Человечество - без облагораживания его животными и растениями - погибнет, оскудеет, впадёт в злобу отчаяния, как одинокий в одиночестве.

Андрей Платонов.

Много ли было писателей, понимавших душу и тоску животных и растений ? - Пришвин? Лондон? Толстой?
После прочтения "Холстомера", Тургенев даже сказал, что Толстой в прошлой жизни был лошадью.
Кем в прошлой жизни был Платонов? Какая наивность, понимать душу, как нечто "круглое", цельное, улетающее на небо ли, возвращающееся на землю ли, словно перелётные птицы, устав от света и тепла.
Душа - каждый миг рождается в человеке, бьётся воробышком в груди, ветвится деревом, обнимая растения, животных, людей и облака.. Пробивается из земли ресницами травы ( словно живыми, медленными лучами неведомого солнца в земле) и внимательными, голубыми глазами цветов, неустанно перерабатывая ночь земного праха и смерть, в свет и жизнь.
В любви Платонова к животным есть что-то от любви к ним Есенина, которого он любил.

В истории на этот изумительный рассказ, с таким воробьино-непритязательным названием, хотелось бы косвенно очертить и другие моменты из романов и рассказов Платонова о животных.
Если бы Кафке приснились некоторые вещи Платонова, он бы проснулся в поту, быть может даже вскрикнув, что где-то на земле сбылся творческий ад его произведений, как-то мучительно сладко и темно смешавшись с возможностью рая : седой воробей, бегающий пешком по занесённой снегом земле, дабы не мучить уставшее тело рваными и тёмными ветрами ночи.
Кафка просыпается, проводит рукой по холодным складкам простыни, словно по застывшей позёмке, чему-то грустно улыбается. Под свесившейся на пол белоснежной простынёй, попискивает мышка..
Вспоминается почти забавный анекдот про Хемингуэя, Платонова и Кафку ( анекдот в конце истории).
Ночь, улица, фонарь, разбитое стекло. За мальчиком бежит седой музыкант, окно которого, цветущее зимой райскими цветами и папоротниками, разбил этот мальчик. В холодной и пустой комнате, в сугробе простыней, умирает воробей.

Старый музыкант играл на скрипке у памятника Пушкину, играл для жизни и людей. Но однажды к нему стал прилетать воробей, и случалось, что он играл для него одного.
Воробья, словно Элли из сказки, уносит странным ураганом в африканские, жаркие, райские страны.
Куда уносит душу, когда она слушает музыку и стихи ? Узоры музыки и стихов и сами похожи на заиндевевшие узоры на стекле искусства, на обещание рая. Стекло обращается в "тонкий лёд счастья", покрытый паутинками трещин, и по нему, словно по водам, ходит душа.
Но воробей тоскует в этом южном раю по музыканту и хлебу. Душа музыканта тоскует по воробью. Жизнь тоскует по тому, о чём поёт музыка.
Растения, животные ( иногда у Платонова кончающие с собой), люди и даже земля, ворочаются в тёмном бреду одиночества, словно бы томясь вспомнить что-то вечное, всеми забытое.
Добрые, одинокие, грустные животные, словно сбывшиеся слова Христа о солнце, льющее свой свет на праведных и неправедных... живыми, ласковыми лучами, льнут они к музыкантам, ворам, растениям, земле, то обнимая, согревая их бытие, то грустно отражаясь от них в ветер ночи.
Воробьи на проводах вдоль вечерних дорог, словно музыкальные знаки самой жизни...

Россия. Зима. Разбивший стекло мальчик убегает от разъяренного дворника.

Мальчик бежит и думает: «Нет, ну так решительно нельзя. Я из хорошей семьи, я хочу учиться, саморазвиваться. Хочу, в конце концов, быть, как мой любимый писатель Эрнест Хэмингуэй — мужественным, сильным… На пляжах Кубы ловить рыбу. А не от дворников в этом городе убегать».

Куба. Жара. Эрнест Хэмингуэй, действительно, мужественный и сильный, сидит на пляже и пьет из горла ром, окруженный жаркими кубинками. Хэмингуэй думает: «Нет, это — не жизнь. Никакого героизма тут нет. Народу ничего не нужно, 24 часа в сутки жара, мозги плавятся, женщины толстые. Вот бы сейчас в старушку Европу, к писателю Кафке, мы бы с ним выпили хорошего чешского пива, поговорили об отцах, Флобере, смысле жизни.

Прага. Моросит слепой дождь. Кафка сидит в тускло освещённой комнате. Смотрит в ночь окна : словно мыши в мокрой траве листвы, мечутся воробьи. Жизнь так абсурдна. Вот бы мне в Россию, - думает он - куда я уже давно хочу съездить, к близкому мне по-духу писателю Платонову, он бы меня понял, мы бы с ним поговорили о человеке и абсурде жизни.

Зимний Воронеж. Андрей Платонов, в тулупе несется по закоулкам города за мальчиком и думает: " Б..дь! поймаю - убью!"