4 Романтическая история любви во фрейдистских тонах. Времена года. Февраль

Романтическая история о первой любви, рассказанная во фрейдистских тонах

Когда же она была – эта первая любовь? Как её звали?
Какая из многих сменявших друг друга, появляясь то из соседнего двора, то из другого поселка, то откуда-то из неведомого и сказочного мира, который звался Гэ-Дэ-эР; кто из них была первой любовью?
Часто вопрос решался коллегиально: тебе нравится эта, мне – эта, ему – та. Абсолютно траспарентно. Абсолютно демократично. С соблюдением традиционной ориентации.

А ещё так было устроено в жизни, что маленьким мальчикам «нравились» взрослые тёти. Почему-то так устроено, что не все из них были красивыми и желанными. Но совсем не во взрослом смысле симпатии. Совсем не во взрослом. А что с нас было взять: Фрейда, САМОГО Фрейда не то, что не читали – знать не знали! Туземцы – что тут можно добавить?!

А где фигура Отца? Где – комплекс Электры? Где – переносы и контрпереносы с проекцией? А? Где всё это? Ну, конечно, в «Дикой собаке динго, или повести о первой любви»!

Пора пришла – они влюбились

Удивительно фрейдистская книжка, удивительно! Написанная совсем не по фрейдовским «лекалам» - так получилось. Так получилось, что всё вращается вокруг «фигуры Отца». Появившейся то ли вовремя, то ли не совсем. Но как случилось: «Неужели эта бегущая к морю река навеяла на нее эти странные мысли? С каким смутным предчувствием следила она за ней! Куда хотелось ей плыть? Зачем понадобилась ей австралийская собака динго?»

Просыпающееся взрослое чувство, какая метафора подходит для этого пробуждения? «Спящая красавица»? Улитка, выползающая из своего хрупкого домика? Гадкий утёнок, превращающийся в прекрасного лебедя? Или как раз «дикая собака динго»? Или, может быть, «Рассвет на другой планете»? «Рождение Венеры из морской пены»?

Конечен ли список?
Как по-разному ведут себя влюбленные друг в друга подростки и взрослые! Филька сходит с ума безумными поступками, чередующимися размышлениями «человека земли», живущим какими-то вековыми инстинктами, где сырая рыба, древесная сера и муравьиный сок – главная, здоровая и всё же – такая «первобытная» пища.
Коля, причесанный цивилизацией мальчик, его чувства совсем ещё незрелые, ну ещё более юные, как положено в развитии юноши – чуть отставать от девичьего взросления. Его беспомощность перед первобытным снежным ураганом – нет, не вызывает жалости к нему или какого-то чувства превосходства: всё ещё придет, всё состоится. Не вина и не беда, что не суровая Сибирь его «малая» Родина, а страна «Маросейка, дом номер сорок, квартира пятьдесят три».

Метафора: снежная буря.
Взрослые персонажи, в общем, даны крупными мазками, да – характерами, да – скорее контурами, чем прорисованными, частыми, мелкими и точными штрихами, - всё так. Собственно, они «даны» как необходимый «балансир» жизни только начинающейся, внутренней жизни подростков. Взрослая жизнь – чему она подобна в повести? С чем можно её сравнить, как выразить? Наверняка со снежным бураном: чувства и отношения – ведь идут по нарастающей, как и буря, не начинающаяся внезапно; сначала вместе идти легко, потому что понятна надвигающаяся опасность. Но вот приходит сама опасность, и это иная ситуация. Что-то пошло не так и где та ясность, желанность отношений? Начинается шторм, снежный буран – какая разница? Наступает час испытаний.

Как мы ведем себя в этот наступивший час? По-разному, по-своему, в соответствии с тем, кто и какие мы, застигнутые на своем пути жизненной бурей. Таня здесь – явный лидер, и потому что она взрослей, как это всегда бывает в таком возрасте с девушками, и потому, что она – местная, конечно же. Миг замешательства, но не роковой. Собственно, проявленный в этой сцене характер… что сказать? Скорее всего, он, характер, не сломается и в предстоящей войне.

Чего и кому не хватило в другой «буре», драме развода Таниных родителей? Кто повел себя не так? Кто виноват? Уже и не суть. Главное – как родители ведут себя сейчас, когда малюсенькие точки на карте огромной страны, вдруг сошлись в одной из них, где-то «далеко от Москвы». A propos. Мама Тани – отнюдь не графиня, но у них в семье есть служанка! Советский Союз, канун войны. Простая семья. Так вот. Наверное, это был знак времени советской литературы, когда герои её произведений были чуть лучше, чем бывают реальные, живые люди. Посмотрите на отношения взрослых между собой: сколько достоинства в их поведении между собой, в отношении Тани, которую они «не делят», мстя друг другу за прошлые обиды. Потому что центральная ось повести – фигура отца.

Фигура отца.

Не уйти от фрейдизма, да и ладно!
Олицетворение не только «прекрасного далека», но и реальной мужественности. Какая она – правда мужественности? Военная в первую очередь. Не случайны эти герои предвоенной литературы страны Советов, не случайны. Ни в этой повести, ни у Аркадия Петровича Гайдара. Все знали и понимали: война. Она на пороге. И олицетворение справедливой силы и мужественности – военный человек, офицер, защитник и опора. Надвигающаяся беда – это ведь вызов базовой потребности человека и общества – потребность в безопасности. Но этого мало: сила должна, обязана иметь «человеческое лицо».

Отец Тани, между прочим, совершенно безымянный в повести, и как это символично, как символично, и об этом чуть ниже – повторюсь, олицетворение не только силы, но и «прекрасного далека». Нет, не «дыша духами и туманами», конечно, но символ огромной жизни вне этой скорлупки затерянного поселка, чего-то неведомого и невиданного, как австралийская собака динго. Посмотрите: в символическом, знаковом поле, отец делает Таню взрослой фактом своей предыдущей жизни в стране «Маросейке», открывая, точнее – приоткрывая, а тем наделяя «невиданные дали» ещё большей притягательностью – большой мир вне мамы, вне семьи, вне малой родины.

Поразительна советская интерпретация, уверен – невольная – фрейдистской идеи «фигуры отца»! Эта советская интерпретация – она чиста, она – этична как антитеза «эстетики» бездны «греха» и «порока» чистого фрейдизма. Поразительно и другое: думаю, автор невольно «отвечает» на ох какую современную задачу=проблему, а именно. Где кончается Инстинкт и начинается Разум?

Эмансипация не инстинкта, но личности? Я – о концепте «абсолютной дозволенности и абсолютной свободы». Фраерман говорит: ответ – в человеческом в человеке. В том, что сделало человека человеком- самоограничении, табуировании и очеловечивании инстинкта. Положа руку на сердце:

как всё не просто бывает в отношениях отца и дочери, как всё не просто! И? Самоограничения взрослого и ответственного человека – ничего другого человеческая цивилизация на сегодня не придумала. Прочтем: «Она только прислонилась к нему, прилегла немного на грудь. Но сладко! Ах, в самом деле сладко лежать на груди у отца!»

Но в самом деле: образ мужчины, из кого он должен складываться у девочки, девушки? Ответ очевиден. Но кому много дано, с того и много больше спросится. Сильный обладает единственной привилегией: быть ответственным за всех. И в этом, между прочим, «ответ» на известное чеховское «все виноваты». С чем трудно согласиться по другим причинам. Помните, как у Тани замерло, ёкнуло сердце, когда «… впервые на деревянном низеньком крылечке Таниного дома зазвучали иные шаги, чем она привыкла слышать, - тяжелые шаги мужчины, ее отца». Сколько раз потом будет ёкать сердечко, от звуков, или наоборот, от их отсутствия девичье сердце! Сколько поводов жизнь даст для его, сердца, замираний!

А пока… «пора пришла – она влюбилась». Всё, как у другой девушки, чья фамилия начинается на букву «Л», а имя на букву «Т».

Заключение
В том возрасте, когда пишется этот текст, конечно, нет остроты тех переживаний, что проживаются в том самом возрасте наших героев книги, тех поступков, что в другом возрасте уже и не сделаешь, наверное, а потому и читается соответственно. Но текст написан ради другого. Какая она – девочка, девушка, женщина? Какая? Сколько мальчишеских мозгов сворачивались от неразрешимости проблемы! А сколько ещё свернется! Чего она хочет? И хочет ли? Как понравится ей? И как жить, если в ответ услышишь: «Нет»?

Как произнести, как признаться: «Я тебя люблю»? Вы знаете слова. Которые своей тяжестью сравнимы с первыми «опытами» их произнесения? Это потом, потом, с каждым разом произносить их будет всё легче и легче. По крайней мере – мужчинам. С увеличивающейся степенью утилитаризма. С уменьшающейся степенью «чистого чувства». Но всё это будет позже, не сейчас.

А когда читалась эта книжка в детстве, совсем-совсем иначе она читалась, совсем иначе понималась. И нравилась совсем за иные достоинства.

Но что было точно, так бесчисленные попытки повторить мастера татуажа – Фильку – с его вырезанными из бумаги буквами, сложившихся в комбинацию единственного на свете имени. Имени своей любви.

«И, обнявшись, они неотступно смотрели все в одну и ту же сторону, не назад, а вперед, потому что у них еще не было воспоминаний».