Джан (история одной любви)

​Почему Тёмные аллеи состоят из 37 рассказов? Тёмные рассказы о такой светлой теме..
Быть может, это число лет Пушкина?
Осень, как огромное солнце, зашло, осветив багрянцем своим, многое в жизни.
В рассказах всё держится на почти цветаевской попытке «комнаты любви» и её ожидании.
Словно самой любви в мире — почти нет, и лишь мужские тени и лирические вспышки природы мелькают на страницах, как идеальные декорации для женской души и любви.
Быть может, мир вообще, лишь декорация для женской души?
Мало кто знает, что у Бунина в его не до конца изданных черновиках сохранился смутный и рваный набросок для 38-го рассказа.
Боже мой.. если бы Пушкин прожил хотя бы 38 лет, он бы увидел расцвет гения Лермонтова, его чудесную «Ветку Палестины» и «Когда волнуется желтеющая нива».
Возможно, Дантес, своим выстрелом на Чёрной речке, близ тёмной и облетевшей аллеи, убил не только Пушкина, солнце русской поэзии, но и Лермонтова? Луну русской поэзии? 
Что-то апокалиптическое тогда случилось на Чёрной речке…
Что интересно, зернышко невоплощённого рассказа Бунина есть в загадочном стихотворении: С обезьяной.
Перерыв весь интернет, я не нашёл сведений об этом стихе и его прототипах, но углубившись в черновики Бунина, письма его жены и любовницы, Галины Кузнецовой, я наткнулся на поразительную историю любви.
 
В 1907 году, отдыхая в Одессе, Бунин познакомился с бродягой, сербом, у которого была ручная обезьянка, породы капуцин.
Это было на вечерней набережной.
Облокотившись о парапет, возле которого и стоял бродяга с обезьянкой на плече, словно бы выглядывающей из-за плеча чумазым и растрёпанным крылышком, Бунин заговорил с бродягой, протянув ему руку.
И каково же было его удивление, нежно улыбающееся, когда Бунину, с плеча бродяги, протянула свою карюю, почти детскую ручонку — обезьянка.
По всем правилам приличия, Бунин протянул руку и этому заплечному созданию.
Уже позже, в письме любовнице, Бунин вспоминал, что этот миг он запомнил на всю жизнь: перед ним словно бы стоял не человек, а уставший, бесприютный ангел: сама истомлённая, озябшая без бога и неба, душа человека, робко протянувшаяся к нему.
Да, именно робко, со стыдом, словно обезьянка стыдилась своего безобразного образа и шрамов.
Бунина поразила какая-то мировая тоска в светло-синих глазах обезьянки.
В них было одновременно и что-то немыслимо-старческое, словно бы живущее на свете 2000 лет, но вместе с тем, было в этом взгляде и что-то ранимое, детское, почти молящее о помощи.
Именно тогда, бродяга и рассказал историю своего заплечного друга.
 
Обезьянку звали Джан, и родилась она в солнечной Турции.
У ней была благородная кровь и жила она в роскоши и уюте дворца, у своей очаровательной госпожи: наложницы Султана.
Так уж вышло, что эта обезьянка была непосредственным участником преступления, а если точнее — любви.
Любовь на земле всегда, чуточку преступница.
Милая Джан была посредником в любви между своей  юной госпожой и молодым пастухом: поднимаясь к окошку в ночи по высокой пальме (округлый силуэт ветвей которой, так похож в ночи на обнявшихся ангелов после долгой разлуки), словно Демон Тамары, она приносила девушке письма любви.
 
Но однажды, слуги Султана проследили за Джан и застали девушку с письмом в руке и сидящей у неё на коленях, обезьянку.
Юная турчанка была словно бы заключена в своём роскошном дворце, как в ковчеге, только с тем отличием, что все люди в нём, развращённые Султаном, были похожи на зверей, самых разных: безвольных и покорно-добрых, жестоких и хитрых, и лишь одна обезьянка, по иронии судьбы, сохранила в этом аду что-то человеческое.
Стоя у окна, девушка выпускала с руки, в плещущую синеву мира, своего милого друга, словно голубя с ковчега, и эта небесная странница приносила ей свою оливковую веточку — письмо любви, которое говорило, что мир не погиб, что есть в нём жизнь и любовь.
 
Но вот, обезьянку схватили и стали жестоко мучить на глазах у девушки, дабы она созналась, всё рассказав о возлюбленном.
Сердце девушки разрывалось от чудовищного выбора: предать любимого, и тогда он умрёт, или же… предать свою милую Джан.
Девушка в слезах, упав на колени, просила пощады и милости у буквально озверевшего Султана, но всё было тщетно… он с ухмылкой ударил её, разбив лицо.
В какой-то миг, не в силах слышать и видеть мучения Джан, девушка вскочила с пола, метнулась к столику возле постели, схватила кинжал и… бросившись с ним на Султана, увидела, что его заградили слуги, с истерзанной обезьянкой.
И тогда девушка с болью любви в своих карих глазах, взглянув на Джан, крикнув ей — прости, вонзила кинжал в сою грудь.
Все замерли, потрясённые чудовищной трагедией.
Казалось, даже листва за окном затихла..
 
В этот миг, израненная Джан, вырвалась из рук мучителей и выпрыгнула в окно, забрав с собой лежащее у окошка письмо (к слову, этим она спасла жизнь пастуха).
В городе устроили облавы: было убито много ни в чём не повинных обезьян: все искали Джан.
Почти уже умирающая обезьянка прибежала в домик пастуха, вдали от города, на склоне холма.
Увидев раны Джан и письмо в крови, он всё понял без слов..
Пастух ухаживал за Джан, как за милым другом, кормя её, лежащую без сил на постели, с руки.
А по ночам, прижимаясь к её израненному тельцу лицом, он рыдал, шепча милое имя своей возлюбленной.
Однажды вечером он даже хотел покончить с собой, но Джан взглянула на него с постели, так грустно и нежно… что пастух упал на колени перед ней и зарыдал, выронив нож.
Он обнял Джан и поклялся, что никогда её не оставит, в память о любимой.
 
Через несколько дней, переодевшись нищим, пастух посадил всё ещё обессилевшую Джан к себе на спину и накрыл плотным тёмным рубищем: теперь он был похож на горбуна.
Этот нищий бродяга был сыном пленённого во время русско-турецкой войны — серба.
Он немного знал сербский язык и потому, когда он пробрался вечером на пристань, матросы русского корабля, держащего путь в Одессу, поняли его слова о помощи и помогли спастись.
Всю эту историю, в тот вечер на набережной Одессы, Бунину поведал тот самый нищий бродяга, сожжённый солнцем и скорбью своей.
Ещё он рассказал, что копит деньги на путешествие в Турцию, дабы посетить там могилку своей возлюбленной, любовь к которой всё это время жила в его сердце: у него был план: ночью пробраться на кладбище и выкрасть милые кости возлюбленной.
 
Интересно, почему Бунин так и не написал рассказ о Джан (её имя, в переводе с персидского, значит — душа) и прекрасной юной девушке?
Быть может, не хотел тревожить тени влюблённых, или же он узнал что-то трагичное о дальнейшей судьбе странника и его милой Джан, уже в Турции?
Возможно, сама жизнь написала идеальный и печальный рассказ, и Бунин доверился ей, оставив замысел незавершённым.