Я листала сборник Бродского в обе стороны, не покидая библиотеки. Пыталась зацепиться за какие-нибудь строки. Это было первое знакомство, шестнадцать лет назад. Отторжение. Но мне захотелось, сдав книгу, сохранить то, что было напечатано на одной из страниц, и я выучила текст.
"...и при слове "грядущее" из русского языка
выбегают черные мыши и всей оравой
отгрызают от лакомого куска
памяти, что твой сыр дырявой".

Сегодня смотрела документальный фильм "Возвращение", снятый в Венеции за три года до физической смерти Иосифа Александровича. Там он гуляет и беседует со своим другом Евгением Рейном. И хотя мне стоило немалых усилий оперативно ловить и наполнять объемом хотя бы малый процент образов и смыслов, которые вкладывал классик в свои реплики, я поняла, что мы больше не чужие, как были чужими, когда я в недоумении вернула сборник на полку. Дело даже не в том, что я узнала Евгения Борисовича Рейна, который был мастером творческого семинара у моих сокурсников в Литинституте, а значит, я сидела, стояла, слушала рядом с ним, как когда-то и Бродский. Это одна из странных деталей, фрагментов судьбы, которые отмечаешь одновременно как значимые и как не имеющие никакой ценности. Конечно, Иосиф Александрович не узнает о моём существовании, нам не пить вместе кофе в Италии и не опережать друг друга, проговаривая неслучайным образом одновременно приходящие на ум цитаты. Но, думаю, он бы согласился и не удивился, как можно (в попытках отвернуться от вездесущего экзистенциального кризиса) разглядеть в абсолютно недоступном во времени и пространстве другом - благодаря языку и всему, что он способен вместить, - бесконечно близкого.

"После стольких лет уже безразлично, что
или кто стоит у окна за шторой,
и в мозгу раздается не земное "до",
но ее шуршание. Жизнь, которой,
как дареной вещи, не смотрят в пасть,
обнажает зубы при каждой встрече.
От всего человека вам остается часть
речи. Часть речи вообще. Часть речи".