3 К звёздам? Или к людям?

Вы знакомы с серией книг «Шарм»? Это знаменитейшая череда работ разных авторов от издательства «АСТ», включающая более чем тысячу исторических любовных романов, и заменившая девочкам девяностых секспросвет. Канон у книг незамысловатый и пошлый: сюжет крутится вокруг страстных взаимоотношений прекрасных пышноволосых и пышногрудых красавиц с бравыми квадратночелюстными героями, норовящими оголить свой стальной торс. Обложки серии славятся изображениями этих самых героев, переплетенных в горячих объятиях. Почти как у Бориса Вальехо, только еще хуже.

А речь разве не должна идти о романе «Возвращение со звезд»? Удивительно, но речь о нем и идет.

Роман гениального Станислава Лема о возвращении астронавта на Землю спустя более чем столетие, время от времени кажется книгой, выпущенной в серии третьесортных любовных историй, где герой неандертальского поведения, но при этом аполлоновой наружности, разбирается с экзистенциальными проблемами в футуристическом сеттинге, регулярно спотыкаясь о картонных девочек-красоток, очаровательно хлопающих ресницами и внимающих чрезвычайно глубоким речам главного героя.

Важно сказать, что Лем для меня писатель с бесспорным авторитетом, в своей жутковатой манере оттеняющий человеческую натуру фантастическими реальностями. Его «Солярис» оставил значительный след в моем мировоззрении и стал одной из лучших книг, прочитанных мной за всю жизнь.

Но к «Возвращению со звезд», из-за нагромождения сомнительных стилистических мелочей и нечеткости посыла, иначе как иронично отнестись у меня не получилось. Читать было и неловко, и забавно. Сам Лем считал роман неудачным и даже примитивным. Пожалуй, таковым он и является, неудачным ни с точки зрения его антиутопического смысла, ни с точки зрения презентации персонажей и их взаимоотношений.

Роман рассказывает историю астронавта Эла Брегга, который провел в экспедиции к звездам 127 земных лет, а после возвращения на родную планету обнаружил утопию – высокотехнологичное, безбедное общество комфорта и ненасилия. По мере развития сюжета Эл узнаёт, что причиной такого цивилизационного скачка стала особая процедура бетризации, которая полностью нейтрализует людскую агрессию.

Изучая общество, Эл понимает, что человечество утратило страсть и любопытство, науке больше не присущ авантюризм, вся механика нового мира направлена только на обустройство комфортного быта, омоложение и прихорашивание. Со временем, погружаясь в современную науку, он осознает, что дело всей его жизни – изучение звезд, теперь не открытие, не прорыв и не подвиг, а всего лишь атавизм, игрушка грубых предков с низким инстинктом самосохранения и неоправданным романтизмом.

Таким образом, текст погружает читателя: во-первых, в вопросы относительности морали, во-вторых, в соотношение морали, этики и науки. Что из трех общественных проявлений чему и в каком соотношении служит? Почему погубить группу ученых ради космического образца, который с прикладной точки зрения бесполезен, - благородно, а заменить людей на роботов во всех профессиях, являющихся для человека опасными, это, как выражается Брегг, «тепленько» и убивает живое любопытство как двигатель прогресса?

Космосом старалась овладеть земля, та самая земля, которая не сделала еще всего для себя самой, ведь никакие космические подвиги не могли покончить с человеческими мучениями.

Мы бы изучали пустоту, чтобы оправдать свой полет.

Лем в «Возвращении со звезд», как и в других своих работах, выступает скорее философом, нежели фантастом, исследуя субъективную и коллективную человеческую природу, искажая реальность и ее восприятие. Но, к сожалению, в романе такие вопросы выглядят как наброски. В процессе чтения кажется, что автор предложил читателю довольствоваться глубиной проблемы, а не получать удовольствие от ведения диалога об ее хотя бы умозрительном решении.

В первую очередь такое ощущения сложилось из-за пустоты героев, а точнее – героя, потому что никому кроме Брегга автор не уделил должного внимания.

Эл Брегг настоящий мем.

Весь роман, буквально – весь, несмотря на происходящее, он думает: «вот это я, конечно, большой... как мощны мои мускулы...какой гигансткий у меня рост... да, я действительной огромный...очень большой». Был ли это дополнительный способ подчеркнуть инаковость героя на фоне упавших и духом, и телом людей? Наверно, в какой-то степени был, но читалось это все как поток сознания подкачавшегося подростка.

В книге есть маленькая, не имеющая никакого значения сцена, где какая-то женщина дотрагивается до груди Брегга, после одергивает руку и удивляется тому, что же у него под рубашкой. Эл же отвечает что-то вроде «это всего лишь мое тело, девочка, да, я несколько отличаюсь от здешних хлипких мужчин». И кажется, что это должно подчеркнуть животность, страсть, смертность, безрассудство, любопытство и проч., но написано это плохо, и читать об этом у Лема как-то неловко. Как будто есть пласт об относительности морали, а есть пласт о воняющей самцовости Эла, и они не пересекаются. Добавляют неловкости фразочки типа «мы лежали измученные любовью» и вот это обращение «девочка» ко всем встречающимся женщинам, которых, кстати, с первого взгляда манит герой. И манит он их в том числе тем, что в нем сохранилась агрессия, осталась возможность быть и спасителем, и убийцей. И все это отдает токсичной слащавостью ромфанта, тащит вниз всю концепцию.

Женщины в «Возвращении со звезд» вышли потрясающе красивой мебелью. Финальный диалог Брегга с его новой возлюбленной окончательно убил повествование, упростив текст до самой сырой литературы, в которой все происходящее обслуживает одного персонажа и одну невнятную идею. Эри в диалоге выполняет роль комода «MALM», умеющего задавать вопросы, сложенные не более чем из двух слов, выступая механизмом, искусственно двигающим монолог Брегга, чтобы последний рассказал читателю историю пути к звездам и обратно.

Не было в романе и антиутопичного саспенса. Механизм бетризации и его последствия описаны безлико, поэтому в чем собственно ужас положения человечества, лишенного тяги к насилию, остается нераскрытым. Но при этом раз наверно пятнадцать автор сообщил, что такое средство передвижения как глидер не имеет окон, видимых дверей, обладает гладкой поверхностью и выкрашено в черный цвет.

Но есть одна причина, по которой книгу точно стоит прочитать, но не как философское размышление, а как культурное явление – памятник философскому размышлению. Время разобрало вопросы, которые автор оставил без стоящей их проработки. Не текстом, не исследованием в нем, а самим своим существованием роман еще раз подчеркивает насколько этичность и мораль пластичны и как стремительно они подчиняют себе все жизненный сферы, формируя новые тенденции, в том числе в области науки. Поколение, исповедующее «новую этику», сложившуюся в нашем веке, вполне себе походит на беспрививочно бетризованных. Сейчас в обществе взращивается и ценится взаимоуважение, равенство, комфорт, здоровье, благополучная среда и достаток. Насилие осуждает и государство, и общество, труд, убивающий морально и телесно, больше не считается геройством, а мачизм развенчан и признан токсичным. Наука утратила в глазах общества ту роль, которую играла прежде. Она направлена не к звездам, а к людям. Я не могу оценить то, что направлено к людям, как антиутопию.

А вы можете?