К Танидзаки и его книгам эта история никакого отношения не имеет или имеет, но очень косвенное, азиатское.

"Первые восемнадцать языков очень трудно изучить, но зато потом — все остальные языки сами входят в рот", — говорил своим ученикам Жирмунский.
Есть у меня знакомый лет 40-ка по имени Константин, хотя все его зовут Костик; летом и осенью зарабатывает тем, что водит экскурсионные паровозики в одном из пригородов Санкт-Петербурга. Однажды Костик позвонил мне и спросил: подзаработать не хошь?
— Кто не хочет? Что делать надо?
— Ты корейский знаешь?
— Нет, только слов 30 наскребу.
— А английский?
— Ну-у-у... Херовенько.
— Ну объяснить, как пройти да сколько стоит, сможешь?
— Смогу.
— Завтра в восемь утра заеду.
На следующий день сонный сажусь на заднее сидение микроавтобуса Костика, и мы вдвоём едем в пригород, по пути он вкратце рассказывает о халтуре, сводившуюся к зазыванию туристов на паровозики. Начальника Костик звал по погонялу: Дрыщ.
— А Дрыща-то как зовут? — поинтересовался я.
— Дима. Слушай, — продолжает Костик, не поворачивая головы, — а филиппинский — есть такой язык?
— Не знаю. А что?
— Да так. — И тут же: А таиландский?
— Не, тайский есть, а таиландского нету.
— М-м-м, — промычал Костик и умолк.
Приехали. Высаживаемся и идём к будочке кассы, у которой стоит франтовато одетый парень с нарочито небрежно уложенной причёской. Лёгкий бежевый пиджак, белые брюки, квадратные солнцезащитные очки, на пальце посверкивает золотой перстень. Приблизившись, по морщинам на лице вижу, что это уже не парень, а мужчина, давно перешагнувший тридцатник, но всё ещё цеплющийся за молодость. Помимо этого что-то в его манерных движениях рук и вмиг надетой при нашем появлении улыбке, мне жутко не нравится. Несколько мгновений изучаю его, потом отвожу глаза вбок. Спустя полчаса, когда Дрыща уже не было, Костик утвердительно ответил на мой вопрос: да, дует. "И скорее всего не только дует", — подумалось мне. Целую минуту меня распирало от гордости за умение разглядеть человека.
Но это было чуть позже, а сейчас я жму ему руку и представляюсь.
— Вот, — заговорил Костик, — человек знает английский, корейский, японский, тайский, китайский...
Мы с Дрыщом вытаращили глаза на Костика: Дрыщ — с изумлением, я — с изумлением и тревогой. Я оправился быстрее: когда Дрыщ повернулся ко мне, моё лицо было безмятежно, как утреннее сентябрьское небо над нами.
— А где ты учился? — благоговейно спрашивает Дрыщ.
И тут я с удивлением слышу свой уверенный голос:
— Восточный факультет, СПбГУ.