Данная история навеяна одной странной строчкой из Марселя Пруста и одним мучительным моментом в советской экранизации Русалочки 1976 года, когда Русалочка, осознав свою обречённость и немоту любви на этой холодной земле, стала веселиться и плясать, сквозь слёзы и боль, болью плясать.. над бездной.
Людям с устойчивой психикой, просьба не читать данную историю. С неустойчивой... читать, хуже уже не будет.

Часть 1.

Мурашки дождя на окне стекали и таяли шёлковым блеском.
Нежно покачиваясь на тёмных волнах ночи, мимо окна проплывала бледной кувшинкой луна.
В затихшем и словно бы дрожащем сумраке комнаты на постели лежали обнажённые мужчина и женщина.
Женщина вздрагивала, плакала, обнимая мужчину, целуя его закрытые глаза, сомкнутые, молчащие, словно обиженные на что-то уста, целуя его грудь и плечо.
Со стороны это можно было принять за вполне обыденную семейную сценку ссоры и нежного примирения, если бы не одно но : мужчина был мёртв.
Ссора действительно была, и женщина ударила мужчину по голове стоявшим на столике рядом с кроватью маленьким кувшином с какими-то бледными цветами.
Покачнувшись, мужчина упал на кровать. С левого виска, по его щеке и плечу, стекала тонкая, алая змейка крови.
Некоторое время он что-то нежно бредил о цветах, луне и женщине, но потом видения стали путаться, и тогда он просил прощения у цветов, желал поцеловать цветы и луну, говорил что-то о холодной женщине-русалке в облаках.
Обнажённая, белая, с темно расплескавшимися волосами по груди и плечам, она вынырнула возле берега постели, на который бледной рябью складок простыни набегали прохладные волны.
Касаясь его лица, груди, русалка желала увлечь его в воды ночи.
Мужчина чувствовал, как берег податливо и влажно накренялся, предательски осыпался, и он соскальзывал в какую-то прохладную, ласковую пустоту, темноту.
Вот, темнота нежно коснулась его ног и бёдер, скользнула выше, обвив блаженным, бархатным холодком его плечи и грудь... темнота лизнула сердце, поцеловала сердце и увлекла в глубину.
Мужчина умер, а женщина, словно выброшенная прибоем ночи русалка, лежала на его затихшей и бледной - в лучах луны - груди, словно на пустынном берегу.

Она не могла говорить, да и невыносимо было произносить слова в этой зеркальной, мёртвой неподвижности жутко накренившегося мрака, тишины, в которых, с которых мучительно соскальзывала душа и тело вслед за словами, падающих в безответную пустоту.
Встав с кровати, в каком-то опьянении горя, женщина неровной походкой направилась к окну.
Казалось, что каждый шаг ей причинял жестокую боль. Держась правой рукой о стену, а левую прислонив к лицу, она дошла до окна.
Взяв с подоконника стакан с водой, женщина сделала три шатких, ярких глотка, похожих на её неровные шаги, но в следующий миг она выронила бокал, ибо ощутила на губах шёлковую, расцветшую прохладу, мучительный трепет ожившей прохлады.
В стакан с водой, привлечённый отражённым блеском луны, угодил мотылёк...

Фредерик Лейтон - Сирена и рыбак

Дальше...

Часть 2.

Среди сверкающих лепестков осколков, на полу лежит и вздрагивает мотылёк
Тени и звуки ночной листвы и ветра прозрачно стекают по стенам.
Тёмные, сквозные удары дождя по крыше, похожи на вколачивание гвоздей в крышку гроба.
За окном, лилово-жёлтым огнём танцует листва, целуя редкие звёзды и ночь.
Уже вторую ночь, раскачиваясь, несётся на волнах мрака этот жуткий дом-корабль, в котором, словно в гробу, вместе с мёртвым мужчиной, обняв его, лежит живая женщина.
- Забавно, сначала я ревновала тебя к смерти, к её тёмным, сладострастным ласкам, обнимающих тебя так, как я не смела тебя никогда обнимать. А что теперь? Я свыклась со смертью, ощущая её рядом с собой. Я положила свою ладонь поверх её ладони, и теперь мы обе ласкаем тебя, целуем тебя.. я даже игриво целую тёмные уста смерти. Доволен ли ты? Ты ведь при жизни делил своё тело и сердце между мною и.. не хочу называть её имя.
Как это странно и до боли знакомо : целовать и обнимать смерть, ласкать пустоту и мрак.
Теперь между нами нет преград, и я могу тебя любить и обнимать так, как хочу, как всегда хотела...
Вот, я дохнула на твою белую прохладную грудь, словно призрак зимы на влажное окно, и тающей патинкой нежности и тепла на груди возник сладкий отблеск моей души, твоей души, покидающей тело.. я целую своё дыхание, словно бледно отражённый луч шёпота, самого нежного слова к тебе.
Столь послушным и нежным ты не был ещё никогда. Теперь ты мой всецело, и я делаю с тобой всё что хочу.
Хочешь я поделюсь с тобой своей тёплой кровью? ( поднимает осколок бокала с пола, делает надрез над своим левым соском), вот, смотри, любимый, я напою тебя, словно дитя, молоком своей скорби ( обнимает, прижимает его голову к своей груди, тихо раскачиваясь и беззвучно напевая губами какую-то жуткую колыбельную смерти, ласково поглаживая ладонью счастливый покой лица мужчины)

Спи мой хороший. спи,
В небе цветут огни,
Окна рыдают, не спят,
Всё о тебе говорят...

Тихо течёт звезда,
Капает в ночь зрачка.
В нём отражаешься ты,
Солнце моё в ночи...

- Боже! я кажется схожу с ума!! Ха-ха!
Пей меня милый, пей, мы никуда не спешим.. ( отнимает грудь от его алых уст, с уголка которых течёт красная змейка крови, сливаясь на щеке и плече с подсохшей струйкой крови, вытекшей из его раны на виске.
Знаешь, милый, я только сейчас поняла, что не могу жить без тебя, без любви, и что потерять любовь - столь же невыносимо и смертельно для души человека, как и потерять любимого человека.
Вот только почему-то люди не видят того чёрного солнца смерти, что всходит в твоей душе, когда любовь умерла, и твоё тело, бледным призраком слоняясь среди ночи и звёздных огней городов - проходя сквозь людей, сквозь их мысли и слова о тебе, к тебе.. - для них кажется не менее живым чем и у них.
Может они давно уже умерли? Как думаешь? ( целует его в глаза, и продолжая обнимать и раскачиваться, продолжает)

А помнишь, как мы с тобой читая Пруста, ужаснулись одной грустной его мысли о любви?
Марсель сидел возле спящей Альбертины, и сладострастно любовался на неё, лишённую сознания, похожую на беззащитную, ранимую вещь безгласной природы...
Ах, как я теперь его понимаю! Страшно и сладко до боли вот так вот властно обладать этим тёмным покоем бесконечно податливого тела, сознания, словно ты обнимаешь и целуешь вместе с человеком и саму уснувшую мёртвым сном природу. В этом есть высшее сладострастие свободы и воли.
Слишком многое я хотела тебе сказать при жизни, но почему-то так и не сказала, и вот, теперь говорю всё это ночи, дождю и цветам... слышишь ли ты меня?
Я не верю в бога, не верю в душу : у меня нет души, но ты - верил. Может, ты и сейчас паришь надо мной бархатным ароматом ночи, тишины и цветов?
Когда тебя не стало, я поменяла своё отношение к вере. Я недолюбила тебя здесь, я хочу любить тебя всегда, а значит, я согласна поверить и в бога и в рай. После абсурда и боли жизни, мне уже никакой абсурд не будет страшен, с тобой...

Знаешь, если бы ты был жив, я хотела бы вот так тепло слиться с воздухом, стать духом воздуха - Ариэлем ( тебе ведь нравится это имя, да? Твоего Шелли ведь так называли? кстати, ты не замечал странного сходства между Русалочкой Андерсена и "Бурей" Шекспира"? Помнишь Ариэля в этой пьесе, колдунью, кораблекрушение?..). Да, я буду Ариэль, ты бы дышал, говорил мною, бредил мною, говоря иной раз что-то странное, жуткое, особенно - ей!
Но теперь я тобой дышу и брежу, и когда умру... ты ведь встретишь мою душу ?( ищущий взгляд в потолок). Поцелуешь моё последнее дыхание? Если бы я была русалкой воздуха, плавником месяца ныряющей в облаках, я бы мучительно молчала, словно небо и бог, что всегда незримо присутствует рядом с нами, но я бы дождалась тебя и,... соблазнила бы вновь твою кроткую душу, ты не добрался бы до своего рая, я увлекла бы тебя в глубину ночи, я заласкала бы тебя.. до забвения жизни.

В каком-то спиритизме касаний, женщина проводила пальцами по бледному телу мужчины, скользила по его груди, животу, спускалась ниже... потом брала его холодные руки, целовала их, дышала на них, как тогда, зимой, когда он продрог, дожидаясь её в парке.
Она целовала свои же тёплые слёзы на его холодных руках, а в памяти проносились русалками духи прошлого, и говорили, говорили о деревьях зимнего парка, похожих на кораллы на дне океана, о букете цветов, словно их ребёнке под сердцем, под его пальто, под её пальто... - ах! замолчите, смолкните, духи, это невыносимо!!
Женщина взяла послушную руку мужчины и увлекла её к себе на грудь, потом, спустилась с ней ниже, ещё ниже, и, жарко сжав её там, заплакала в голос, закрыла ладонями своё лицо и сжалась на постели в трагический комочек эмбриона.
На улице завывала сирена штормового предупреждения. В глубине комнаты, словно бы погружаясь в тёмную, бесконечную глубину, тишину, обнявшись, лежали обнажённые мужчина и женщина, а редкие звёзды меж облаков, тонкой струйкой пузырьков всплывали над ними в окне и таяли лёгкой, сиреневой пенкой.