Темнота ожила лёгким, острым блеском комариного писка, словно бы проколовшего тишину, темноту...
После просмотра ужасов, а особенно таких как "Дракула", словно в детстве, порою боязно спускать в темноте ноги с кровати, заглядывать под кровать..
Забавное это чувство. Вроде и не ребёнок уже, но "ужасы", поэзия ужасного, пробуждают в нас, в самой нашей крови нечто такое, чем первобытный человек, большими, перепуганными глазами ребёнка смотрел на большой, безумный мир, наполненный чудищами.
Приятно вот так сквозь тысячелетия ощутить тёмный холодок щекотки нежности и страха у себя под сердцем, в животе, ощутить этого древнего ребёнка в себе, с его лирическим ужасом и абсурдным взглядом на мир.

Кадр из фильма Джима Джармуша "Выживут только любовники"

Дальше...

Лето. Жара. Лежу в кровати один... нет, нас двое - он и я. Словно ребёнку, подыгрываю этому древнему человеку, даю ему волю мыслить, бояться, со стороны наблюдаю за этим...
Комар, простой комар с противным писком, словно бы целующим тебя в ухо и щёку, кружит надо мной, не даёт уснуть
Включаю свет. Среди ночи ищу этого кровопийцу, но его нигде нет.
Подхожу к шкафчику, заглядываю за него, а там...этот подлец, словно Кириллов из "Бесов" Достоевского, притаился за шкафчиком, прижавшись спинкой к стене, и замер : улыбается, смотрит на меня, я - на него.
Шкаф слегка отстраняется в сторону. Комар улетает.
Выключаю свет, и быстро, чтобы в темноте мои ноги не остались наедине со зловещей, зоркой темнотой под кроватью, запрыгиваю в кровать.
Тишина, темнота прокалывается ярким писком с другой стороны комнаты.
Этот писк невозможно вынести долго : так в наших кошмарах и аду воспоминаний и жизни, вдруг гаснет свет, и в комнату что-то, кто-то входит. Дверь закрывается. Эти скользящие по полу и стенам тени тишины невозможно долго переносить.
Пусть уж лучше сразу набросятся на тебя, лучше встретить ужас и абсурд мира лицом к лицу, и хоть равноправный миг, но противостоять ему, чем выносить это тёмное приближение пульсирующего страха.
Словно ребёнок от чудовищ, укрываюсь с головой пододеяльником ( словно он может спасти от чудовищ!).
Этот древний ребёнок во мне радуется, идиотически улыбается под пододеяльником. Вдруг - подлый писк исподтишка под пододеяльником..
Откидываю зло душный пододеяльник, и пытаюсь слепыми хлопками ладонями настигнуть кровопийцу.
Если бы кто-то в этот миг подсматривал за мной в окно, то он увидел бы следующее : среди жаркой ночи, укутанный словно привидение в простыню человек, приподнимается на кровати, и начинает аплодировать смеющейся, холостой темноте с не менее идиотской улыбкой на своём лице ( первобытному подлецу во мне весь этот абсурд приходится по вкусу)

Остаётся последняя надежда. Плотно закутываюсь в саван пододеяльника с головой, и выставляю правую ногу наружу, для приманки : пускай кровопийца напьётся и успокоится.
Лежим мы оба в кровати, ждём, когда "клюнет".
Этот первобытный идиот под пододеяльником ликует и улыбается уже в голос.
Жара становится нестерпимой, как нестерпимым становится и ожидание того, что тебя вот сейчас должен кто-то укусить из темноты.
Откидываю пододеяльник, и шёлковый холодок ночи ласково набрасывается на меня и валит на спину, обнимает, целует глаза, лоб, шею, живот...
Утомлённый, уставший, размаянный, я засыпаю.
Утром обнаруживаю у себя на ноге, чуть выше лодыжки, две красные близкие точки, словно бы меня укусил не комар, а кто-то другой, кто всё это время был в комнате, и кого до ужаса боялся "первобытный человек" во мне.

Меня смущало только одно : этот первобытный человек не хотел меня покидать, и я ощущал себя так, словно мне сотни и тысячи лет.
Да... стыдно признаться, но всё же скажу : после этой ночи, утром был в кафе. Спиной ко мне, в темно и сладко облегающих брюках стояла прелестная девушка.
Слегка откинув чёрные волосы с шеи, она задумчиво поглаживала себе затылок.
Вид обнажённой белой шеи и тёмная, прозрачная волна запаха её волос как-то странно подействовали на меня.
Приблизив лицо к её шее, я вдохнул... нет, жадно стал пить шафранно-матовый запах её кожи, с какой-то синей нежностью раздвоенной венки на ней, похожей на прожилки на крыле мотылька.
В 19 веке рассказчик бы написал дальше так : и тут я проснулся...
В 21 веке мне захотелось уснуть, провалиться от стыда, ибо девушка обернулась, и превратилась в обыкновенного миловидного паренька с длинными волосами и странной... да, странной улыбкой смотрящего на меня.
Даже стыдно подумать, что было бы, если бы я всё же решился...
Нет, не быть мне вампиром. Для вампира я слишком привередливый.
И тут я впервые задумался не только о трагизме вампиризма для вегетарианца ( хотя забавно было бы посмотреть на трогательный садомазохизм двух влюблённых друг в друга вампиров вегетарианцев), но и о бисексуальной природе вампиризма.