Влюблённые

- Луна взошла за окном..
Она с детства, напоминает мне купол храма.
Есть храмы земные, а есть — небесные. Как и браки.
Может поэтому я в детстве крестился на луну: мама крестилась на храм, когда мы проходили мимо, а я — на луну.
Мама ласково улыбалась мне. Она сердцем понимала, что и самый мир — божий храм.
Я тогда уже знал, что мужчина и женщина, если полюбят, венчаются в храме.
Я толком не понимал в детстве этого слова, думал, что влюблённые стоят в храме, закрыв глаза, и с ними происходит что-то необычайное.

Венчаются, качаются..
Может, они там качаются на качелях?
Специальные венчальные качели, в храме, среди ангелов и дрожащей, золотой листвы свечей.
Словно крылья выросли у влюблённых.
А может, влюблённые стоят перед распятием, кротко закрыв глаза, друг напротив друга, и держатся за руки. точнее, за запястья друг друга, за вены.
Наверное, я так думал потому, что краешком уха слышал, что один парень в нашем доме, из-за любви, вскрыл себе вены на запястье.
Я ещё тогда удивился своим детским сердечком, и не мог уснуть. Свернувшись калачиком, мне представлялся образ вора, вскрывающего вены, словно он идёт по тёмному лесу на заре и рукой убирает от лица синюю дрожь веточек. Он идёт к богу, живущему в сердце леса.

- Качели в храме.. это чудесно, пусть и странно. Я в детстве любила качели. Да и сейчас, люблю. Давно не каталась, почему-то.
Вспомнилось: и будьте как дети..
Любимый, пообещай, что никогда, никогда больше не сделаешь этого?
Больно смотреть на твоё перевязанное запястье.
Оно напоминает мне.. спелёнутого ребёночка.
Наша любовь, это ведь наш ребёночек.
Если бы тебя не стало, я бы осталась одна, с ребёночком на руках.

- Ты такая милая в постели… у тебя грация ангела, в постели. Ну дай я подтяну одеяло к себе. Оно как крыло.. словно у нас одно крыло на двоих. Точнее, два: на одном ты лежишь..
Я в детстве думал, что когда встречу тебя, то мы повенчаемся.. на луне.
Почему так сложно любить в этом мире?
Что мешает людям любить? Или верить? Призраки?
Читаешь романы прошлого… и хочется плакать от бессилия и боли.
Боже мой! Люди раньше, 100, 200, 1000 лет назад, порой страдали и расставались из-за такой чепухи, из-за призраков: норм эпохи, эгоизма, гордыни, страхов мимолётных, перелётных, как птицы, морали озябшей и словно ещё не расцветшей.
Перед влюблёнными вырастали незримые стены, о которые разбивались сердца.
А мы смотрим сейчас на эти стены… и смеёмся.
Это ведь невозможно вынести без слёз, это так же безумно, как понимать, что человека может убить узор обоев на стене, или качнувшаяся веточка клёна за окном.
Какое-то безумное язычество, безбожное и бесчеловечное по своей сути, как в тех случаях, когда давным-давно, люди приносили в жертву богам, своих детей, и жизнь стоила не больше чем какая-нибудь аляповатая чашка с богом грома.
По сути, ничего не изменилось. Просто это язычество и безбожие ушло в подполье души, и мы приносим в жертву, не детей, а свои чувства, лучшие и святые чувства, души, рвущиеся к богу.
Но то что не видно, того словно и нет.
Страшно подумать.. что мы в 21-м веке, как призраков и монстров морали, боимся иных слов и понятий, проблем, которые через 1000 лет будут выглядеть для любящего человека так, как сейчас для нас, непонятное и убогое слово из прошлого, что-то вроде: бурачок. А из-за него раньше могли и убить, оно приводило в трепет, из-за него разбивались сердца и рушились жизни.
А теперь мы не можем произнести это слово без улыбки..
Этим словом можно называть тех, для кого есть что-то, важнее любви.

- Может нам мешают любить — тела? Как думаешь, любимый? Может тела и есть, главные призраки на земле, мучающие и пугающие души?

- Не знаю.. может ты и права. Значит я влюблён.. в самого прекрасного призрака на земле. Не улыбайся. Это так. Человеческие тела, действительно, не приспособлены для любви, в той же мере, как наши лёгкие не приспособлены для дыхания в космосе или на глубине океана.
Мы как-то привыкли, что в любви и сексе, мы словно надеваем на себя незримый скафандр, и наши движения, движения чувств и ссор, становятся похожи на грацию детей в комбинизончиках, вышагивающих своей походкой космонавтов, по луне: в любой миг могут упасть, или оторваться от луны и отлететь к звёздам.

- Любимый, помнишь, как мы с тобой после ссоры, лежали в постели и молчали.
Я лежала на боку и смотрела на луну за окном и беззвучно плакала… как в космосе.
Мы что-то тихо говорили друг другу, но словно бы тоже.. в космосе, потому и не слышали друг друга.
Мы говорили не то в слух, не то про себя: у нас ведь одна душа а двоих, и мы часто путаем, когда говорим вслух, или про себя.
В любви мы вообще путаем душу и тело.
А настоящей любви — душа обнимает тело.
Твоё тело, это моя душа, милый. А моя душа — твоё тело.
Быть может, словно в Эдеме, у нас одно тело, и несколько душ на двоих, словно крылья, сияющими месяцами всходящие над нашими плечами во время любовных объятий…
Так вот, я лежала и говорила с тобой, но в душе, а ты почему-то меня не слышал и я обижалась: совершенно райская обида. Мужчины её часто не понимают, а женщины часто мыслят как бы из Эдема: частичка их сердца, ещё живёт там и верна Эдему..
Чем-то это похоже на рудимент осязания в Эдеме, когда мы могли общаться телепатически.
Твоя рука, задумчиво гладила мои волосы, плечо, бедро.. она словно тепло шептала мне что-то, и моё тело прислушивалось и время от времени робко откликалось, слегка вздрагивало, как тень от свечи у открытого окна.

Наши тела говорили на незримом языке душ, как лунатики на карнизе.
В какой-то миг, ты рукой проник мне под трусики.
И твоя рука.. вздрогнула, как от боли. Ты вспомнил, рука — вспомнила, что у меня месячные.
Моя душа и тело, стали одним целым, и боль души как бы передалась телу: моя душа кровоточила любовью..
Я ощущала твою нежную ладошку на моём лоне, вместо прокладочки, ощущала, как от моих движений, во время усилившегося плача, из меня пошла кровь.
Я чувствовала, что твоя ладонь стала влажной от моей крови, и ты не убирал её, а нежно сдерживал кровь, как в детстве, если поранишься, прикладываешь лист подорожника.. мальчик прикладывает к ранке, робко улыбаясь, улыбкой рыцаря.
Твоя рука целовала моё тело, моё лоно, она как бы причащалась моей кровью, душой.
Твоя рука намокла моей болью и душой, как осенний лист намокает багрянцем, солнцем и небом.
Рука была частью моей плоти, ты был — моим, моим, до последней мурашки, до бессмертия.
Мои губы сами собой прошептали вслух: люблю тебя..
Ты поднёс руку к своей груди и написал кровью моё имя.
Потом, как сумасшедший и нежный поэт, снова коснулся моего лона, и написал на моей груди, кровью, вечные инициалы любви: Л.Т. и затем нежно поцеловал грудь.
Грудь словно бы кровоточила любовью и ты ласково успокаивал моё сердце, губами, целовал моё обнажённое сердце.
Твои губы были перепачканы во мне, в моей любви, душе и боли.
Ты был похож на милого котёнка-непоседу, который налакался молочка и ротик его смешно заляпан.
Я тогда улыбнулась тебе и подумала, что хорошо было бы как в Эдеме, общаться - причастием.
В Эдеме, тела ведь были блаженно-прозрачны, и видны наши мысли и сны, и можно было зачерпнуть рукой свою нежную мысль, словно влагу света, и коснуться уст любимого человека, и он понял бы тебя до конца, на тысячелетия..

Моя рука коснулась моего лона, и влажными пальцами, думая о нашей боли любви, устав от бессмысленных слов, произнесённых словно бы в безвоздушном пространстве космоса, коснулась твоих губ.
Ты так нежно задержал мои пальчики в своих губах, тепло прильнув к ним язычком: ты причащался мной.
Ты читал меня и понимал мою боль..
И в этот миг ты закрыл глаза и тихо заплакал, и, словно прочитав мои мысли, отёр пальцами свои слёзы и коснулся моих губ, и я причастилась твоими слезами, твоей душой.. нашей, душой.

- Любимая.. почему мы ссоримся? Что нам мешает быть вместе? Мы ведь созданы, чтобы быть вместе.
Если нужно ради тебя и нашей любви, умереть, обнажиться до бессмертия, сбросив тело, как ненужную одежду, к твоим ногам, я готов.
Готов постелить крылья к твоим смуглым ногам..
Нет ничего в мире, чтобы я не сделал для тебя.
Нам нужно научиться мыслить дальше тела, дальше эпохи, эгоизма, сомнений: словно крылья прорезались из груди и любовь вылетела бессмертной птицей, и все наши страхи и невозможности любви, покажутся нелепыми призраками или маленькими, смешными и милыми точками (как на картинах Сёра), какими кажутся люди и чудовища, если смотреть на них с безопасной, блаженной высоты.
В той же мере нам теперь кажутся нелепыми и смешными, чудовищные препятствия, из-за которых разбивались сердца и жизни влюблённых прошлых веков.
Давай мыслить дальше тела, любимая! Мыслить бессмертной любовью и крыльями!

- Ты думаешь, у нас получится? Не разобьёмся?

- Если любишь — нет ничего невозможного.
Это как упасть назад, зная, что тебя подхватят.
А тут.. мы падаем в вечность, точнее, сердцем, просто вспоминаем вечность и нашу любовь в вечности, становясь её частью.
Я просто знаю, всем своим существом знаю, что я тебя любил всегда, даже когда меня, как меня, ещё не было на земле.
Я любил тебя и 100 лет назад и 1000, и даже когда ещё людей не было на земле и ласточка летала на вечерней заре, касаясь карим крылом, сверкающего дождя и трепетных, высоких листочков на клёне и тенью гладя траву, с упоительным писком пролетая у самой земли.
Во всём этом, было какое-то волшебное предчувствие тебя, нашей любви.
И через 1000 лет я буду любить тебя одну.
В моменты наших ссор я особенно ярко ощущаю напряжение нежности тоски по тебе, из самых дальних, озябших без тебя, веков.
Из веков во все стороны, разом.
Любимая.. я хочу ощущать нашу любовь — как мысль ангела, о боге и звёздах.
Над веками, над мимолётной, мотыльковой моралью эпох, над гордынью, эго и страхом.
Доверься мне, родная, падай спиной души назад, в вечность, я подхвачу тебя из веков: я сам, уже давно, упал навстречу тебе, тысячи, миллионы лет назад…

Я знаю одно: я принадлежу одной тебе в целом мире. Я больше принадлежу тебе, чем себе.
Во мне мыслей о тебе, больше, чем во мне — сознания самого себя: ты моя душа и бессмертие моё, и потому мне жизненно необходимо непрестанно думать о тебе, касаться тебя, видеть и слышать тебя: без тебя.. меня нет.
Я без тебя, как воздух без музыки: в одной музыке — воздух зацветает весной звуков.
Хочешь.. открою тебе одну тайну?

- Хочу. А какую? Не страшную?
Обними меня тогда, и открывай..

- Нет, не страшную (жаль, что у меня мало тайн.. как же мне нравится тебя обнимать!).
Любимая.. я долго скрывал это от тебя. Прости..

- Да говори уже, Саш! Не молчи! Что за чеховская пауза в нашей постели?

- Наверно мне нужно было сказать тебе об этом раньше, подготовить тебя..
Любимая, дело в том, что я.. я… волшебник.
Ну не смейся так! Перестань! хочешь докажу?

- Хочу, милый. Слушай, а может тогда и я, волшебница? У нас ведь одна душа на двоих..

- Потому я и волшебник, ибо ты — ангел.
Хочешь.. через пару минут, мы окажемся посреди ноября, в месте, более прекрасном, чем Венеция и Карибы?

- Разумеется хочу! Ты не шутишь?

- Ну вот, ты улыбаешься и уже не плачешь.
Закрой глаза, любимая, доверься мне.
Давай я лучше завяжу тебе глаза шарфиком.

- Мы поедем на машине? Или на лифте?
Это ведь.. лифт? Я просто не вижу.
Заблудившийся лифт, почти как у Гумилёва, заблудившийся автобус.
Поцелуй меня, милый..
Так мы на лифте, или на машине, через 5 минут окажемся в месте, не менее прекрасном, чем Венеция?

- Даже ещё лучше. На машине, тут не далеко. Пригни голову, садись..

……………………………

- Мы приехали? Можно уже снять шарфик?
Где мы? Дорога рядом. Машины..
Дома знакомые, русские. Русские деревья. Звёзды качаются на ветвях, как дети на качелях..
Мы в России? Но мы куда-то заехали, в какое-то странное место.. Не могу понять.

- Не совсем в России. Это островок вечности и рая. Когда любишь, до него не далеко.
Я тут иногда тоскую о тебе и молюсь о нас.
Смотри, что сейчас будет. Я просто включу фары… и тьма зацветёт чудом.

- Любимый.. какая красота! Травка и цветы посреди ноября!

- Красиво, правда? Я постелил для твоих милых ног, цветы, любимая.
Это только кажется, что теплотрасса проходит под землёй. На самом деле, это чудо.
Но на машине сюда почему-то не заезжают, да и незаконно это.
А трава в свете фар, в ночном ноябре, смотрится волшебно, скажи?

- Словно.. ты крылья для меня, постелил.

- Выйдем, любимая?
Посмотри, возле нас уже почти обнажённые деревья. Луна над нами, как купол храма.
Звёзды шелестят пёстрым светом меж ветвей.. как в раю.

- Зачем ты становишься на колени в траву, милый? Ты хочешь помолиться?

- Я становлюсь в рай..
Любимая моя.. я хочу тебе кое-что сказать. Я хочу тебе это сказать с самого детства, а может и раньше, когда мама была беременна мной и гладила сирень, смотря на ласточку в небе.
Ты видела то фото, где она стоит с папой в саду и улыбается нам.
Я люблю тебя, понимаешь? Люблю тебя больше жизни.
Мне не страшно умереть. Смерть для меня страшна лишь одним: я не смогу больше увидеть тебя. Умереть, всё равно что потеряться в незнакомом ночном городе, в других веках, и снова, снова искать тебя, любимая. Я искал тебя 1000 лет и уже почти отчаялся. Моя душа озябла в этих скитаниях и устала. У меня не хватит сил, искать тебя 1000 лет.
Сказать: я люблю тебя, значит сказать: отныне я не смогу жить без тебя. Я умру без тебя.
Наверное поэтому, многие бессознательно боятся этих слов, потому что понимают.. что переживут эти слова, что эти слова — больше них, и что они не любят по настоящему.
Тут какой-то эдемический стыд света этих слов: нечем прикрыться от них..

А кто любит по-настоящему, для того мир, словно бы только что сотворён, и звёзды светят впервые и цветы растут впервые и фильмы Тарковского, Бергмана, я смотрю с тобой так, словно они ещё живы и фильм только вышел.
Рядом с тобой, с одной тобой, любимая, и Достоевский жив и Перси Шелли ещё не тонул и Марина Цветаева радуется звёздам,и вкус вина рядом с тобой, словно впервые: и потому не ясно, я пьян от тебя, или от вина.
До тебя у меня словно не было женщин, любимая. С одной тобой я потерял девственность сердца и оно закровоточило стихами.
Так в первое время после утраты Эдема, мужчины и женщины ещё были чем-то блаженно единым, и во время секса, пол обоих кровоточил, при потери девственности.
С одной тобой, моя любимая, мир стал блаженно-прозрачным, и в нём стали видны ангелы, звёзды, даже днём, и красота былых и грядущих веков, по крайней мере на уровне чувств: словно синева проступила и зацвела меж осенних ветвей.

Оглядись, родная. Подними лицо к небу: сейчас за нами наблюдают ангелы, Цветаева, Пушкин, Платонов, Петрарка с Лаурой, поэты грядущего, и кто-то ещё: нежные призраки и соглядатаи времени.
Для любви — все призраки, все, кроме неё, бессмертной.
Все земные преграды, стены страхов,сомнений, страданий, обид, что мешают любви.
Любимая.. ты одна во всём мире знаешь ад моей жизни и мою вселенскую тоску по тебе.
У меня нет ничего и никого в этом мире, кроме тебя.
Есть лишь моя грустная жизнь и смерть. Есть сны о тебе, мои стихи о тебе, творчество о тебе, есть непрестанные мысли о тебе, любовь к тебе…
Всё это, весь я, с моим сердцем-непоседой, с кровью и душой, принадлежим тебе одной.
Как ярко светит луна над нами в ветвях, посмотри..
Любимая… ты станешь моей женой?
Это голос веков, родная. Я всеми прожитыми без тебя веками, тоской и надеждой веков, говорю тебе, припав на колени в цветы и травку ноября, говорю среди ангелов: любимая моя, вечная моя… ты станешь моей женой?
Хочешь, я открою тебе ещё одну тайну?

- Ещё одну? Боже..  если скажешь, что ты ангел, я не удивлюсь.

-  Ангел — это ты. И я однажды докажу тебе это. И не только тебе, но и всем, я посвящу тебе свою книгу и всё станет на свои места. Тебя должны исследовать учёные, священники, поэты..

- Может..  тогда ты только мне докажешь, что я ангел?

- Я не говорил тебе об этом: я с тобой повенчан, ещё с детства.

- Как это, с детства?

- Я ведь старше тебя. Однажды, в раннем детстве, я стоял в вечернем саду на коленях, плакал и молился богу о тебе, чтобы мы были вместе.
Я тогда тебя ещё не знал, ты тогда ещё даже не родилась. И через много лет, я точно так же стою порой на коленях и молюсь о том же, всё о том же.
В это почти невозможно поверить, но это так. Я предчувствовал тебя ещё в детстве, любимая.
Я просил ангелов, чтобы они повенчали меня с тобой, когда ты ещё не родилась и твоя неземная красота была нежной частью природы.
Ты была травкой у моих детских колен, сбитых в кровь, ты была шелестом листвы и ласточкой в небе.
Может именно поэтому у тебя такие удивительные глаза, цвета крыла ласточки…
В том вечернем саду, я сделал колечко из травки и надел себе на палец и поцеловал колечко и заплакал от счастья и предчувствия тебя в моей судьбе.
Тогда я и стал твоим супругом.
А теперь, повторяю самые заветные слова, всей своей жизнью и судьбой, постеленных к твоим милым ногам, говорю: ты будешь моей женой, любимая?

-