Двенадцать

Я люблю ночь. Тишину в доме. В доме никого, кроме меня. Я уже давно живу одна, после той истории с падчерицей меня стали избегать, они и сейчас еще боятся и ненавидят меня. А что мне было делать?

Выхода не было. Ведь после того случая в лесу, когда ее, семилетнюю, изнасиловали 12 черных лесорубов, — как она еще в живых осталась? Под конец она и не дышала почти, подумали, наверно, что сама помрет. Но она выжила. Искали их потом, конечно, да так и не нашли: только пни, угли от костра и маленькая окровавленная девочка — вот и все что нашли, когда всей деревней отправились в лес на поиски. Она в коме пролежала еще месяц, в областной, потом под Новый год отец ее привез домой. Как скелетик была, страшней смерти, а еще умом она тронулась — после такого как не тронуться? — говорила всем, что она Королева, все чего-то приказывала, а ребятишки, конечно, и рады кривляться... Ваше Высочество да Ваше Величество...

Худое потом началось. Когда месячные у ней пришли, так и стала она меняться, окрепла телом, да только с умом... поплохело совсем. Открылись у нее способности, и стала она вокруг себя поджигать все подряд. Пока вещи жгла, еще не страшно было, а потом начали трупики находить обугленные по деревне: куриные, собачьи, кошачьи. Деревня роптала и многие просили приструнить девчонку, да куда там!.. Но когда она соседских ребятишек до смерти сожгла — за то, что они ее дразнили дурочкой, — деревенские хотели ее на вилы поднять. Не тут то было: первые, кто сунулись на двор, двух шагов сделать не успели, как она их подожгла, вспыхнули как спички и, ох, как же они бедные кричали...

Опосля деревенские решили по-умному сделать и подкараулили ее мать, когда та из города возвращалась. Схватили, связали, бросили в дальнюю хату и к девчонке повалили толпой да закричали: "Убей себя по добру по здорову, иродка, а то мамку твою придушим. Ох, дурни, лучше бы они этого не говорили! Так она огнем дала по той хате, что изба не то что сгорела, а испарилась просто. Мать, конечно, внутри была — ну и не нашли потом ничего, только печка и осталась на том месте. Деревенские тогдась присмирели. А ее отец пришел ко мне: «Помоги, говорит, кроме тебя некому». Ну как сделали: нарядили ее потяжелее, пошли на речку, я ей и говорю, мол, передали ей Двенадцать Месяцев колечко волшебное, может вернуть с того света, кого захочешь, она и поверила, захотелось ей маму с того света вернуть, где колечко, спрашивает. Я ей показала да как будто нечаянно уронила его возле полыньи — оно и покатилось, покатилось, а девчонка как бросится за ним — так и ухнула в воду: одёжки намокли сразу, она ко дну камнем и пошла. Но, видно напоследок, так жахнула, что по всей реке на три километра лед растаял и дождь пошел, а по берегам тогда много рыбы сваренной находили. Отец ее потом на мне женился, да не прожил долго, по жене тосковал. Уснул как-то возле той самой речки и не проснулся больше. А меня с тех пор побаиваться стали, мол, целую семью со свету сжила. А я не сживала! Я просто деревню нашу хотела спасти и другу детства помочь, да и любила я дурака этого, пыталась о нём позаботиться на старости лет. А оно вон как обернулось. Глядишь, через пару лет они и вовсе всё плохое про девчонку забудут, и останусь я тогда в легендах и сказках злодейкой-мачехой. Пусть так. Лишь бы не трогали.