3.5

Дальше...

Вообще, один из немногих сильных моментов в романе, который привлек мое внимание – объяснение Пенденниса со своей сводной сестрой Лорой, которую мать пророчит ему в невесты. Честная девушка, и до этого помогла ему с выплатой большого долга, и в отношении замужества тоже предельно откровенна:

Ты готов жениться, чтобы сделать угодное маменьке, и сам признаешься, что твое сердце мертво.

Вот он, искренний поступок, вот он, луч света в этом унылом царстве, но должны же быть исключения, которые подтверждают правила! Поступок неожиданный, но каждый кто читал Стивена Кинга знает, что «жизнь может развернуться на пятачке».

Постепенно разговор о параллелях между «Евгением Онегиным» и «Пенденнисом» переходит в плоскость рассказа о самом романе, но думаю, можно посвятить этому несколько абзацев. Красной нитью через роман проходит тема денег – всюду деньги, деньги, деньги. Именно финансовая необеспеченность Пенденниса стала причиной того, что его первая любовь, мисс Фодерингэй, ушла от него. Можно вспомнить долги, в которые влез герой, будучи студентом, да в конце-концов, именно желание заработать и привело его в журналистику.

Вот тут следует остановиться поподробнее, потому что мне, как редактору и журналисту близка эта тема. В романе довольно много места уделено разным издательским вопросам, вплоть до компоновки нового номера (примерно таких же подробностей я ждал и от «театральной» части романа, но видимо в театре автор разбирается так же, как в каторжниках*), находит тут место и моральная сторона профессии – вот Пенденнис спорит с Шенноном, стоит ли писать хороший отзыв на книгу, которую выпустили конкуренты?

– Мой милый юный друг, как вы думаете, ради чего благонамеренный издатель заводит в своей газете отдел критики? Ради пользы своего конкурента?
– Нет, конечно, ради собственной пользы, но и для того, чтобы говорить правду

Желание героя «говорить только правду» очень похвально, но, к сожалению, невозможно ни в викторианской Англии, ни в России, пока тут есть Третье отделенье. Может быть когда-нибудь, в третьем тысячелетии журналистика в России станет правдивой.

Интересно отметить, что помимо собственно литературной деятельности, герой готовил отзывы на книги – вроде бы вопрос и далекий от политики, но все же подверженный конъюнктуре. Опять же, глядя вперед хочу предположить, что наступит время, когда каждый желающий, а не только профессиональный журналист, сможет написать о прочитанной книге все, что считает нужным. Мне было бы интересно познакомится с самыми разными мнениями о «Евгении Онегине», пусть и отрицательными даже.

И еще несколько штрихов к роману, раз уж начал его разбирать. Временами обращает на себя внимание лексика, конечно это «заслуга» переводчика, но все же встречать в английском романе разные «заварухи» или «как биш ее», не говоря уже про «семь пудов» веса – довольно непривычно. Зато приятное впечатление оставили многочисленные сентенции и афоризмы, в изобилии рассыпанные по тексту:

Доиграв мелодию, человек уже не заботится о дудке.

Всемогущему султану не подобает ждать.

Никто не говорит так мало о книгах, и не читает так мало книг, как писатели.

Когда Пегаса используют для заработка … тогда прощай, поэзия и высокие взлеты!

Правдами и неправдами джентльменам надобно жить.

Еще очень понравился диалог автора с читателями – временами Теккерей объясняет причины того или иного сюжетного хода и тэ дэ: «И сейчас будет, пожалуй, уместно сказать два слова – под большим секретом и с условием, что дальше это не пойдет, – об одном деликатном предмете, на который мы уже намекали». Конечно приятно, когда автор обращается именно к тебе. Ну конечно, не «За мной, читатель! » Булгакова, но что-то близкое:)

И напоследок. В книге очень много подробных портретов, ну так будто картинная галерея или папки жандармского управления. Вот, например:

Мужчина с иссиня-черными, явно крашеными волосами и бакенбардами, с хитрыми глазками и белыми ресницами, с густой сетью морщин на красном, необычного оттенка, лице, с множеством алмазов и других драгоценных камней в жилете и галстуке, с огромными руками в перчатках, толстыми ногами, упрятанными в большущие блестящие сапоги, и с полосатой ленточкой в петлице.

Мне кажется, гораздо лучше было бы рассыпать это описание по нескольким страницам текста, чем концентрировать в одном месте, ну правда, полицейский протокол какой-то выходит. Ну и в целом книга, не «Ярмарка тщеславия», конечно, не «Ярмарка».

Подводя итог, вернемся к началу – о том, сколько Пенденниса в Евгении Онегине сколько «Пенденниса» в «Евгении Онегине». Если говорить об образах самих героев, то тут я как раз двигался «от противного». Герой Теккерея «доступен соблазнам и противится им», мой герой «исполнен тщеславия и отличается гордыней», именно после «Пенденниса» я и задумался, а каким на самом деле может быть такой человек. И у меня получился Евгений Онегин.

-------------------------------------

Аллюзии и примечания:

«Герой не моего романа» - цитата из комедии в стихах Грибоедова «Горе от ума».

Князь Вяземский – Петр Андреевич Вяземский, русский поэт. Цитата из его стихотворения – «И жить торопиться, и чувствовать спешит», взята эпиграфом к первой главе «Евгения Онегина».

«Луч света в унылом царстве» – статья Николая Добролюбова о драме Островского «Гроза».

«Жизнь может развернуться на пятачке» – цитата из романа «11/22/63».

«Всюду деньги, деньги, деньги» – цитата из песни Аркадия Северного.

«Так же, как в каторжниках» – аллюзия на предисловие Теккерея к роману:

«Захватывающий» сюжет был отвергнут (с великодушного согласия издателя), потому что, взявшись за дело, я обнаружил, что не знаю предмета; и поскольку я в жизни своей не был близко знаком ни с одним каторжником и нравы проходимцев и арестантов были мне совершенно неизвестны, я отказался от мысли о соперничестве с господином Эженом Сю.

«Говорить только правду» – полный вариант этой фразы интересен еще и тем, что там сталкивается никнейм Пенденниса и перо, которым пишутся статьи. Вообще, «Pen» (скорее, все-же «ручка») – очень даже подходящий никнейм для журналиста:

Всю правду, очевидно, не скажешь; но говорить только правду можно, и, клянусь честью, я лучше буду голодать, лучше не заработаю больше ни пенса своим пером (этим грозным оружием Пен пользовался уже недель шесть и говорил о нем с уважением и восторгом), нежели нанесу противнику запрещенный удар или не отдам ему должного, если мне предложат о нем высказаться.

«One can't tell all the truth, I suppose; but one can tell nothing but the truth; and I would rather starve, by Jove, and never earn another penny by my pen» (this redoubted instrument had now been in use for some six weeks, and Pen spoke of it with vast enthusiasm and respect) «than strike an opponent an unfair blow, or, if called upon to place him, rank him below his honest desert».

«Написать о прочитанной книге все, что считает нужным» – явная аллюзия на лайвлиб:)