Ностальгия

Нет, я не сошёл с ума. Просто я безумно влюблён.
Любовь и влюблённость.. это как солнце и луна.
Многие почему-то думают, что любовь, выше влюблённости.
Может в большинстве случаев это и так.. но не всегда.
Есть люди, лунатики жизни, любви: любовь для них — солнце бессонных: солнце ночное, оно равно луне.
Ведь можно влюбиться уже после того, как полюбил.. причём, в одну и ту же женщину.
Это большая редкость, на самом деле.
Чем-то похоже на реинкарнацию, когда ты через 400 лет встречаешь удивительного смуглого ангела, где-нибудь на Мадагаскаре.. и снова влюбляешься в него, и не знаешь, что ты любил его уже раньше.
Так Тарковский, всю жизнь хотел снять фильм по Достоевскому — Идиот, но так и не смог..
Зато снял свою удивительную Ностальгию, на самом деле, являющейся редким случаем кинематографической реинкарнации: это на самом деле, про «Идиота» Достоевского, и даже чуть больше: про любовь.

Да, я не сошёл с ума. И разве важно.. что я пишу это письмо, чудесному клёну в парке?
На первый взгляд это выглядит несколько безумно: я иду с письмом и… с карманным ножом-бабочкой, в вечерний парк.
Со стороны, наверно, я чуточку похож на маньяка, или сумасшедшего. А кто со стороны не похож на сумасшедшего, если не знать точную причину его поступков?
Но я никому не хочу причинить боль. Наоборот. Просто я не могу отправить письмо любимой и разбередить её раны: так бывает.. что даже касание самого родного человека может причинить боль.
Порой и ласковый утренний свет может ранить, если болеешь.
Я просто прихожу вечером в дальний уголок парка, похожего на ласковую и одинокую планету, заселённую старой лавочкой, фонарём над ним и клёном чуть вдалеке.
Словно они три ангела. Каряя лавочка похожа на упавшего в траву раненого ангела.
Фонарь стоит над ним, что-то ему говоря на своём странном языке света.
Клён отошёл подальше, в цветы и отвернулся, словно бы плача беззвучно, закрыв ладонями лицо.
Лишь плечи его тихо вздрагивают..
Я закапываю письма к любимой под этим клёном. И сам плачу тихо, стоя на колеях.
Однажды меня увидела девушка и как-то трогательно и робко улыбнулась.
Что она подумала? Она видела в моей руке нож. Быть может заметила перевязанное запястье на левой руке.
Само письмо похоже на перевязанное запястье ангела или души..
Как раз в этот миг я закопал письмо и нежно поцеловал клён.
Господи, это не парк.. это сад моих писем, сад нашей любви.
Я ведь закапываю письма под разными деревьями: вон под той сиренью, под той вишней цветущей (словно бы она рада моему письму! Совсем как ты радуется. Милая..), под дубом..
Люди ходят в саду нашей любви, улыбаются, как блаженные, и не знают, печальной тайны этого парка..

Мне нужно насмотреться на тебя, любимая.
На твою неземную красоту.
Так астроном всю жизнь бредёт уставшим взглядом по пустыне неба, выискивая звёздочку, населённую таинственной жизнью, и незадолго до смерти, ловит сигнал с этой звезды, и умирает на коленях, в молитвенной позе, возле иконы окна, обнимая руками телескоп, словно удивительный цветок.
Его душа возносится к этой таинственной звезде, и, оглядываясь, с улыбкой понимает, что душа, оказывается, может отправиться после смерти в путешествие, какое и не снилось мудрецам: она может остаться на земле, словно верный и чуточку сумасшедший воробушек зимой, — невыездной и крылатый Пушкин и мире птиц, или отправиться на полуостров Рая, или.. полететь дальше Рая, к прекрасной звезде, населённой любовью, словно таинственной жизнью.

Любимая.. ты для меня, это то, что — дальше рая.
Что не вмещается в привычные и тесные законы земной красоты, как полотна Тинторетто, страницы рассказов Андрея Платонова, или фильмы Тарковского.
Есть особый, самый редкий вид красоты: лунный.
Пушкин писал о гении чистой красоты. А ты — гений смуглой красоты. Словно свет нежно щурится. Русская раскосинка твоей красоты и души..
Так смотрят влюблённые сны.
Да, ты похожа на фильмы Тарковского.
Язык не поворачивается называть это фильмами.
У него каждый кадр — икона.
Хочется упасть на колени (не важно, в кинотеатре, или дома у телевизора), и молиться вечернему шелесту листвы, парящей над постелью влюблённой женщине, бесприютной собаке и утреннему туману в опустевшем, о чём-то замечтавшемся городе..

Смотря фильмы Тарковского.. чувствуешь себя Орфеем..  нет — обнажённой до бессмертия душой, обернувшейся с высоты вознесения после смерти, на загрустившую, бесприютную красоту земли.
Что мне Будда и тибетские мудрецы? Глядя на фильмы Тарковского, разговаривая с их красотой, словно с тобой, я понимаю, что реинкарнация существует: Тарковский в прошлой жизни был иконописцем.
Но что мне эти тайны реинкарнации, открытые мной?
К чёрту их. Они как загрустивший и скучный пейзаж за окном несущегося к тебе поезда: мелькают столбы-идиоты, одинокий клён зачем-то стоит в голом поле, синеют деревья вдалеке, утомлённые небом. Суслик приподнялся на бугорке в степи и молится поезду..
Вот так наверно для ангелов выглядят наши богатства, счастливая жизнь..
Всё это чепуха… если любимой нет рядом. А с любимой, и суслик в траве — Соломон и поэт. А может и ангел.
Мы же не знаем как выглядят ангелы.

Точно также, смотря на твои неземные глаза, чуточку разные по цвету, цвета крыла ласточки на заре, я понимаю улыбающимся сердцем — бог есть.
Целуя твои тёплые ладошки, я знаю — рай есть.
Смотря на нежную, застенчивую красоту твоего лица, я точно знаю — бессмертие души существует.
Боже мой! Да одно твоё милое лицо может заменить тысячи таинственных книг мудрецов!
Одна твоя ласковая улыбка, может открыть сердцу тайну далёкой звезды!

А твои колени, обнажённая грудь.. сказать ли? Нет, человечество не готово к таким тайнам.
Если я опишу нежность твоих коленей и чудесной груди (она мне напоминает нежный вечерний цветок, но не могу вспомнить какой), смуглых бёдер, похожих на нежный бред губ падшего ангела на далёкой планете, уснувшего в цветах: ему снится удивительное, неземное… а может наоборот, именно — земное: говорят, на небесах, в некоторых тайных кругах ангелов, есть самый утончённый, опасный и грешный комплимент: земная моя..
Да, если я опишу всю эту красоту, то листок на моём столе вспыхнет, и будет гореть неопалимым голубым огнём: так на далёкой и холодной планете, бездомные ангелы коротают ночи, согревая озябшие ладони и крылья, возле… наших сожжённых писем и чувств.

Родная, я не знаю что с эти миром случилось..
Есть выражение мудрецов: вечно можно смотреть лишь на три вещи: как горит огонь, как течёт река и… забыл.
Было ещё что-то.
Слушай, может мудрецы никогда не любили?
Может беда этого мира в том, что самые умные книги, на которые ориентируется человечество, следуя за их светом, как за путеводной звездой, написаны людьми.. которые не любили?
Любили что угодно: истину, бога, себя, мечту..
Но не любили в высшем смысле этого слова, потому что даже обычный любящий подросток — царь Соломон по сравнению со всеми мудрецами, он богаче их всех.

Разве любящий мог сказать: мыслю — следовательно существую?
Декарт не любил никогда..
Можно мыслить что угодно. Для этого не обязательно существовать.
Влюблённые это прекрасно знают, что без любимого человека, существование, как использованный бинт с сукровицей, отслаивается от жизни. Ты просто дышишь, ходишь куда-то, кушаешь что-то, но больше не живёшь и не существуешь.
Я давно заметил: чем меньше я думаю о тебе, тем меньше я существую.
Если я перестану думать о любимой.. (прости, милая, что обращаюсь порой к тебе в письме, в третьем лице: я словно и правда пишу письмо клёну… Ну не идиот? Да и кто в наше время пишет письма клёну? Последние романтики. Надо самому быть чуточку клёном.. Я тебе рассказывал, как в детстве — мне было 4 года, — мама меня спросила: Саш, ты кем хочешь стать когда вырастешь? Я посмотрел мечтательно в окно — там рос чудесный клён — и сказал: клёном.. Смех мамы. А я не понимал, что тут смешного. Просто я плохо выговаривал слова и хотел сказать: клоуном. Я был до этого в цирке и видел этого волшебника, арлекина красоты, который ласкал в антракте замученных животных, а на представлении, достал из пустоты, темноты — красную розу, для чудесной смуглой девушки, которая сидела возле меня: она была такая грустная..).

Да, если я перестану думать о тебе, любимая, я просто упаду посреди вечерней улицы, исхудавший и бледный, и умру, и люди остановятся вокруг, как тени дрожащих на ветру крыльев незримых ангелов, и кто-то скажет: он жив?
- Может он пьян?
- Мне кажется.. он просто влюблён.
И какой-то идиотический голос, с бородкой хрипотцы, скажет: мысли о себе! Мысли хоть что-то! Живи! Жизнь прекрасна!
Тут есть нюанс: когда я говорю, что если я меньше думаю о тебе, я меньше ощущаю себя..
Я не могу думать о тебе «меньше». Но я ощущаю себя несуществующим.
Как так? Всё просто. Может у других людей и получается, нежно забыв о любимой, думать о чём-то другом, о жизни, искусстве, себе..
У меня не получается. Более того, я думаю о тебе каждую секунду, и мне.. этого мало.
Даже когда я ем, сплю, купаюсь, смотрю фильмы Тарковского или читаю Платонова, Шелли.. я думаю о тебе, о тебе, о  тебе..
Ты улыбнёшься и скажешь: так не бывает.. нельзя так сильно любить. Сердце надорвётся, да и сознание наше не создано, чтобы так любить.
Не знаю, может и не создано.. у других. А моё сознание создано чтобы думать только о тебе и любить тебя. Только для этого и создано: думать о тебе и бредить тобой.
Мне мало мыслить о тебе каждую секунду. Мне хочется мыслить о тебе два раза в секунду, три раза… и т.д.
Мне кажется.. бесконечно любя тебя, я случайно открыл закон множественности бесконечностей: например — если клёнов во вселенной бесконечное число (не смейся, только представь. Да это и чисто художественно, очень красиво), то кленовых листьев, ещё больше, чем просто бесконечность клёнов.
И т.д. Узоров на листьях больше чем листьев на ещё одну «волну» бесконечности.
Ты понимаешь о чём я? Есть обычная вечная любовь, обычное бессмертие души, обычный рай..
И это чудесно, это — безмерно. И многие этим довольствуются. Почему-то. Может потому что не знают.. что есть ещё что-то большее?
Вот так я тебя люблю, солнце моё смуглое: больше, чем положено любить человеку на земле.. и в раю.
От того и моя боль.. больше, чем может выдержать человек на земле и.. в аду.

Другой милый чудак — Кант, одинокий и несчастный.. ибо не знал поцелуя женщины.
Он был такой пунктуальный! На свидание с истиной ходил? И истина даже не опаздывала никогда!
Право слово, я сомневаюсь, что истина — женщина. Или она такая же одинокая и несчастная, как он? Толком не сознающая, что она.. женщина.
Бедный! Он даже этой сладкой муки не знал: ожидания во время свидания!
Да, он был таким пунктуальным, что по нему сверяли часы на башне на площади.
И когда он однажды опоздал, чуть позже появился на площади, то часовщик.. перевёл часы, и весь город в этот день стал жить по Канту, по ложному времени: у людей вычеркнули из жизни, целый час: вычеркнули свидания, поцелуи, смех детей на заре..

Любимая.. мне кажется, мы с тобой сейчас живём в таком же ложном и герметичном пузыре времени, без воздуха, словно кто-то вырвал страницу наших встреч, поцелуев, касаний: кто-то унёс эти страницы в тёмный лес и там закопал..
Вот бы найти..
Рассказать тебе одну грустную сказку? Её написала моя любимая писательница: жизнь. Она чуточку сумасшедшая.. но это тайна. Тсс! Большинство об этом не догадываются. Может и к лучшему. Пускай живёт на свободе и радуется.
Однажды, Андрей Платонов написал чудесный роман. Свой лучший роман, в который вложил всю свою душу.
Ему срочно нужно было ехать в Москву. Оставить рукопись дома, он боялся: могли быть обыски, поэтому взял рукопись с собой в поезд.
Но в чемодан он тоже побоялся её положить, поэтому перед сном, привязал её к своей левой руке, ремнём.
Поезд нёсся сквозь ночь. Сердце неслось среди звёзд, словно само собой, над землёй, словно оно без тела.
Сон нёсся как птица в ночи.. как ласточка порой несётся наравне с поездом и её даже можно коснуться рукой.. как во сне.
Когда Платонов проснулся.. то со слезами на глазах увидел перерезанные ремни на руке (словно запястье перерезали! запястье души!). Рукопись пропала..

Любимая.. если бы была машина времени, я бы в первую очередь отправился с тобой на поиски этой рукописи, в ту Подмосковную ночь.
Мы бы блуждали с тобой, взявшись за руки, по тёмным станциям, сонным вокзалам и.. незаметно бы помирились.
За вокзалом, был ветхий заборчик и пустырь. Возле заборчика горел костёр и вокруг него сидели бездомные мужчины и женщины. Они грелись, как-то лунатически протянув перед собой, руки: с таким видом сомнамбулы идут по карнизу..
Возле одного странного мужика, похожего на пьяного и запустившего себя Достоевского, с золотой серьгой в ухе, лежала рукопись Платонова, словно верный зверь, возле ног несчастного человека.
Листы трепетали на лёгком ветру и словно бы ласкались к ноге.
Мужичок, посверкивая глазами, делал самокрутку из листа рукописи, с улыбкой что-то рассказывая другим, и проводя своим алым, влажным язычком по бумаге: на этом листе была тайна о любви: он её отдал сидевшей возле забора, грустной женщине. Отдал сигаретку так, словно подарил розу. Женщина улыбнулась и поднесла её к губам.
Сам он курил самокрутку, в которой была тайна о боге.

Мы словно бы пришли с тобой.. на место Голгофы.
Тут распиналась красота мира. Тут умирал бог.. но, странное дело: сразу же, бог воскресал вновь, в улыбках бесприютных мужчин и женщин, в их рассказах таинственных.
Ребёночек одной из женщин, играл на земле с листком рукописи Платонова, в которой была тайна жизни.
Из листка кто-то сделал зяблика, и он играл с ним, и кленовые отсветы огня играли на худенькой фигурке мальчика: казалось, ангелы играют с ним.
Женщина ласково окликнула ребёнка: Саша, иди сюда. Печёная картошка готова. Поешь, родной..
И разломила дымящуюся картошку своими смуглыми руками так живописно, словно это.. причастие.
Любимая.. мы бы с тобой точно помирились, сидя у костра и взяв по картошечке; я бы положил тебе на колени… рукопись Платонова.
И лёг бы на твои милые колени и тихо заплакал, а ты бы гладила меня по голове и говорила бы что-то нежное, и мужик, похожий на Достоевского, с блестящей от костра серьгой в ухе, улыбался бы тебе и покачивал головой, словно что-то вспоминая из своей молодости.

Когда я встретил тебя… мне казалось, я нашёл такую рукопись.
Когда я впервые прильнул к твоим милым, смуглым коленям…
Как мне описать это чудо?
Если бы разом нашлись утонувшая рукопись романа Хемингуэя, сгоревший роман Саши Соколова, пропавшая в лихолетье революционных лет, поэма Цветаевой — Ангел на площади..  то их вечная красота не сказала бы о твоих милых коленях и четверти правды..
В твоих коленях — вся тайна мира. И счастье мира..  ну, согласен, может я чуточку погорячился, с «миром» ( вся тайна земли? нашей солнечной системы?) Но моё счастье точно.
Хотя.. было бы интересно посмотреть как мир лежит у твоих милых ног.
Ты просыпаешься утром, в своей легендарной лиловой пижамке, сладко потягиваешься, и с удивлением видишь у кровати, у твоих ног.. все царства мира, всю тайну искусства, и миллионы, миллионы мужчин и женщин.. у твоих милых ног.
Твоя кровать стоит словно на вершине исполинской горы, как на Уране — размером с Луну, а под ней — века, века, облака и первые звёзды..

Кант с трепетом говорил о двух божественных моментах: о нравственном законе в душе человека и звёздах на небе..
Жалко мне Канта. Он точно никогда не любил..
Боже, видел бы Кант твои смуглые колени! Какую чудесную книгу бы он написал! Она бы изменила мир..
Что мне звёзды, если любимой нет рядом? Так, мошкара безумная возле забытого в вечерней траве фонаря..
А колени любимой в вечерней траве!
Боже, Кант, неужели ты и правда не знал счастья женских коленей у сердца?
В них вся тайна звёзд и нравственного закона в душе.
Они — сама душа и так похожи на крылья, трепетно растущие из мужской груди..

Я пришёл к выводу, что те самые мудрецы, сказавшие про воду, огонь и что-то ещё.. никогда не любили.
Или они просто не видели тебя, солнце моё?
Мне иногда так сладко мечтается перед сном: я изобретаю машину времени и с тобой путешествую по векам. Просто показываю тебя Рафаэлю, Боттичелли, Гомеру (знаю, он слепой.. но я справляюсь с ревностью и даю ему коснуться твоего лица, бёдер чудесных, груди.. мне кажется, Гомер прозреет от такой красоты и томления счастья), Данте, Петрарке, Пушкину, Достоевскому, Перси Шелли, Цветаевой, Платонову, Бетховену..
Наверное, мир бы изменился после этого. Твоя красота изменила бы мир..
Мой же мир ты изменила? Я до тебя не верил в бога, в бессмертие души, воевал сам с собой, вёл странный, развратный образ жизни.. но появилась ты и осветила всю мою жизнь, и словно стало видно на века вперёд.

Теперь то я знаю, что вечно можно смотреть на то… как ты спишь, как ты ешь, как просто идёшь по траве босиком, как ты читаешь на диване, подогнув под попу правую ножку, как ты с улыбкой смотришь фильм, как ты моешься..
Бедные, бедные мудрецы! Они ведь не видели твоих изумительных ножек! Они не знают.. что твои ноги — чудесные: когда ты после душа сидишь в постели, согнув колени перед собой, то они.. светятся в сумерках смуглым светом! Совсем как лицо ангела на картине Леонардо — Мадонна в скалах.
В такие моменты, мне хочется поклоняться твоим коленям, прочесть им стихи, поцеловать и.. умереть возле них.
Почему мне так часто хочется умирать у твоих ног? Не умереть, а именно — умирать..
А что было бы с мудрецами, если бы они увидели тебя голой?
Какие книги бы они написали! Или ушли бы в пещеры… потому что всё бессмысленно и скучно на земле, в настоящем, если ты в других веках.
Ты слышала про таинственных великанов в пещерах Тибета? Они в позе лотоса спят там уже тысячелетия. Мне кажется.. они просто увидели тебя во сне и решили заснуть насовсем, уйти в сон и затеряться в нём, и очнуться.. в наше время, когда ты родилась: о тебе мечтают монахи Тибета, ты знала?
Не знаю.. возможно, мудрецы и правда, любили, раз писали про огонь и воду.
Утратив тебя, солнце моё, я могу часами смотреть на огонь в камине, смотреть на дождь за окном (окно, как камин для дождя), или смотреть на то, как в ванне набирается вода, а я сижу в ней, потерянный и голый, словно нежный сумасшедший в лодке Харона с цветком розы.

Я хочу наглядеться на тебя, ангел мой, напиться твоей неземной красотой..
Говорят, с лица воду не пить.
Ты помнишь, как я любил нежно дурачиться, и пил с твоего лица дождь. Не только с лица..
Моя улыбка часто мечтает о тебе перед сном.
Вот было бы славно, думает она, если бы вся вода, которую мне предстоит выпить до конца жизни, так или иначе, касалась тебя: твоего милого лица, губ, носика (боже! я только сейчас с ужасом понял, сколько чудесной воды расходуется зря, во время твоего умывания! Она исчезает, никому не нужная.. и всё же счастливая: она коснулась твоего лица..), твоих чудесных рук, груди, смуглых бёдер..
Знаю, это невыполнимо, это фантастично, но нереально прекрасно, как.. весенний дождь, замеревший в двух метрах над землёй, так сладостно близко, что можно протянуть к нему руку вверх и коснуться его.
Порой так размечтаюсь со своей улыбкой (она мой робкий друг и ангел в одиночестве и тоске по тебе: я иногда в темноте касаюсь её, когда мне особенно одиноко и больно), что сердце выскакивает из груди, как ребёнок, покидающий кроватку свою, «с решётками», так напоминающими рёбра..
Его первый побег. Пока — с игрушкой, медвежонком у сердца, позже — с любимой..

Одинокими вечерами, я сижу у камина (искусственного), с твоей фотографией милой: ты там в короткой белой маечке, в лесу. Волосы слегка влажные, какие-то прищуренные, карие, замечтавшиеся волосы..
Ты там совсем как нимфа на картине Шарля-Амабля Ленуара.. Да половина его картин словно о тебе.
Чуточку ревную к нему..
Я уже давно не перечитываю книг: что мне любимые Платонов, Перси Шелли, Набоков?
Я просто смотрю по вечерам на твоё милое фото.
Давно уже не смотрю фильмы Тарковского, Бергмана, Алена Рене, Ким Ки Дука: вечерами напролёт, я смотрю на твоё чудесное фото..
Улыбаюсь в темноте и робко касаюсь улыбки, словно воспоминания о счастье.
Мне нравится трогать свои губы, когда они произносят.. твоё милое имя.

Любимая.. я хочу напиться твоей красотой.
Это не патетика и не романтические слова. Я не романтик, ты знаешь.
Мне предстоит тяжкий путь: после смерти, в пустыни грядущих веков.
Все века мне кажутся пустынями, потому что в них я не встречу больше тебя..
Ты бы нежно улыбнулась, солнце моё, узнав, какой образ мне пришёл на ум: я хочу напиться твоей неземной красотой.. как верблюд, пьёт воду в пустыне.
Что с людьми не так, ангел мой?
Есть в этом какая-то тайная червоточинка жизни: почему бабочка, с мерцающей на крыльях, пыльцой, кажется нам поэтичнее верблюда, пьющего с медленным наслаждением воду под звёздным небом, молитвенно припав на колени передних ног, которые так напоминают крылья в этом положении?
Почему девушка обрадуется, если её назовёшь — мотыльком, и обидится, если…
И тут, в апокалиптическую очередь «униженных и отверженных», словно падшие и прекрасные на самом деле ангелы, выстраиваются: верблюд, выхухоль (на самом деле она должна с гордым стягом возглавлять это шествие), гиена (милый Гумилёв.. он одним из первых понял эту несправедливость и первым воспел это прекрасное и доброе на самом деле животное), зяблик, змея (Лилит была бы польщена, если бы её сравнили со змеёй), суслик, кит..

Помнишь, как я нежно называл тебя — китёнок? Не из-за фигуры, разумеется. У тебя чудесная фигура, на зависть многим женщинам. Уже и не помню точно, почему я стал тебя так нежно называть. Что-то связанное с синевой..
Бодлер в своих дневниках писал, что наши уменьшительно-ласкательные заимствования из животного мира, говорят о демоническом начале, присущем любви.
У него, в оригинале, это чудесно звучит: Кошечка, киска, котяра, мой котик, волчонок, обезьянка моя, удав ты мой, печальный мой ослик..
Ослик особенно трогает. Интересно, с кем живёт.. ослик? А вот тут интересней: с чудесным тигром, наверно, как в притче о рае...
Но Бодлер не совсем прав.
Называя так любимых, мы совершаем нравственное, овидиево чудо превращения, пытаясь наполнить Эдем нашего чувства, возвращёнными, просиявшими лицами зверей, именно лицами: потому что в Эдеме звери были иными: подобны ангелам. А теперь они.. словно обросли грустью и одиночеством.
Вроде бы кит является в этом плане инфернальной ласточкой эволюции: он был первым.. кто выбравшись из древнего моря на сушу (на его скелете заметны рудименты атрофированных лап), он почему-то вернулся обратно, в невесомость синевы, звёзд отражённых.
Он словно бы понял, что на земле, что-то не так, и любовь на земле будет неуклюжей, как на неродной планете, и там её может убить кто угодно, что угодно.
Китёнок мой..

Да, я хочу напиться твоей красотой, как верблюд, чтобы в грядущих веках, мои сложенные крылья, словно два горба за спиной, были полны нежной памятью о тебе, а значит, я смогу там выжить, словно на далёкой и холодной планете: продержусь лет 300, или даже 400.
Но как.. как на этой холодной и тёмной планете, продержаться без тебя? Я же толком ещё не напился тобой..
У меня травма головы, после аварии, ты знаешь, и поэтому время от времени мне нужно делать электроэнцефалограмму (что за слово! Если бы у бога было тайное имя, и его никто не знал и не мог выговорить, потому что настанет конец света или.. любовь во всём мире, то это могло бы быть именно такое слово).

Милый клён, хочешь улыбнуться? Представляешь, я вчера взял в процедурный кабинет, фотографию любимой.
Я тебе показывал её фото. Тебе понравилось. В тебе даже запели птицы..
Даже чуточку заревновал. Хорошо что она ничего не знает о тебе и ты всегда на одном месте в парке. К тебе выгодно ревновать..
Мне стало интересно: а что зафиксируют приборы? Какую активность мозга, когда я буду.. смотреть на самую прекрасную
женщину на земле?
А вдруг.. импульсы в моей голове, станут мерцать небесной Азбукой Морзе, словно сигнала с далёкой звезды? И на экране прибора проявится что-то райское, пейзажи далёкой планеты и ангелов, и врачи изумятся, заговорят на незнакомом, забытом языке, и блаженно приподнимутся в воздухе, тихо светясь от счастья.

Люди в белых халатах, похожих на нерасправленные крылья, посадили меня в кресло. Прикрепили к голове свои таинственные приборчики (посмотрел в зеркальце на стене и улыбнулся: шлем космонавта! Если бы где-нибудь на Сириусе был дом для душевнобольных, там был бы такой шлем. Это не шутка. На Сириусе несчастных сумасшедших лечат красотой космоса. Нам до них ещё далеко в этом плане).
Люди с белыми крыльями включили прибор. Я посмотрел в окно и, улыбнувшись, прошептал клёну: поехали!
Украдкой, как шпаргалку в школе, достал из нагрудного кармашка фото моего смуглого ангела и стал любоваться, блаженно улыбаясь, словно я достиг самых дальних и таинственных звёзд: казалось, моё сердце пролетает где-то возле звёздочки в Поясе Ориона, третьей, самой робкой и нежной..

И тут я услышал голос с Земли. Женский голос обернулся и говорил кому-то: что-то странное, Андрей, посмотри на экран.
Я такого раньше не видела. Может прибор сошёл с ума?
- И правда, странно. Наверно вспышка на солнце..

Я улыбался и смотрел на фото моего смуглого ангела.
Сердце летело среди звёзд, хотя за окном был ещё день.
Мне казалось, что эффект от фото любимой уже начал проявляться в мире.. и женщина обращалась на самом деле к Андрею Тарковскому, ибо стёрлись границы между жизнью и смертью, и красота мира, словно бы подогнув колени, как Будда, нежно оторвалась от земли.
Я не держал фото любимой в руке: она словно сама собой парила над моими коленями, утратив вес.
В дверь кто-то постучал и робко спросил: можно?
Улыбнувшись, я искренне подумал, что это вполне может быть Андрей Платонов, или Достоевский.
На миг мне показалось, что пришли ко мне, и я радостно произнёс: войдите..