4 В сказку можно попасть, а можно и попасться.

Я медленно всплываю, сражаясь с клубами горячего воздуха и тяжелыми воздушными подушками. Нет, я медленно пробираюсь через тёмное подземелье, ощущая опасный запах фиалок. Нет, не так, на самом деле я бегу при свете луны через запретный лес, где тут и там раздаются крики потерявших меня надзирателей. Хочется бежать от этой книги, хочется от неё уплыть, скрыться. Другое дело, что она не даст такой возможности.

Вот я и попалась. Перед нами сцена идиллической семейной жизни в «Жабьей просеке» - владеньях Матушки-гусыни, любящей своё потомство (но конечно мальчика-первенца больше) и сочиняющей удивительные сказки. Другое дело, что с каждым годом власть слов Матушки-гусыни ослабевает, и она уже не может держать всё под контролем паутиной своих сказок. И каким же болезненным было расставание: не хотелось терять связь с эльфами, потерянными принцами и храбрыми девочками-путешественницами. Но двери Детской закрывались за моей спиной, и ход повествования уводил всё дальше от пронизанной светом от лесов до лужаек «Жабьей просеки».

Тоби Юлгрив много говорит о братьях Гримм, об их вере, что волшебные сказки – это остатки древней религии, духовной жизни древних германцев. Ну вот, иногда я чувствую, что сказки – духовная жизнь этого дома. И я словно выпрядаю энергию. Я та самая фея, которая сидит и прядет на чердаке, я Матушка-Гусыня, я сплетаю вроде бы ничего не значащую утешительную сказочку, которая на самом деле… удерживает дом, не дает ему рухнуть.

На протяжении двадцати четырех лет мы наблюдаем не только за изменениями Общества, но и как растут дети в нескольких дружных друг с другом семьях: как их судьбы переплетаются и создают сложный узор. Своими фаворитами я выбрала семью Уэллвудов, где царствовала Олив – сказочница, чей мир был создан наперекор выгребным ямам, саже, грохочущим под землей ужасам и оседающей повсюду черной пыли. Она создала собственный уютный мир на зелёных полях Англии с той же силой, с помощью которой сочиняла сказки.

На лужайке у дома резвятся: Питер Пэн, а точнее Том – мальчик, который не хотел взрослеть, Дороти – девочка-ёжик, которая всегда хотела жить в реальном мире, Филлис – дитя кукушки, Гедда – протестующая против самой действительности, нежный Флориан, список можно продолжить, но в начале истории мы имеем такие исходные данные. И, конечно же, глава семейства – Хамфри, ох, как я его ненавижу и не понимаю, за что можно любить этого обаятельного рыжего мерзавца. Как же наша Матушка-гусыня успевала писать сказки, вытаскивать мужа из чужих постелей и присматривать за детьми? Во многом ей помогала незамужняя сестра Виолетта – тёмная лошадка, чей вклад в историю семьи заключается не только в мытье ночных горшков и кормлении младенцев. Конечно, были и другие семьи, а также персонажи, казавшиеся случайными прохожими, вносили коренные изменения в устоявшееся течение жизненного цикла. Если вы подумали, что «Детская книга» это своеобразная семейная сага, то вы не совсем правы. Легче перечислить какие стороны жизни Антония Байетт не затронула в своём произведении.

На рубеже веков дети вот-вот должны были стать взрослыми (а некоторые уже стали), и старшие смотрели на них, на свежую кожу, молодую грацию и неловкость, со смесью нежности, страха и желания. Молодые же хотели освободиться от власти старших и в то же время с готовностью обижались на любой намек, что старшие хотели бы освободиться от них.

Радикалы и революционеры. Фабианцы и либералы. Анархисты и мечтатели, живущие праздной и приятной жизнью. Рубеж веков, когда в обществе начинают бурлить самые различные настроения, человеческие массы хотят перемен, только вот не до конца осознают, какой ценой им могут достаться эти перемены. На страницах книги вы повстречаете известных деятелей искусства, которых, быть может, представляли себе несколько в ином образе: порицаемого Оскара Уайльда, не совсем психологически здоровую Вирджинию Вульф, Герберта Уэллса, Бернарда Шоу. Очень ярко были описаны революционные течения, в том числе движение суфражисток. Разве что к ним не проникаешься сочувствием, хотя мне наверняка стоило бы. Некоторые диалоги вполне могли состояться как между девушками в конце 19 века, так и в современное время, что весьма забавно:

- Ты не думаешь, что игнорировать половой инстинкт может быть опасно? Не боишься, что через двадцать лет изучения «Золушки» начнешь тосковать по детям, которых так и не родила?
- Но через двадцать лет беременностей, лихорадок, родов, сидения в четырех стенах – очень возможно, что я начну тосковать по «Золушке».

Немалое внимание Антония Байетт уделяет и плотской стороне вопроса. Да, конечно, сказки и политические интриги сопровождали человечество на всём протяжении его существования, но что же до страсти, любви и соития? Здесь пред вами широкий выбор: гомосексуализм как в мечтах, так и в действии, скрытые инцесты, подправленные педофилией. Но не расстраивайтесь, были и с любовью прописанные описания классических гетеросексуальных соитий. Правда, после них лично мне хотелось принять душ, стоит ли говорить про героинь – на их месте мне бы хотелось содрать себе мочалкой кожу. Определенно, многие не так себе представляли половую свободу, а искусный манипулятор этим воспользовался. До сих пор сердце болит за этих женщин.

Стоит ли читать «Детскую книгу», если вас не привязали к стулу и не заставили это делать с угрозой для жизни? Думаю, да. Если вы любите запутанные людские отношения, приправленные скандалами и незаконнорожденными детьми. Если в вашем сердце ещё осталось место для мрачных сказок. Если вам интересно качественное и глубокое погружение в другую эпоху – Антония Байетт даёт довольно много зацепок, чтобы вы продолжили своё путешествие уже в обществе учёных книг и статей по заданной теме. Я же в глубоких раздумьях, продолжать ли знакомство с автором.

Дальше...