5

От надежд и упований
Жди лишь разочарований.

Тирсо де Молина

Рамон дель Валье-Инклан вводит читателей в мир грез и ностальгии. Странный мир, где за осенью следует лето, а за весной - зима (именно таков был первоначальный порядок публикации "Сонат").
Четыре времени года проходят перед нами, четыре времени жизни маркиза де Брадомина, самого необычного из донжуанов - католика, некрасивого, сентиментального. Как резко он отличается от самоуверенного Севильского Озорника! Здесь нельзя встретить Каменного гостя. Вместо статуи Командора новый Дон Жуан сталкивается с чем-то более обезличенным, но не менее безжалостным - с историей.
Весна - это Италия; юный папский гвардеец; первая любовь. На плечах - плащ повесы Альмавивы, на голове - волшебный шлем Мамбрина, и впереди, конечно же, грезятся славные подвиги и верность прекрасной даме.
Лето - это Мексика. Маркиз де Брадомин плывет в другое полушарие за экзотикой, разумеется, но это также путешествие в воображаемое прошлое, поиски некой "Испании, которую мы потеряли". Но находит он лишь пламенную чувственность Ниньи Чоле. Империя ацтеков, слава конкистадоров - лишь затерявшийся в веках мираж, прошлое возвратить не получается. Былые авентуреро, некогда бравшие в плен императоров, в прозаическом XIX веке стали обычными разбойниками. А Брадомину остается только вздох: "О, мой старый народ, народ солнца и быков, сохрани же на веки вечные твой дух лжи и кичливых преувеличений и погружайся в сон под звуки гитары".
Осень - это родная писателю Галисия; серая пелена дождя; умирающая прекрасная женщина. Невыразимо печален разрушающийся дворец, где угасает Конча, бледная, "как те лилии, которые кладут в гроб: начиная увядать, они пахнут особенно нежно".
Зима - это страна Басков и претендент на трон, которому не бывать королем. Возвышенные речи во славу Правого дела едва прикрывают убогую реальность. Один из персонажей говорит об этом прямо: "Нет больше ни подвигов, ни войны, все стало комедией. Генералы альфонсистов удирают от нас, а мы - от них. Все только норовят побольше галунов нацепить, а на деле-то стыд да срам".
Нереально красивый, чуть вычурный язык Валье-Инклана удивительно сочетается с пронизавшей повествование грустью. Даже в юной, весенней сонате - не торжество жизни, но смерть, печаль по ушедшему, невозвратимая утрата. Чем дальше, тем больше нарастает ощущение горечи: свою утраченную Испанию Брадомин так и не находит ни в Мексике, ни на родине.