4.5 Открытие Дункана Тоу (подражая авторам, использующим ни к чему не притянутые аллюзии)

— Я читаю про Ланарка, это великолепная книга, — заявляла я всем кому ни попадя на соответствующие вопросы. Но если быть точнее… вся восторженность моего высказывания относилась к Тоу. Просто-таки великое полотно, про Тоу. Образчик того, насколько хорошей может быть литература про детство и выкристаллизовывание из этого детства более-менее складывающегося человека (камень в курятник Dnapr 'a, который, кукарекая о недостатке такой литературы, петушится и не желает читать эти две части). Быстро проглотив, почти не почувствовав вкуса «первую» третью часть, я перешла к первым двум частям и упивалась.

Кстати, мне сильно повезло, что Тоу был художником. Нет, я не за то, что лампочки рисовать нет смысла, дали б мне лампочку — такое б зверство вместо лампочки нарисовал б, лампочку с оскалом… Но весь ход его мыслей горячо поддерживаю. Стрёмно становится лишь тогда, когда понимаешь, что всё-таки по большей части ты сам как раз такому и следуешь, а Тоу… Тоу кончил плохо… Сам автор говорит, что почти всё произведение (ну, эти две части) писал с себя, но позволил герою неистовствовать в тех вещах, где сам некогда приходил к компромиссам с окружающим миром, и это позволило ему выжить, а не утонуть в полубреду без гроша в кармане. Огромная благодарность автору за то, что не отпустил Тоу сладкой жизни и не прикончил роман приторным хэппи-эндом. Вышло непревзойдённо правдиво, и о таком человеке, о котором мне хотелось бы читать, а не о всяких там Ванечках-встанечках-Никитах-Багровых внуках, коими пухнет русская литература.

Но как я его понимаю, чорт! И дело не только в сходстве суждений и характеров. Я понимаю его как человека с экземой в принципе, ибо и меня из-за экземы долбали соседи, вынуждая чувствовать себя недочеловеком каким-то, изгоем общества по внешнему, далеко не приметному признаку, и уж тем более заведомо никому не вредящему. Понимаю его одновременную неприязнь и тягу к компаниям, в которые собираются его друзья-приятели.
Да уж, попадись мне живой Тоу, непременно бы его полюбил.

Что касается обрамления… ну, института здоровья и пребывания Ланарка в Унтанке… оно попросту не такое сильное. Если я буду советовать кому прочитать эту книгу, то непременно с указанием определённых частей, а не всю. Впрочем, есть ещё светлое место в романе — где герой встречается с автором. Автор! Какой же ты хороший автор! Ты не пощадил себя, и скорей изничтожил, чем приукрасил! Перед нами обрюзгший старик, подвластный воле времени, тенденций и т. п. Даже в некоторой степени — воле персонажей. Ланарк бежит своего автора, честно предупредившего его, что «хорошо» не будет. Не будет в том смысле, в котором приемлет Ланарк, вот Тоу бы такая жизнь вкатила. Ланарку чужд Тоу, несмотря на то, что он был Тоу — как он, однако, резко и непонимающе судит о том, что Тоу не умел наслаждаться, — да что он знает вообще, ничем не занятый, об упоении работой, своим делом, которое по душе, да все эти терзания, о том как, где и что нарисовать — уже наслаждение! Тоу расписал церковь, а чего достигла серость в лице Ланарка? Экстракт обыденности жизни: пару раз перепихнуться, водрузив рядом с собой далёкую от себя и непонятную женщину, истерящую всякий раз без повода, и сбежавшую вместе с сыном, чуть ли не из утробы начавшим рассуждать, к человеку, более близкому ей по складу и понятиям — я одобряю это её решение, но не совершенно глупое стремление Ланарка из кожи вылезти, чтобы быть рядом с ней.

Могу ещё сравнить оригинальность построения романа с композицией «Облачного атласа»: если в «Атласе» всё было как нельзя более связано, и смысл был в самой связи, и ни одна история не уступала другой, то здесь середина просто затмевает края. И не нужно было делить на две части рассказ о Тоу, там, в сущности, нет логической границы. Это просто рассказ в рассказе, не более того. Поэтому части о Тоу — безапелляционно в излюбленные произведения, а всё остальное даже до десятки, увы, не дотягивает.