариаса такого количества бессмысленных разговоров и легковесных размышлений, чтобы не сказать пустословия. Хотя в целом роман можно считать «традиционным» для творчества Мариаса: характерные темы, типичные персонажи, те же особенности письма - метаповествование, игра литературных реминисценций, «Макбет», ставший визитной карточкой писателя...

Многословность Мариаса - а именное такое первое и самое главное впечатление от романа - существенно отличается от метафоричной образности Пруста или, скажем, от сартровских «мыслей о мыслях о мыслях»; ближе всего она, пожалуй, к «самоуточнению» Деррида. Стиль Мариаса – это художественное воплощение «липкой паутины жизни», где слова выступают в качестве инструмента плетения. С одной стороны, это делает роман похожим на оперу, где каждый герой является образом-символом (Благоразумная девушка, Идеальная пара, Друг семьи, Знаменитый писатель, Жулик) с собственной «арией» - «высокопарным», неестественным монологом (ощущение «оперы» усиливают также драматизм событий и «шаткая» композиция романа, напоминающая сценарий, некую последовательность сцен). Но если не выходить в сравнениях за пределы литературы, в романе можно увидеть «обычную» постмодернистскую ризому, наподобие лабиринта Эко или «сада расходящихся тропок» Борхеса. Вот только у Мариаса лабиринт... на плоскости.

Можно говорить, что ценность философии заключается вовсе не в достигнутом результате, и даже не в самом процессе, но в осуществлённом намерении, «предпринятой» попытке познания. В этом смысле книга Мариаса обладает ценностью безусловно. Но если философия может пренебречь поэтической формой, то литература - никогда. То, что происходит у человека в голове это ещё (или уже) не литература. Метафизическое «дознание» Мариаса, «исследование» феноменов любви и смерти, дружбы и зависти, вины и безнаказанности заведомо не может привести ни к какому удовлетворительному результату (разве что стать «постмодернистским романом», конечно). И поэтому скучно. Старое наблюдение: под действием рефлексии предметы испытывают качественную модификацию, мысль о любви есть нечто совершенно отличное от спонтанного чувства. Или, как отмечал Кафка, нет на свете ничего более далекого от какого-либо переживания, чем описание этого переживания. Для романа о «влюблённостях» в этой книге слишком мало чувства. И красоты. Однако всё это незначительно в сравнении с «ужасной» идеей книги: деактулизацией общечеловеческих ценностей на том основании, что «безнаказанность в этом мире царит так давно и она так длинна, и широка, и глубока, что, в общем-то, ничего не изменится, если к ее ширине, глубине или длине прибавится еще пара миллиметров». Не могу с этим смириться.

Слишком много слов. В рецензии. Для чего?
(...правда, учитывая некоторые эпизоды романа, очень хочется, чтобы Нобелевскую премию по литературе 2014 года дали именно Мариасу…)