4

В принципе я люблю абсурд. Мне нравятся его странные закавыки и сатирическое, доведенное до крайности всего чего можно, отражение действительности. Я изначально не склонна считать представителей этого жанра "шизофреническим бредом" и понимаю, что в таких произведениях нельзя искать логику на поверхности и совсем уж глупо возмущаться несоответствием происходящего каким-то там физическим (химическим, общественным, etc.) законам.
Однако вот ведь какое дело - с абсурдом очень легко переперчить. Уйти не вглубь, а вширь, завязнув в самоповторах, пусть и на разные лады, но пересказывающих, по сути, одну и ту же мысль.
И главная проблема "Швейцара" состоит, на мой взгляд, как раз в этом - в обмельчании картинки за счет увлеченности автора всего двумя узкими темами, изложение которых он развёз на целый роман (хотя и небольшой по объему, в электронке было всего 177 страниц).

Поясню на сюжете.
История, прихотливо изложенная от имени загадочных "мы", коих в не менее загадочном "здесь" насчитывается "более миллиона" (по контексту выходит, что в виду имеются кубинцы-эмигранты и их североамериканская диаспора), рассказывает о юном Хуане, который, в силу общей своей мечтательной никчемности, не сгодился в Нью-Йорке ни на что, кроме работы швейцаром в неком элитном жилом доме.
И вот, пока он открывал двери бессчетным жильцам, ему в голову пришла мысль, что он непременно должен перейти от буквального к фигуральному и заодно распахнуть всем этим симпатичным людям двери к счастью (так и не поняв, впрочем, где такие двери обретаются). С этой целью он пытается заговорить поочередно с полутора десятками жильцов. Однако ни один из них просто не способен его услышать, поскольку до крайности увлечен собственной "спасительной" концепцией-верой, в которую тут же пытается обратить несчастного швейцара.
На притопы с жильцами отведено пол-книги. Хуан встречается с одним, лелеет надежду рассказать про "дверь в счастье", но тот начинает чудить. Хуан заговаривает со следующим, и следующую главу чудит уже другой. Галерея типажей, конечно, восхищает своей яркостью и уместной обличительной сатиричностью (прекрасны все - от безобидных любителей раздавать леденцы и пошляков с орангутаном до озабоченных самоубийц и фанатичных коммунисток с медведем), однако очень быстро скатывается в скучное, чрезмерно затянутое перечисление. А вот, посмотрите, бывают еще такие люди. И вот такие. И еще такие...

Не обретя последователей среди людей, Хуан умудряется снискать славу среди их животных.
Дальше (не сочтите за спойлер, ибо спойлерить при такой умозрительной иллюстративности и бессобытийности почти нечего) следует описание собраний собак, кошек, попугайчиков, рыбок и прочих крыс и детальное прояснение занимаемых ими жизненных позиций. Ладно, теперь мы понимаем, что мигранты (как мне показалось, речь в этой части идет, скорее, о них, чем о человечестве в целом) могут прятаться или, напротив, лезть на глаза, стремиться к тому или к этому, жить так либо эдак. Но это абсурдистское изложение житейских философий растягивается... аккурат на вторую половину книги. Ладно, пусть за минусом полутора десятков страниц финального хуано-животного твиста. Не слишком ли много для пояснения одной-единственной идеи многополярности суждений?

В результате история буксует на самоповторах и становится откровенно скучной.
А обличая в конце философов, автор как будто говорит отчасти и о себе:

Самое грустное, что мир до отказа забит плодами их трудов, слезливыми и претенциозными творениями, перегруженными словесной заумью, которые представляют собой всего-навсего благоглупости истеричных эксгибиционистов, вознамерившихся доказать свою гениальность

Никакие орангутаны и медведи не спасут того, кому почти нечего сказать.
Пусть даже автор и наделен потрясающей наблюдательностью и умением засюрить и заабсурдить увиденное и обдуманное.

Приятного вам шелеста страниц!