5

Пять человек, которым необходимо прочитать книгу Бенуа:

1. Библиофил. Да, тот самый поклонник бумаги, воздыхатель аромата страниц и ценитель картиночек. Первое издание “Истории…” 1902 года найти, конечно, не так просто, а ещё сложнее купить за пару десятков тысяч рублей – оно было редкостью уже для предреволюционного поколения. Более доступно аккуратное издание середины 1990-ых годов. Толковое предисловие В. М. Володарского, лучше всяких рецензий разъясняющее историю появления, основную мысль и значение для наших дней книги Бенуа, две сотни цветных иллюстраций, грамотная редакторская работа с текстом… Пожалуй, именно эта книга сможет утолить развращенную и голодную библиофильскую душу – так что срочно на полку!

2. Любитель русского искусства. Любая обзорная работа по истории искусства, в которой автор хочет интересно рассказать, а не заниматься самолюбованием, полезна для читателя. В свое время книга Бенуа, эстетствующего петербургского критика, воспринималась неоднозначно даже среди близких автору сотрудников журнала “Мир искусства”. Полное отрицание заслуг Академии в развитии русской живописи, критика “направленчества” передвижников и пренебрежение заслугами популярных художников скандализировали читающую публику рубежа веков. С годами страсти поутихли, а при большевиках концепция восприятия русской живописи упростилась до народнического шаблона. Противоречивая, неорганизованная, полемическая книга Бенуа, не признающая никаких авторитетов, воспринимается удивительно свежо и актуально – многим нашим современникам до такой свободы суждений далеко.

3. Искусствовед. Для подготовленного читателя “История…” – уже давно труд классический, неоднократно цитированный, разобранный, разгромленный и воспетый. За сто лет, прошедших с его появления, некоторые концепции Бенуа прочно вошли в научный обиход, о других предпочли забыть, списывая на горячность автора. И впрямь, сегодня наследие академиков, Брюллова, Бруни, Семирадского, вновь наделяется ценностью, как материальной, выраженной в стоимости работ, так и в художественной (признаются важные портретные находки официальной школы и её сочные колористические решения). Широко признана роль Венецианова и его учеников в развитии русского реализма, бытописательства, нашего “бидермейера”, и как раз Бенуа первым обратил внимание на этих тихих реформаторов нашей живописи. Подтвердилась и упрочилась со временем оценка Репина как эффектного мастера, но плохого психолога; значение итальянских этюдов Александра Иванова; недостатки фотографического метода Верещагина… Время сгладило острые углы текста Бенуа, находившегося в самом эпицентре расцвета русской живописи, – для нас она ценна во всех проявлениях, и драма отставания от западных художественных течений уже воспринимается не столь остро.

4. Начинающий критик. Кто бы вы ни были – энтузиаст некоммерческого сайта с рецензиями или постоянный автор критических статей для солидных изданий, у Бенуа стоит поучиться меткости оценки, красоте выражения, смелости характеристик, богатству слова. Разумеется, это относится не только к разбору живописи, но и к критике в целом. В любой главе “Истории” найдутся прекрасные, виртуозно написанные места, со всем пластичным буйством дореволюционного русского языка. Вот наугад о Сурикове:

Также можно похвалить Сурикова и за тесноту в фигурах “Казни стрельцов”, и за несоразмерный рост Меншикова; также и в особенности за его до грубости смелые краски, всегда удивительно отвечающие поэтическому намерению, также и за письмо: грубое, резкое, но удивительно меткое, сильное, характерное. Разумеется, Суриков — русский художник. Он не чувствует и не любит абсолютной красоты форм, и он в погоне за общим поэтическим впечатлением подчиняет чисто формальную сторону содержательной. Несомненно, это слабое место в его творчестве. Но уже за то ему спасибо, что он сумел пренебречь ложной, академически понятой красотой форм, а главное, за то, что он сумел, отдаваясь вполне своему вдохновению, найти что-то совершенно своеобразное, новое, как в рисунке, так и живописи и в красках. По краскам не только “Морозова”, но все его картины прямо даже красивы. Он рядом с Васнецовым внял заветам древнерусских художников, разгадал их прелесть, сумел снова найти их изумительную, странную и чарующую гамму, не имеющую ничего похожего в западной живописи.

5. Поклонник искусствоведческих детективов. “История” Бенуа пронизана пессимистическими мотивами. Автор ставит неприятный вопрос: почему русская живопись не достигла того мирового значения и признания, каких сумела достичь наша литература? Почему Толстой был властителем дум континента, но никому в Европе не могло прийти в голову подражать живописной манере Александра Иванова? Во всем виноваты косные, устаревшие, догматические методы обучения в Академии художеств, отсутствие настоящего художественного вкуса у русской публики и склонность наших живописцев “рассказывать”, а не “показывать” в своих полотнах. На протяжении всей книги Бенуа находится в поиске идеального художника – индивидуалиста, не примкнувшего ни к одному течению, способного погрузиться на более глубокий уровень познания природы и человека. В конце книги этот идеал будет обретен в лице двух удивительных мастеров: одного, познавшего спокойствие и внутренний голос русского пейзажа, и другого, лучшего нашего портретиста и поэта чувств. Кто же они – ответ читателя ждет в последних главах. А “История…” Бенуа оказалась со счастливым концом: в течение двадцати лет после выхода книги именно русская живопись стала самой передовой и известной в мире. То был яркий и памятный расцвет, в котором поучаствовали и Александр Бенуа, и “Мир искусства”, и Дягилев, и многие другие…