В прекрасном и ласковом мире

Посвящается одной удивительной женщине и маленькой принцессе А.

1) Поздняя осень, синева сквозится редкой, жёлто-алой листвой, словно в самой природе заходит огромное солнце, касаясь своим светом уцелевшей листвы.
Она так трогательно протягивается к нему… как ребёнок в кроватке, к матери.
Возле деревьев в парке, старушка-дворник убирает листву и сгребает её в багрово-жёлтые островки.
То тут то там, словно взошедшие луны на далёкой и грустной планете, светятся островки такой листвы, и на каждом островке-луне, спит собака.
Бесприютные собаки… им не было места в этом мире, и вот, в этом неземном осеннем парке, словно на миг сбылась страничка «Маленького принца» Экзюпери.
Вместо планеты — опавшая листва, вместо лисёнка — собаки.
Рыжие, как осенняя листва, серо-жёлтые, как эта же листва, зябкой ночью.
Казалось, что и старушка-дворник и осень, находятся в тайном сговоре, милосердно постелив несчастным, добрый шелест листвы, которого раньше могли касаться лишь птицы небесные, улетевшие в счастливые и жаркие, как рай, страны.

Я шёл на свидание к любимой женщине, с удивительными глазами, цвета крыла ласточки.
В руках у меня были розы.
Увидев лунную листву в парке, я остановился от удивления, словно волшебным образом оказался в музее под открытым небом, в котором красота, более редкая, чем у Моне иТинторетто.
А люди почему-то проходят мимо этого чуда. Странные…
Хотя, нет, недалеко от скамейки, была маленькая девочка, лет 4-х, в бледно голубом пальто и сиреневой шапочке, она тоже была заворожена этим неземным пейзажем из сказки.
Наши глаза встретились, и мы улыбнулись друг другу, как нежные заговорщики.
- Анютка! — послышался ласковый голос её мамы — пошли домой, гости скоро придут.

Наверно у девочки было день рожденье, и дома её ждал милый подарок, но по глазам девочки я видел, что для неё это зрелище в парке, было лучшим подарком.
Озорно глянув на меня, её голос обернулся на маму и сказал: ещё минуточку, мама! можно?
- Можно, солнышко.

Не удержавшись, я подошёл к спавшей на луне листвы, рыжей собаке, склонился к ней на колени, погладил за ушком…
Добрые, голубые глаза и вселенская грусть… голубая вселенная в начале мира.
Было чувство, словно я склонился к удивительным цветам на далёкой планете.
Я глянул на девочку. Она было сделала шажок ко мне, радостно и как-то замедленно-невесомо, словно и правда ступала по поверхности далёкой планеты, но, шаг её задумался на весу. Девочка оглянулась на маму… перевела взгляд на меня и грустно улыбнулась.
Эта улыбка девочки словно ласково нарушая все законы природы, передала мне через пространство, что-то нежное для собаки.
Я снова погладил собачку за ушком и носик её тёплый. Девочка была счастлива, словно её мысли расцвели в моём поступке, в движениях совершенно незнакомого для неё человека.
Я увлёкся, и зачем-то наговорил собаке целый букет нежности, той самой, которую через час скажу своей любимой женщине.
Мне было чуточку стыдно потом, экзистенциально стыдно, ибо эти же слова, пусть и по тону, силуэту нежности, я незадолго до этого говорил несчастному существу, словно странной любовнице, спавшей в опавшей листве.
Я вытащил из букета розу и воткнул в лунный островок листвы, рядом с правой лапкой собаки.
Чуточку в стороне, словно ангел в космосе, на орбите Земли, старушка-дворник смотрела на меня ещё более странно и нежно, чем собака, словно жалея меня, быть может думая, что я местный сумасшедший.
«Непоседа, из тебя вышел бы талантливый и симпатичный сумасшедший» — заметила мне однажды моя милая подруга… —  однажды я услышал за дверью мяуканье. Глянул в глазок — никого. Словно призрак кошки. Пустота мяукала, словно мне подбросили чеширского котёнка под дверь. Я открыл дверь и вышел на площадку. Возле лифта, жалобно сжался голубоглазый котёнок. Лифт кто-то вызвал, заосенилась ало, кнопка, и по какой-то мистической взаимосвязи, моя дверь захлопнулась на замок. Я оглянулся на дверь не менее жалко, чем котёнок глядел на меня: на мне была чеширская улыбка одежды: то бишь, на мне осталась одна улыбка весьма лёгких, белых трусов. Я поднялся на четыре этажа выше к подруге, на 23-й этаж: у неё был день рожденья, и в открытую дверь, её подруги увидели меня, пригласив улыбкой, зайти, видимо приняв за странного стриптизёра… с перепуганным котёнком на груди.

Подойдя к старушке-дворнику, я улыбнулся и подарил розу и ей. Она мне ласково улыбнулась, что-то шепнула, поднеся розу к лицу, совсем по-девичьи, и пошла, волоча за собой метлу, словно крыло.

2) Что может быть банальнее и проще похода в магазин возле дома?
Готовы ли мы, что там нас ждёт пронзительная красота, равная по силе, странице Достоевского или картине Тинторетто в Лувре?
Я и сам не подозревал, что мне предстоит встреча с чудом.
Знал бы, может и оделся понарядней: как в Париж!
Хотя жена заподозрила бы что-то странное:
- Ты куда такой нарядный, надушенный, в шарфике модном, синем, и в шляпке?
- Родная… я в магазин, за углом. Тебе что-нибудь взять?
Мне там нужно купить подарочек для девочки. У неё день рождения.
- Сколько лет девочке? Что за девочка?
-  Четыре годика. Так, знакомая, в парке познакомились.
- Ну, если четыре… А маму её ты тоже знаешь? Наверно красивая, да?
- Маму знаю меньше. Красивая. Даже очень. Особенно глаза... Но это не важно. Иду то я к девочке.

Вы когда-нибудь поднимали себе настроение так? Одеться в магазинчик за углом… как в Париж! Как на солнечный остров Крит или в зацветшую Флоренцию!
Все посетители вдруг кажутся такими странными, забавно-милыми… словно их выпускают на час на свободу и они зачем-то рвутся в этот магазин. Хотя почему-то все смотрят странно именно на тебя… в изящной соломенной шляпке с веточкой сирени и синем шарфике.
Я не думал ни о чуде, ни о Париже, когда входил в магазин… но тут же, на меня ласково просияло чудо — словно светло открыли дверь в пустоте вечернего воздуха.
Есть на нашем лице блаженные улыбки, словно живой отблеск красоты впечатления, похожий на первую листву и цветы достоверности счастья по весне.

Большая площадка у входа, с широким, приглушенным серым блеском полов.
На полу, рядом с кондитерской лавкой, среди ароматов домашнего уюта, лежала тёмно-рыжая собака.
Лежала почти блаженно и раскованно, как лежала бы на берегу рая, смотря на медленный прибой синевы и купающихся ангелов, плавающих наперегонки, кролем и баттерфляем.
Лежала она на боку — нижней половиной, а верхней — прямо, кротко положив мордочку на передние лапы.
Было в этой позе что-то от от фаз луны… и одновременно, было похоже на нежно разбросанную кучку листвы: словно на ней только что переночевал бездомный ангел, поднялся, сладко потянулся крыльями, ещё более сладко зевнув, правым крылом, улыбнулся чему-то, и растворился в воздухе.
А люди снова ничего не заметили, идя мимо…

Я замер перед этим чудом.
Мне вдруг так пронзительно примечталось, что точно в такой же позе, на пёстром и шумном рыночке в древней Греции, в солнечной пыли на земле, лежал Диоген, известный киник, совершенно обнажённый: 2-3 век до нашей эры, если правильно помню…
Мимо Диогена, лазурно касаясь его грустной улыбки, проходят прекрасные женщины в длинных платьях, знатные вельможи… а он смотрит на них и на сияющий мир, словно со стороны, как на осуждённых в аду, которые ещё не знают об этом.
И проходят века… перелётные века несутся куда-то в райские и жаркие страны.
И вот уже собака, рыжая, как осень в Эдеме, лежит на прохладных плитах, на пёстром рынке во Флоренции времён Данте, и такая же ласковая лазурь касается её лица.
У Тинторетто, если не ошибаюсь, чудесно изображен такой рыночек…

И вот теперь, эта удивительная собака-агасфер, лежит передо мной в магазине, словно она спит таинственным сном ангела, а времена проносятся мимо неё, вокруг неё строятся города, люди влюбляются, полыхают войны…
Интересно, что снится такой собаке в магазине?
Понять это, всё равно что разгадать тайну далёкой звезды, или тайну бога… а может, и Человека, которого всю жизнь искал Диоген среди дня, с фонарём в поднятой правой руке.

3) Рядом с нами, незаметно, как первый цветок в весеннем Эдеме, может расцвести настоящее чудо, главное — заметить его.
Подходя к магазину, я увидел поднимавшуюся по ступенькам, вместе со мной, большую тёмно-рыжую собаку (листва в вечернем ноябре: окрас на полпятого… дивный!).
Она шла опустив голову, даже не обратив на меня внимание, словно шла она века, 2000 лет.
Перед нами были стеклянные раздвижные двери.
Мне стало интересно, как справится с ними собака.
Замедлил шаг на предпоследней ступеньке. Замедлила шаг и собака, так и не обращая на меня внимание, но со стороны, глядя на нас, было понятно, что нас связывает что-то незримое.
По крайней мере девочка в голубой курточке и сиреневой шапочке, стоявшая в магазине с мамой, мило улыбалась,наблюдая за нами.

Я остановился. Улыбка словно бы тоже остановилась, замерев на лице. Собака тоже остановилась… но тут же что-то поняла и пошла дальше.
Подошла к стеклянным дверям, ласково вспыхнувших прозрачной синевой, волнами осенней листвы и промельком ласточки.
На миг, всего на миг, но уверенно, подняла голову и двери как-то крылато, покорно распахнулись, впустив её в рай человеческого уюта и тепла.
Она сделала пару шагов и грустно обернулась на меня, быть может жалея, что я не смогу сам, силой мысли, как она, открыть эту дверь.
И тогда я пронзительно понял, как-то блаженно улыбнувшись, что собака жила в совершенно чудесном, христианском мире, полном чудес, словно бог ещё не был распят и где-то рядом и чудеса, как цветы по весне, могут произрасти повсюду.

4) Я спал с самой прекрасной женщиной в мире: у неё были удивительные глаза, цвета крыла ласточки.
Не знаю, что ей снилось, но мне приснился рай. Быть может рай и был создан, сам собой, вокруг спящего и улыбающегося от счастья во сне, мужчины, обнимающего свою любимую где-то в Эдеме?
Я вдруг как-то пронзительно и крылато осознал, что библейская книга Бытия, дни творения, похожи на времена года (повторяющиеся) Вивальди.
Боже мой! Вот бы запустить Пришвина в 4 или 5 день творения, чтобы он нежно сошёл с ума от счастья!
Красота… сумасшедший Пришвин в Эдеме, и рядом с ним, вполне нормальная в своём вечном улыбчивом безумстве счастья, собака Жалька.

И как я раньше не догадался? Это так просто, прекрасно… мир начался с осени, с ласково облетающего мира, с перелётных ангелов (может оттого осень нас так влечёт?).
Потом была зима, звёздные метели, метели крыльев и тишина, тютчевская тишина продрогших космических пространств… и предчувствие чуда и света: под толстым слоем звёзд, словно снега в раю, зрели цветы — весна в Эдеме.
Итак, мне снился рай: мужчина спит под огромным деревом. Он словно ещё и не жил ещё, он так и родился спящим (как и я словно не жил, пока не встретил свою любимую).
Этот мужчина — сама природа. Мглистая, озябшая без красоты.
Лёгкие очертания его рёбер — словно белая, песчаная рябь песка возле моря, из которого выходит обнажённая женщина, как на картине Боттичелли.
Женщина — как первый расцветший цветок на веточке яблони.

Или нет… не было мужчины. Была женщина, задремавшая на пляже, а рядом с ней, ей верная собака, тёмно-рыжая.
А может и собаки тоже не было. Просто солнце всходило и окрасило море и набегают маленькие волны и ласково лижут тёплым язычком синевы, ладошку женщины, её смуглые ножки…
Волнам скучно без женщины и страшно, в этом огромном, безумном и прекрасном мире, населённом ангелами и призраками будущего.
Природе страшно без женщины.
И вот, женщина открывает свои глаза, удивительные глаза, цвета крыла ласточки, словно птицы вернулись из далёких, как звёзды, стран.