4 Две обороны у грани земли и моря

Сами мемуары, что по Одессе, что по Севастополю носят ощутимый "штабной" тон, примерным аналогом можно назвать мемуары Штеменко о ГенШтабе из приходящего на ум сравнения. Это прежде всего несколько отстраненная от переднего края оценка противника и собственных войск, какими силами обладают стороны, на каких позициях находятся, что можно ожидать от врага и чем ответить. Что с резервами и подготовкой, что с боезапасом и управлением артиллерией, где держать считанные единицы танков и как использовать те же единицы истребителей и штурмовиков. Любопытная деталь - в обороне Севастополя изначальное обилие сводных частей моряков в бригадах и неравномерно вышедшие из боев части Приморской армии привели к тому, что главным счетным мерилом Второй Обороны стали батальоны, которыми меряли и полки и дивизии, хотя по условиям постоянных потерь в СОРе батальоном считалось все, что больше двухсот человек по численности. Боевая часть, кроме россыпи привычных для советского времени описания подвигов солдат и офицеров, демонстрирует работу штаба по выравниванию положения, с каких спокойных участков можно взять войска для подкрепления, время ли использовать драгоценные резервы или даже отойти и спрямить линию фронта - но в условиях осажденного города это даст артиллерии противника возможность обстреливать то-то и то-то. Особенно этот огневой периметр заметен в первой части по Одессе, даже Григорьевский десант, первый на Черном море, был ответом советского командования на сужение фронта с восточной стороны, что дало возможность стрелять по порту.

По Севастополю много умолчаний, но не штабного уровня, а именно боевого, с негласными табу в советской мемуарной литературе. Другое дело, что в конце января 1942, года угодив под вилку вражеской минометной батареи, Николай Иванович был тяжело ранен и выбыл из строя до конца марта, пропустив тем самым неудачные наступательные операции СОРа в попытках отбросить немцев в северных секторах, где положили много людей и потратили много драгоценного боезапаса. И ужесточение транспортной блокады города с весны в воспоминаниях уже намекало на печальные последние недели обороны, с ее перманентным снарядным дефицитом. Еще и обойденного вниманием стало полное выпадение скажем так не факта боев в первой половине июня в III и IV секторах, а их непосредственные итоги, потому что буквально на соседних страницах было написано, что "15 июня линия фронта осталась без изменений" (сплошной обороны в секторах не было уже несколько дней), а потом переключается на героическое сопротивление последних защитников Северной стороны в исторических укреплениях. Вся концовка севастопольской эпопеи написана так, как будто автору хотелось это забыть и никогда не вспоминать. Я, к сожалению, не смог найти ЖБД Приморской Армии именно в эти дни июня, маршал достаточно часто его цитирует. Хотя в послевоенных конференциях он участвовал и разговаривал с адмиралом Октябрьским, и какие-то детали уточнял у него лично. Можно отметить еще роль литературного редактора Н.Н. Ланина, который смог найти баланс между личными впечатлениями маршала и его чисто военными и профессиональными рассуждениями. Зачастую, в советских военных мемуарах, написанных штабными неграми и приданными литераторами, процент "оживляжа", выспрошенного из памяти мемуариста куда выше. Эвакуированный военачальник отбыл к Волге, где его умения обороняться на грани земли и воды опять пригодились. Об этом есть следующий труд, Сталинградский рубеж, до него дойду в ближайшие месяцы в рамках новой серии по боям ВОВ на южном участке фронта.