Гадание по аватарке

А вот не всегда это оказывается таким уж глупым занятием.
Однажды встретилась мне цитата:

Это только кажется, что мы презираем иностранцев и все иностранное. Болезненное презрение — оборотная сторона болезненной льстивости. И презрение, и льстивость сосуществует в одной душе. Хороший пример этого — Маяковский. В своих стихах он плевал на Париж и Америку, но предпочитал покупать рубашки в Париже и полез бы под стол за американской авторучкой.

Прочитала и пошла дальше. Потом - нет. Что-то тянет и царапает. Вернулась, перечла, выяснила, что это слова из книги, озаглавленной "Свидетельство. Воспоминания Дмитрия Шостаковича". Задумалась. Кто эти "мы"? с кем это Шостакович объединяется в "болезненном презрении" и "болезненной льстивости"? В каких это стихах Маяковский "плюет" на Париж? "Я хотел бы жить и умереть в Париже.."? И отчего у великого композитора такие примитивные антитезы: "плевал", но "полез бы под стол"?..
Вальяжность изложения, неоднозначность заявления заставляют предположить, что Шостакович был близко знаком с Маяковским. Пошла выяснять.
Выяснила, что Шостакович был знаком с Маяковским. В 1929 году Всеволод Мейерхольд, приступавший к первой постановке комедии "Клоп", предложил Дмитрию Дмитриевичу заняться написанием музыки для постановки и познакомил его с автором пьесы. Об этом существуют воспоминания композитора, застенографированные в 1940 г. (стенограмма хранится в Государственном литературном музее). В этих же воспоминаниях (очень лаконичных) Шостакович упоминает об еще одной, последней, встрече с поэтом весной 1930 г. То есть он дважды (!), всего дважды виделся с Маяковским. Конечно, и более поверхностные знакомства служат поводом для заявлений куда более категоричных, чем приведенное в цитате. И тут в дело вступает то самое "гадание по аватарке" - филологическая чуйка, ясно осознающая, что автор приведенных слов как-то странно финтит. Сначала он соединяется с Маяковским в "мы":

Это только кажется, что мы презираем иностранцев и все иностранное...

А дальше как-то ненавязчиво (на самом деле, нет, навязчиво) дистанцируется. Он не приводит примеров про себя, "мы" исчезает напрочь - Маяковский один остается покупать рубашки и лезть под стол. И таким образом автор становится по отношению нему в контрпозицию. Но противопоставляя себя кому-то, невозможно объединиться с ним. Это смысловое противоречие можно не сразу осознать, но чувствуется мгновенно. В попытках уяснить, как Шостакович мог одновременно противопоставлять себя Маяковскому в его будто бы притворном презрении к Европе и объединяться с ним в "мы", можно свихнуть себе мозг.

Только при понимании, что написанное - ложь, вещи становятся на свои места. И мне даже не понадобилось свидетельство Ирины Шостакович, чтобы признать книжку Соломона Волкова "враньем от первого до последнего слова".