Цитаты из книг — Оливия Лэнг

Совершенно точно не все люди, живущие без всякой компании, одиноки; вместе с тем можно переживать острое одиночество, находясь в отношениях или общаясь с друзьями.

Я не верю, что единственное средство от одиночества - встретить кого-нибудь. Не обязательно. Думаю, дело тут вот в чем: необходимо учиться дружить с собой и понимать, что многое кажущееся нам личным недугом - вообще-то следствие более масштабных сил стигматизации и исключенности, каким можно и нужно противостоять.

Я ощущала себя так, будто мне угрожает исчезновение, хотя в то же время все мои чувства были такими оголенными и чрезмерными, что я частенько жалела, что не могу полностью расстаться с собой, хотя бы на несколько месяцев, пока не поутихнет внутри.

Искусство не годится много для чего. Оно не в силах вернуть мертвых к жизни, не умеет устранять ссоры среди друзей — или исцелять от СПИДа, или замедлять поступь климатических изменений. Но у искусства все равно есть необычайные возможности, некая странная способность приводить людей, в том числе и незнакомых друг…

Одиночество - штука личная и политическая. Одиночество коллективно - оно есть город. Правил, как в нем обитать, нет, как нет нужды и стыдиться, но стоит помнить, что поиск лично счастья не отменяет наших обязанностей друг перед другом, не превосходит их. Мы в этом вместе - в этом накоплении шрамов, в этом мире предметов,…

Кэти представлялось, что в скором времени миром будут править силовики, бедные страны сотрет с лица земли изменение климата, а либеральная демократия, в которой она выросла, окажется слишком хрупкой, окажется коротким экспериментом в кровавой истории человечества.

Оборвалась какая-то нить между действием и последствием. Вещи продолжали происходить, но без логического порядка, было сложно говорить о правде, потому что какие-то части оставались за пределами видимости, может, результат, а может, причина — так или иначе, пространство между ними заполнялось вводящей в заблуждение…

Кэти начинала с одержимостью следить за притуплением собственных чувств, за тем, как новостной цикл лишает ее способности действовать, превращает ее в сонного кита, выброшенного на берег. Никто не мог собрать вместе кусочки картины, вот в чем проблема.

Одиноким можно быть где угодно, но у одиночества городской жизни, в окружении миллионов людей, есть особый привкус. Казалось бы, подобное состояние противоположно жизни в городе, громадному присутствию других человеков, - и всё же, чтобы развеять чувство внутренней отделённости, одной лишь физической близости…

Человека можно уничтожить, не прибегая к показательным жестокостям «Царств», можно сокрушить надежды и развеять мечты, задушить талант, отказать способному уму в обучении и образовании и держать его в узилище работы, без награды и будущего, и уж точно не дать ему развить то, что есть в нем, «и ум, и сердце».

Красные огни, белые огни, как близко ты хочешь оказаться к государству, волнует ли тебя государство, значит ли для тебя государство вообще что-то?

она не имела представления, что делать с любовью, она переживала ее как вторжение, как прелюдию к потере и боли

Одиночество – вовсе не бездарный опыт: он ведёт прямиком к сути того, что мы ценим и в чём нуждаемся.

В одиночестве трудно признаться, трудно его и определить. Как и депрессия – состояние, с которым оно часто пересекается, – одиночество может глубоко пропитывать ткань личности.

Каково это – быть одиноким? Чувство, похожее на голод: все равно что голодать, когда все вокруг приготовились к пиру. В этом есть стыд и тревога, а со временем они начинают лучиться наружу, и одинокий человек делается все более отрезанным от остальных, все более отчужденным. Это ранит – как ранят чувства, но есть и…

Одиночество, как я начала осознавать, пространство людное: это сам город. А когда обитаешь в городе, даже в таком жёстко и логично обустроенном, как Манхэттен, начинаешь с того, что в нём теряешься.

Постепенно становилось все понятнее, как люди в конце концов исчезают в больших городах, на глазах у всех, прячутся у себя в квартирах — по болезни или с горя, от душевного недуга или от стойкого невыносимого груза печали и застенчивости, от незнания, как втянуть себя обратно в мир. Я вкусила этого будь здоров, но каково…

Откровение одиночества — это всепроникающее, неизъяснимое чувство: мне чего-то недостает, у меня нет того, что людям полагается, и все из-за некоего тяжкого и несомненно заметного снаружи изъяна моей персоны, — и это чувство проклюнулось как нежеланное последствие столь полного пренебрежения мною.

«Я не знаю, почему люди мыслят себе ад как место, где жар и пылают огни. Это не ад. Ад — это отчуждённо вмёрзнуть в кусок льда. Вот где я нахожусь».