Цитаты из книг — Эмма Клайн

Быть девочкой значило и это тоже – быть готовой конечно всему, что о тебе скажут. Обиделась – ну тогда ты чокнутая, никак не отреагировала – стерва. Поэтому оставалось только улыбаться из угла, в который тебя загнали. Присоединиться ко всеобщему смеху, даже если смеются над тобой.

Я дожидалась, когда мне расскажут, чем я хороша. Потом я все думала, уж не из-за того ли на ранчо женщин больше, чем мужчин. Журналы учили нас, что, пока тебя не заметили, жизнь – всего лишь зал ожидания. И вот пока я ждала и готовилась, мальчики это же время тратили на то, чтобы вырасти в самих себя.

Поэтому-то и страшно жить одной. Некому приглядеть за твоими прорехами, за тем, как ты выдаешь самые примитивные свои желания. Обрастаешь коконом из своих обнаженных склонностей, да так и не встраиваешь его в реальную жизнь.

Если в городе и заводились подростки, то, похоже, только ради того, чтобы потом убиться чудовищными, деревенскими способами...

Я оплачивала счета, покупала продукты, ходила к окулисту, а дни сыпались один за другим, будто камешки с утеса. Жить для меня значило вечно пятиться от края.

Я видела, как старенькие губные помады "Ярдли" - теперь уже восковое крошево - продают в интернете по сотне долларов за штуку. Чтобы взрослые женщины снова могли вдохнуть этот химический, цветочный дух. Вот чего всем хочется - знать, что их жизни существовали, что люди, которыми они были когда-то, до сих пор живы внутри…

«Бедные девочки.Мир раскармливает их обещаниями любви.Как же сильно им нужна эта любовь, только ее почти никому не достанется.Паточная попса, платья, которые в каталогах описывают непременно со словами «закат» и «Париж». И как грубо потом у них отбирают эти мечты: от рывка разлетаются пуговицы на джинсах, в автобусе…

Вот чего всем хочется - знать, что их жизни существовали,что люди,которыми они были когда-то,до сих пор живы внутри них.

I waited to be told what was good about me. All that time I had spent readying myself, the articles that taught me life was really just a waiting room until someone noticed you- the boys had spent that time becoming themselves.

We had been with the men, we had let them do what they wanted. But they would never know the parts of ourselves that we hid from them—they would never sense the lack or even know there was something more they should be looking for.

You wanted things and you couldn't help it, because there was only your life, only yourself to wake up with, and how could you ever tell yourself what you wanted was wrong?

Poor Sasha. Poor girls. The world fattens them on the promise of live. How badly they need it, and how little most of them will ever get. The treacled pop songs, the dresses described in the catalogs with words like 'sunset' and 'Paris.' Then the dreams are taken away with such violent force; the hand wrenching the buttons…

So much of desire, at that age, was a willful act. Trying so hard to slur the rough, disappointing edges of boys into the shape of someone we could love. We spoke of our desperate need for them with rote and familiar words, like we were reading lines from a play. Later I would see this: how impersonal and grasping our…

That was our mistake, I think. One of many mistakes. To believe that boys were acting with a logic that we could someday understand. To believe that their actions had any meaning beyond thoughtless impulse. We were like conspiracy theorists, seeing portent and intention in every detail, wishing desperately that we…

That was part of being a girl--you were resigned to whatever feedback you'd get. If you got mad, you were crazy, and if you didn't react, you were a bitch. The only thing you could do was smile from the corner they'd backed you into. Implicate yourself in the joke even if the joke was always on you.

- Твой отец трахает все, что движется, - сказал он. - Позвольте забрать вашу тарелку. - Я так опешила, что даже глазом не моргнула. Этому меня научила мать: прикройся вежливостью. Парируй боль хорошими манерами. Как Джеки Кеннеди. Одно из достоинств того поколения - они умели отбивать обиду, гасить оскорбления…

Но Саша казалась такой юной - с чего бы ей знать обо всём этом? Какое ей до этого дело? Она пока что была уверена, глубоко и непоколебимо, что на свете нет ничего, кроме её опыта. Что всё обернётся единственно возможным способом, что годы сами выведут её к двери, за которой дожидается её неизбежная личность - зародыш,…

Я никому ничего не сказала, потому что хотела её защитить. Потому что – ну а кто ещё не любил? Кто хоть раз обнял Сюзанну и сказал ей, что вот это самое сердце, которое бьётся у нее в груди, бьётся там не зря?