5

История публикации "Когда я был настоящим" похожа на историю "Лолиты". Первое издание романа вышло в "Метрономе", наследнике"Олимпии Пресс", которое выпустило из под своего пресса "Лолиту" Набокова, "Моллоя" Беккета, "Голый завтрак" Берроуза и еще несколько примечательных авторов вроде Батая и Миллера. И примерно так же андерграудный роман меньше чем за год превратился в бестселлер. Хотя вокруг "Лолиты" все же был скандал, а книга Маккарти обошлась без этого

Рассуждать о том, как роман Маккарти, лишенный всяких примет и характеристик потенциального бестселлера, превратился в таковой, можно долго. Можно предположить, что он предстает романом-концепцией, романом-трактатом в котором нет ни одной ссылки на философа, нет сложных терминов и длинных предложений. И при этом сам роман можно долго и тщательно разбирать на разных уровнях с большим удовольствием и еще большим количеством слов, поскольку Маккарти почти ничего не затемняет, а все говорит просто и понятно. По одному из взглядов, этот роман не что иное, как эпитафия ситуационизму.
Сюжет "Когда я был настоящим" преступно прост, так же как и его язык. Итак, есть повествователь, имени которого мы так и не узнаем. Еще до начала книги с ним произошла некая авария из-за которой он некоторое время пролежал в коме. Ответственная за это корпорация выплатила ему грандиозную компенсацию за произошедшее - 8,5 миллионов фунтов. Однако, есть проблема - герой перестал чувствовать себя настоящим. Он потерял свою идентичность. Еще с момента восстановления после травмы, когда из-за повреждения мозга ему пришлось заново учиться двигаться. Теперь он на всю жизнь обречен не ходить, а очень подробно подражать тому, как он ходил раньше. Не брать в руки морковку, а детально продумывать, имитировать каждое движение мускул когда он брал морковку раньше. Он смотрит в кино на Роберта де Ниро, как он прикуривает сигарету, идет по улице - и видит, что Де Ниро - настоящий, а вот повествователь - нет, он б/у. Однако внезапно герой будто бы вспоминает время и место, особенно место, в котором он чувствовал себя настоящим. И, вооружившись своим капиталом, он решает полностью восстановить это место, вернуть к жизни время когда он был настоящим.

В романе есть приметы влияния французского модернизма - трилогия Беккета, романы-лабиринты Роб-Грийе. И при всем при этом "Когда я был настоящим" чем-то неуловимо напоминает романы Владимира Сорокина, только сдержаннее. Ближе всего "Когда я был" стоит к "Сердцам четырех". Их объединяет то, что Маккарти и Сорокин делают не столько литературу саму по себе, сколько некий художественный жест, когда книга не суть текст, а арт-объект. Примечательно, что оба писателя вышли из арт-тусовки. Сорокин начинал в среде московских концептуалистов, а Маккарти, вдохновившись дадаистами и ситуационизмом Ги Дебора, основал "Международное общество некронавтов" и провозгласил смерть основой и сутью всякого творчества. И оба писателя издавались в России в интеллектуальном "Ад Маргинем". И так же оба писателя не размениваются на идеи, посылы и месседжи. Они не предоставляют красот речи и фигур ума. По большей части, роман Маккарти может и не содержать в себе никаких идей, поскольку сам он суть голая концепция и её выражение - стерилизованное и выхолощенное. Интонация романа - безжизненная, это монотонный и немногословный бубнеж.

Герой старательно подмечает структуру обыденных вещей, раскладывает их на составляющие так же, как раскладывается на шаги и действия поднятие морковки. Он дотошно перечисляет элементы места которое хочет восстановить. Не обнаруживая идентичности в себе, он навязчиво хочет выделить её из окружающей действительности, создавая странную конструкцию, в которой идентичность невозможна без окружения, которое вырастает из воспоминаний об идентичности. Он детально прорабатывает элементы своих реконструкций (она будет не одна) вплоть до движений специально нанятых актеров. Если он разговаривает по телефону с кем-то, то представляет не собеседника, а пространство вокруг него, рабочие кабинеты и помещения.

Один из очевидных путей понимания романа - рассмотрение его как исследования травмы. Есть предположение, что каждая реконструкция героя так или иначе связана с той самой травмой из-за которой он и потерял свою "настоящность". Синий цвет, падение, смертельная опасность и другие элементы пусть и не восстанавливают травму дословно, но все имеют с ней нечто общее. Это петля, изогнутая восьмеркой (герой так досадует, что к совершенной форме числа 8 добавили еще полмиллиона). Каждая реконструкция зацикливается, они повторяются из раза в раз, как и травматическое переживание, которое вытеснено в бессознательное. Следуя логике наркомана он стремится ко все большим дозам кайфа, не осознавая и не желая осознавать свою травмированность. Ему хочется повторять события, а не рефлексировать над ними.

Помимо функционирования травмы - ну правда, стоило ли писать роман про цикличность травмы? - Маккарти исследует и её действие. И говорит о том, что смерть в жизни - реальная вещь, стоит лишь травмировать нашу идентичность - хрупкую и тонкую субстанцию и человек, обладая всеми данными полноценного человека, перестает быть таким. Помимо самой травмы, "Когда я был настоящим" говорит в полной мере о любимой теме Маккарти - о смерти. И здесь можно предположить, что весь роман - один бесконечный и статичный портрет смерти. Оказывается, что смерть - это повторение

Все они имели целью, единственной целью, одно — позволить мне стать непринужденным, естественным, слиться с действиями и предметами, пока не останется ничего, что нас разделяло бы — и ничего, что отделяло бы меня от того, что я испытывал в каждый конкретный момент: чтобы не требовалось ни осознавать, ни сперва учиться, потом подражать, чтобы не было ничего из разряда б/у, никакого самокопания, ничего — никакого кружного пути. Чтобы стать настоящим, я предпринимал невероятные усилия. И все-таки ни разу не остановился и не спросил себя, получилось ли.

Это покажется немного странным, но в романе есть много комического. Это не означает, что он смешной, строго наоборот, но в нем есть очень четкая комическая пульсация. Анри Бергсон считал, что повторение - основа всякого юмора. Маккарти часто ссылается на Бергсона в своем обширном эссе "Тинтин и тайна литературы". И при этом писатель открывает некоторые подходы к расшифровке своего романа. Повторение, удвоение - все это, по Бергсону, комично. Почему? Все дело в том, что жизнь предстает как чистая уникальность, неповторимость. Повтор полностью противостоит жизни, это смешная и веселая фальшивка. Поэтому, главный герой романа не только травмированный психопат, но и обладать высочайшего, находящегося за пределами добра и зла, чувства юмора. Он делает из жизни ритмично тикающие часы, которые всегда возвращают стрелки на исходное место. В них можно заменить любые шестеренки. Отчасти поэтому роман выглядит таким угрюмым и монотонным - Маккарти погружает всё действие в атмосферу индустриального Лондона, в котором словно нет ничего, кроме механических и бетонных конструкций, на которых, как на сцене, разыгрываются бесконечные игры ненастоящих людей, а время - лишь машина повторений.

Во время чтения иногда кажется, что Маккарти вот-вот что-то сделает с повествованием, добавит финт, приведет героя если ни к чему-то трансцендентному, то к чему-то богохульному, к величайшей реконструкции. Но он этого не делает - "Когда я был настоящим" невозможно испортить пересказом сюжета, потому что весь роман - одна сплошная зацикленная реконструкция чувства смерти. И обыденности смерти. "Когда я была настоящим" с легкостью можно было бы превратить в более жанровое произведение - триллер, черную комедию или экзистенциальную притчу. Но Маккарти стоит на своем, отвоевывает право на главенство концепции над мельчайшей тенью развлекательности.

Можно сместить акценты и увидеть в романе миф о сотворении мира, пусть это и микроскопические миры, полные идентичности для того, кто их создает. Для главного героя созданные им реконструкции абсолютно правильны и кажется логичными, как и любое утверждение психопата, но для читателя запускаемые им процессы иррациональны. Зачем так настаивать на запахе жарящейся печенки? Зачем так настойчиво воспроизводить как соседка-старуха поднимает мешок с мусором? И зачем раз за разом сажать на соседнюю крышу котов, если они всегда падают вниз и расшибаются? Ответ героя - без этого я не буду чувствовать себя настоящим. Границы его мира ограничиваются границами реконструкций. И в этом проглядывает изнанка другого процесса - процесса творчества. Западные рецензенты отмечали, что роман Маккарти - аллегория искусства как такового.

Это не самый лестный взгляд на литературу, в нем много от прагматики и много измышлений в духе французских философов ХХ века. В данном случае, литература по Маккарти - машина для фальшивок. Так герой настойчиво говорит о преследующем его запах кордита, хотя он никогда не имел с ним дела. Смотря на реальность через литературу, через реконструкцию, мы можем больше не увидеть в реальности ничего реального. Она покажется ровно такой же безделушкой из машины подделок. Это ироничный, комичный взгляд на литературу, взгляд, осознающий несовершенство творения, несовершенство реконструкции, которую проводит писатель в погоне за чем-то настоящим. Однако, это не поворот в тупик, поскольку настоящее не умещается в категорию какой-то абсолютной истины. Настоящее существует только за счет подделок, реальность зависит от реконструкций и, как ни парадоксально, они предшествуют ей. Славой Жижек называл это онтологией незавершенной реальности.
Можно предположить, что трещина, которая напомнила герою о месте в котором он был настоящим вовсе не возникла на стене. Стена возникла вокруг трещины. Так или иначе, но все начинается с раскола сплошной структуры. Травма, трещина в штукатурке, которая расширяется и открывает герою картину места в котором он будет настоящим.

Создание копий и реконструкций направлено на одно - приближение к реальности. Однако, в реальности героя ожидает травма, та самая, которая отобрала у него идентичность, поэтому реконструкции не столько путь к реальности сколько к смерти. Чувствуя себя ненастоящим, герой сам становится только реконструкцией, копией реальности, которая никогда не сможет создать чего-то реального. Только анфиладу таких же копий. Реконструкции героя одновременно и результат травмы, и желание её преодолеть, погрузиться в четко размеренную определенность, исправить травму, всё вернуть и найти себя потерянного. Найти себя настоящего. Кажется, совсем человеческое желание. Однако, подлинная настоящность проявляется только тогда, когда реконструкция ломается, чтобы через трещину реальность хлынула в неё. Вместе со смертью.