Как-то на урок казахского языка нам задали сделать сообщение о каком-либо культурном месте нашего города. Большинство выбрало драмтеатр Чехова, и, когда очередь дошла до меня, все, что можно было сказать, говорилось не раз. Наша учительница, несмотря на то, что ростом всего метр с кепкой и выглядит весьма безобидно, весьма суровая женщина; все девятиклассники боялись её как огня. Если кто-то из говоривших повторял за предыдущим, она неодобрительно кривила лицо, а у меня сердце от этого прыгало в груди.

Настал мой черед; я принялась озвучивать уже вызубренные всеми факты. А.А. - назовём её так - перебила меня и попросила рассказать что-нибудь другое: например, о любимом спектакле. Единственный спектакль, пришедший мне на ум, был "Мастер и Маргарита", и я потянула свою несчастную косноязычную волынку. По правде говоря, я не представляла, что делать - не пересказывать же сюжет! Мне снова пришли на помощь:
- В чём заключается суть произведения? Ну, о чем оно?
- А, ну, ол махаббат туралы , - заметила я радостно, потому что знала, как это сказать, и считала, что легко отделалась. А.А. неодобрительно надула губы, отчего её лицо сделалось похожим на мордочку суслика с высокими скулами.

Видимо, ответ, что оно о любви, ей не понравился. Однако она решила дать последнюю попытку и бросила вопрос, как спасательный круг утопающему:
- Какие произведения у Чехова знаешь?
- "Чайка", "Вишнёвый сад", - протараторила я быстро.
А.А. неодобрительно покосилась на меня: названия этих пьес уже звучали на уроке, и она, конечно, считала меня бестолочью. Все программные "На деревню дедушке", "Каштанка" как-то благополучно забылись.
- "Три сестры", - добавила я после того, как кто-то громко подсказал мне с первой парты.
- Всё? - грозно осведомилась А.А. Я проглотила комок в горле и кивнула.
- А "Каштанку" ты разве не читала? - спросила А.А., медленно выходя из себя.
- Ах, так это Чехов! - расплылась я в идиотской улыбке. - Совсем забыла!
А.А. взирала на меня с презрением с высоты своего небольшого роста, и я будто бы съеживалась под её взглядом. В конце концов я не выдержала и выдала, что коротенькие рассказы не люблю, и потому не знаю, что ещё назвать.

- Ты вообще читаешь? - услышала я вопрос, исполненный омерзения.
Моё самолюбие подрагивало от гнева: всё-таки, я читала с запоем с четырёх лет. Правда, после одиннадцати я охладела к этому занятию, но, тем не менее, как она могла меня считать такой дурой? На вопрос о том, кто же мне тогда нравится, я постаралась дать как можно более достойный ответ, включив в этот список Ремарка, Уэллса, Киза, Лондона, Уайльда. Но А.А. продолжала смотреть на меня как на человека, уехавшего в Америку, чтобы работать там дворецким; человека без чувства национальной гордости.

Эта история долгое время не выходила у меня из головы. Однажды я просто подошла к книжной полке и взяла оттуда томик Чехова, начала читать и поразилась, как такую гамму эмоций можно вместить в какой-то малюсенький рассказ. Теперь я не считаю малую прозу бессмысленными записками. Я прочитала примерно половину и нашла и милое, и забавное, и то, что клешнями схватило за душу. Неизвестно, когда бы я взялась за Чехова, если бы не этот случай.
Надо будет сказать А.А. спасибо, все-таки, я уже не боюсь так сильно к ней подходить.