Рецензии — стр. 6

Как-то не особо вдохновил меня роман о безрадостной жизни крестьянина-китайца Ван Луна. То ли неподходящая мрачно-тоскливо-дождливая погода декабря тому причиной, то ли какой-то безэмоциональный стиль романа, просто констатирующая интонация. А может, дело в том, что для меня по-прежнему «восток – дело тонкое» и мне совсем не близка культура Китая. Любопытно, что события, насколько я поняла, развиваются в течение нескольких десятилетий с конца ХIХ века до первой половины ХХ-го, но жизнь китайского крестьянства настолько полна лишений, суеверий, темноты, диких пережитков прошлого, что даже не верится, что в начале ХХ века так жилось людям.

Мы проследим жизнь героя от молодости до смерти. Его судьба будет бросать его то вверх, то вниз. Здесь будет создание семьи с нелюбимой О Лан, работящей и хозяйственной рабыней из богатого дома, рождение детей, голод, смерти, тяжкий труд, существование на грани выживания, засухи, ливни, войны… Но не это всё является главным в романе, а крепчайшая, прочная связь крестьянина с землёй. Именно земля даёт силы герою пережить все испытания. Именно о ней он вспоминает в самые тяжкие моменты жизни. Именно самоотверженный труд на земле приносит ему богатство. Земля кормит, дает силы, она не предаст, не изменит. На земле человек родится и в землю уходит. Вот только болью в сердце Ван Луна отдаётся мысль о том, что никто из его детей этой землей не дорожит так, как он, как его отец, его дед. И финал не оставляет никаких иллюзий: земли, которые Ван Лун собирал и преумножал всю жизнь, которые поливал потом, которым отдавал все силы и душу, будут хладнокровно проданы его образованными сыновьями после смерти родителя.

Бесконечное сочувствие вызвала О Лан, не знавшая счастья ни в детстве, ни в юности, ни в зрелые годы. Некрасивая, безропотная, покорная, она всю жизнь провела в тяжком труде. Даже сразу после родов шла в поле! Терпела в своем доме наложницу мужа. Он же только упрекал жену: и собой нехороша, и руки грубы, и ноги большие, так как некому было ей бинтовать их в детстве. Эпизод, когда Ван Лун отбирает у нее для любовницы две жемчужины, хранимые дочери в приданое, трогает до слёз. Только после смерти О Лан муж поймёт, кем была для него эта смиренная женщина, родившая ему детей, всегда приходящая на помощь, хранившая семейный очаг.

Роман напомнил книгу Кнута Гамсуна «Плоды земли», где тоже показана страстная любовь крестьянина к земле, возделываемой им с такой преданностью. Но тот роман мне понравился больше: от него не веет такой беспросветностью, как от книги П. Бак.

Капля дёгтя в бочку мёда, или чуточку разбавим медоточивый поток хвалебных словесов...

На сайте около пятисот рецензий на этот роман, из которых 99 % составляют восторги от качества написанного и сетования, сожаления, печаль по поводу постигшей людей трагедии, приобретшей громадные масштабы и затронувшей основную массу американского населения.
Ну что-же, каждый имеет право на собственное мнение, пусть даже они будут диаметрально противоположными.

Главные герои этого кирпича - семья Джоудов, отправляющаяся с насиженного места в незнакомую Калифорнию, которая представляется чуть ли не раем небесным и землёй обетованной. Стоит ли говорить, что на деле все оказывается совершенно по другому ?

И тут бы возопить подобно многим о тяжелой доле простых смертных, о рваческой натуре проклятого душегуба-капиталиста/капиталистов, о несправедливости мироустройства, о бедной семье, в судьбе которой отразилась судьба большинства населения страны...Но не получается...и не в силу пресловутого мяса, имеющегося на тарелке каждый день, а совершенно по другим причинам.

Прочитав Дж. Стейнбека раз, «О мышах и людях» Джон Стейнбек и это третье произведение в моей копилке, отчетливо прорисовывается авторский стиль, характеризуемый чудовищным многословием, или иначе словоблудием, в первую очередь, это, конечно, касается больших произведений.
При этом основная часть мыслей героев, растянутых на огромное количество слов и страниц, представляет не что иное, как переливание из пустого в порожнее. По сути, одно и тоже, сказанное несколько раз одними и теми-же словами, переставляемыми из конца в конец. Ненужные подробности, лишние описания, пустые диалоги.

Еще одно отличительное свойство, бросающееся в глаза: черно-белые герои в большинстве своем, плохие и хорошие, абсолютно статичные, с которыми по мере развития сюжета не происходит никаких внутренних изменений. Внешне они передвигаются из точки А в точку В, внутренне все остается на месте. Получается пресловутый банальный пересказ, когда мне преподносится как Великое откровение...

Ну и не могу упомянуть сквозящий практически в каждой строчке и каждом слове писателя пафос, вольное или невольное желание давить на жалость, заставляя читателя испытывать негодование к одним и жалость к другим, радение за социальную справедливость как антипод существующему положению, что само по себе отлично, не будь это настолько утопично и подающееся слишком прямолинейно. Но прямолинейность суть стиля автора.

Финал романа заслуживает отдельной читательской слезы, как гимн жизни, силе духа (нашу песню не задушишь, не убьёшь), женщине, её терпению и стойкости.

Опасно, подумал Поль Ди, очень опасно. Для бывшей рабыни очень опасно любить кого-то так сильно, особенно собственных детей. Лучше всего, он это знал по опыту, любить чуть-чуть, совсем немножко; рано или поздно сломают твоей любви хребет или запихнут ее в саван, и тогда, что ж, у тебя все-таки останутся силы для другой любви.

Очень страшная книга, самое страшное в ней это реальная основа. В середине 19 века чернокожая женщина по имени Маргарет Гарнер убила свою дочь, чтобы спасти ту от рабства. В голове не укладывается, что же за жизнь была у Маргарет, если она предпочла для своего ребенка смерть даже просто возможности того, что дочь повторит ее судьбу.

В романе героиню зовут Сэти и когда-то она сбежала из поместья «Милый дом», чье название в контексте романа звучит просто издевательски. За ней пришли и тогда она перерезала горло своей двухлетней малышке. Это не спойлер, это то, с чего начинается история. И потом мы будем в нее погружаться все сильнее и сильнее, наблюдая ту жизнь, которой живет Сэти спустя 18 лет после Несчастья и параллельно возвращаясь к событиям прошлого. Мы узнаем о том, что предшествовало побегу, узнаем, куда делся муж Сэти и другие рабы, пытавшиеся бежать той ночью.

Есть истории, которые не хочется слышать, настолько они ужасны, но как раз такие истории и должны быть рассказаны непременно. Может, хоть это удержит людей от повторения событий прошлого. Мы все знаем, что рабство — это плохо, стандартное школьное знание, типа "Лондон — столица Великобритании". Но что же стоит за этим словом "рабство"? Дело не в неоплачиваемом труде, дело не в хороших и плохих хозяевах. Дело в том, что люди переставали быть людьми по обе стороны баррикад. Одни превращались в диких животных, каковыми их и считали, от нечеловеческих условий, от невозможности выбирать не только свой жизненный путь, но даже жену или мужа, от детей, рожденных на продажу (имущество, которое воспроизводит само себя, что еще может быть столь же экономически выгодно!), от побоев, насилия, бесправия... Другие превращались в тех же самых диких тварей от вседозволенности, безнаказанности, ощущения собственной значимости... Люди теряли свою человеческую сущность и свой человеческий облик.

Можно ли на фоне происходящего осудить Сэти за ее страшный выбор? Наверное, многие смогут, все же убийство есть убийство, но лично для меня есть такие преступления, где я просто не считаю себя вправе судить, это как раз тот случай. Имела она на это право или не имела будут решать уже не люди.

Автор же меня очень заинтересовала. Помимо самой истории, рассказанной просто мастерски (книга буквально проглотилась), мне понравилось и то, как она сочетала реальную основу с нереальным антуражем. В книге найдется место и духам, швыряющим посудой об стену, и вполне себе материальным призракам. Последние любят яркие побрякушки, сладости и внимание. Почему-то у меня абсолютно не возникало диссонанса от такого сочетания, наоборот было ощущение гармоничности, изысканного литературного блюда, где автор не боится использовать столь "низкие" приемы в столь острых социальных и исторических проблемах. На фоне ужасов, творимых людьми, проделки призрака выглядят вполне невинно и не значимо...

Что еще понравилось, так то, что автор не скатилась в банальщину "все белые - чудаки на букву м, все черные - идеальны и непорочны". Нет, в истории найдется место и доброте белой незнакомки, которая сама едва сводит концы с концами и с трудом представляет, чем ее встретит завтрашний день, и благородству богатых белых южан, всю жизнь посвятивших помощи неграм. Будут тут и завистливые чернокожие, которые не могут простить соседке, что у той наконец-то все хоть как-то наладилось и она начала радоваться жизни. Не делятся люди на плохих и хороших по цвету кожи. И там, и там хватает и тех, и других.

И, обращаясь к нынешним дням, хочу от себя добавить, что человека не должны судить по цвету кожи ни в плюс, ни в минус, восхваление кого-то только потому что он черный не меньший расизм чем и унижение кого-то только потому что он черный. Крайности до добра не доводят...

Дальше...

"Сыну в день рождения. Никогда не думала, что моим детям придется жить в дни крушения нашей цивилизации, как героям этой книги." 13.11.1991 г.

Если вы читаете одну книгу в год, эту читать не надо. Ни фига будет непонятно, а только злость на Тео охватит. Так что лучше обратиться к Джоджо Мойес. Или Джоди Пиколт. Ну, на худой конец "Анна Каренина" сгодится. А эту книгу оставьте. На потом, когда количество прочитанного в год больше станет.

Честно говоря, мне практически нечего сказать о книге, кроме того что - захватило и унесло. Неспешное, размеренное повествование о жизни, в которое просто с вышки несешься и с тихим всплеском так под воду. Местами многословно, правда, все эти бесконечные ряды существительных, вот как у Фета Шепот, робкое дыханье. Трели соловья, Серебро и колыханье Сонного ручья, так и у Тартт местами избыточность, особенно когда она тщится изобразить атмосферу. Но это минус такой, нестрашный, не мешает почти.

Даже не хочется иронизировать, у Тео умерла мама, что с ней случилось, "она утонула", то есть взрывом в музее убило. Тео в руки попала баснословно дорогая картина, тот самый заглавный Щегол. И вот Щегол становится крестражем, вот как в Гарри Поттере часть души или чего там Волан де Морта во всякие ожерелья и палочки помещалась, так у Тео в картину душу взрывом унесло. Все, что было хорошего, так это Щегол. Щегол его поддерживает, Щегол ему бальзам на раны льет. Такое вот ощущение возникает, метафорическое, конечно. Это Тео так думает. Или я так думаю. А в остальном жизнь у Тео - говно, прямо скажем. Мама умерла, папа - пипец что такое, игрок, алкоголик и наркоман, и тоже умер, никому он не нужен особо. Единственные нормальные люди - невольный опекун-реставратор Хоби и его "племянница" Пиппа, хотя Пиппа тоже травмированная тем же взрывом. Посттравматический синдром у обоих, ну как им сойтись?

И Тео от постоянного стресса и хронической душевной боли тоже становится наркоманом, "игроком", короче, полный трэш. Подпольные сделки, предательство единственного человека, который к нему по-человечески отнесся, человек полностью замкнулся на собственной боли и стал отморозком. В кавычках отморозком, все-таки рефлексия осталась у него. То есть он и сам видит, кем он стал, но отношение к этому - да ну и пох. Но осуждать рука не поднимается. Пока не походишь в его тапочках - не поймешь как это, скучать, скучать, скучать по человеку, каждый день, до сгрызенных пальцев скучать, до антидепрессантов, до головой об стену, лишь бы заглушить внутреннюю боль.

Тартт так пишет, так пишет, вроде тухло и уныло, а вроде и не оторваться, 800-страничный кирпич уходит в ночь (или три). Не сказать, что легко читать, зато полное погружение в историю обеспечено. О мягко скажем неприятном человеке роман, а послевкусие - теплое. После "Тайной истории" и "Щегла" занесу-ка я ее в избранные писатели.

Да, это и в самом деле "эпоха невинности". Эпоха красивых манер, томных взглядов, благочестивости и устоявшихся мнений, а также эпоха снобизма, фальши и притворства. Эпоха обезличивания людей.
Хочешь быть уважаемым в обществе - подстраивайся под его мерки, принимай личину, которую тебе навязывают и не смей высовываться. А если уж откололся от общего стандарта, то имей совесть быть богатым, или заручись поддержкой влиятельных родственников, потому что если нет, - тогда ты потерян для общества навсегда.

Арчер, — "мужчина, который женился на одной женщине потому, что так ему приказала другая", Эллен, та самая, которая "отдала приказ" жениться, и Мэй, жена, дама из высшего общества до мозга костей. Любовный треугольник, где любовники всего лишь прикоснулись друг к другу, ну может был ещё поцелуй руки; где жена проявила чудеса терпимости и вовремя сориентировалась; где чувства вышколены, как манеры; где не позволено любить сердцем.
Любовный треугольник без любви? Или любовь без треугольника?
В те времена, скорее последнее. Эллен прекрасно понимала обречённость их чувств, хотя, будь она понастойчивей, понаглее, возможно, всё было бы иначе.
Но, не смотря на продвинутость, она тоже дитя своей эпохи.

Да, это роман в стиле Остин. Здесь никто никуда не спешит. События протекают плавно, без особых надрывов. Даже любовь вялая, неспешная, нерешительная.

Очень сочувствую главному герою. Супружеская жизнь только начиналась, а его уже раздражала молодая жена и её родственники, все, кроме одной. И за него всё решили: где жить, как жить и даже с кем. Его оберегали от любви, как могли, всем семейством. И он, сам того не понимая, стал жертвой.
Поначалу "больше всего на свете его восхищала твердая решимость его невесты воплощать в жизнь правило, в котором они были оба воспитаны, — не замечать вокруг себя ничего «неприятного»." Но потом эта её "слепота" всё больше бросалась в глаза, всё неприятней становилась тихая, но навязывающая свои устои жизни супруга. Мэй перестала быть для него загадкой, как только они обручились. Но не потому, что Арчер бездушный, а потому, что для неё просто окончилась игра в ухаживания, и она стала сама собой - дамой высшего света.

Да, с высоты 21 столетия трудно судить о поступках людей в 19. То, что сейчас кажется обычным, в порядке вещей, тогда было просто немыслимым и недопустимым.
В 19 веке любовь Арчера и Эллен не имела шансов. Но кто знает, как сложились бы их отношения в 21. Возможно, тоже ничего бы не вышло, ведь всем известно, что запретный плод всегда слаще и желаннее.

— А если я скажу, что он бог?
Но старик покачал головой:
— С этими иллюзиями я распрощался. Давно. Там, где людям не выжить, богам делать нечего.

Что читают под новогодние праздники нормальные люди? Что-то доброе, светлое, праздничное, атмосферное. Что читаю я? Второй раз подряд на этой неделе я оказываюсь на старушке Земле, еле-еле пережившей апокалипсис. Мдяяя... Но зато мне уже второй раз везет и без малейших колебаний ставлю книге заслуженную пятерку.

Отец и Сын бредут по тому, что раньше звалось Соединенными Штатами Америки. Теперь это безжизненная выжженная земля, покрытая пеплом и украшенная умирающими деревьями. Что точно произошло непонятно, нам не расскажут, как именно случился апокалипсис, хотя догадаться вполне возможно. Да и не важно каков был сценарий, погубивший нас как биологический вид. Теперь важно другое. Стоит ли и дальше цепляться за жалкое существование, переставшее быть жизнью и превратившееся в постоянное выживание? Стоит ли, тем более, давать жизнь новым созданиям, которые будут обречены на выживание, а не жизнь с самого рождения? Автор ответов не дает, тут каждый решает сам, но чем больше читаю про апокалипсис, тем больше понимаю, что так бы я точно не хотела, уж лучше быть в первых рядах погибших..

Книга-притча, книга-мысль... Наверное, поэтому у главных героев даже нет имен, они обращаются друг к другу, не пользуясь ими. Ведь они скорее образы, даже что-то библейское в них явно чувствуется, в их истории, в их отношениях, в их немногочисленных диалогах. Мир, покинутый богами. Мир, наполненный людьми, большинство из которых потеряли уже человеческий облик, став либо охотниками, либо жертвами. Мир, который больше некому наследовать...

Зато теперь я понимаю, почему мне совсем-совсем не понравилась просмотренная много лет назад экранизация. Имхо, но такие книги совсем некинематографичны, они больше о внутреннем, чем о внешнем, и передать это на экране очень сложно, выходит что-то нудное, затянутое и скучное. По крайней мере для меня, за такими сюжетами я лучше к книгам, так что спасибо всем тем, кто услышав, что мне не понравился фильм, советовали обратить внимание на книгу. Она действительно того стоила.

И все же не отказывался от своих слов: "Не стоит искушать судьбу". Бывали еще такие моменты, когда он не завидовал тем, кому повезло умереть.

"...меня замораживало сознание: землю нужно отнимать у крестьян, у трудящихся крестьян, которым эта земля нужна, как воздух".
А.С. Макаренко, "Педагогическая поэма"

"Гроздья гнева" - тяжелая, пронзительная, исполненная огромного внутреннего напряжения книга, на примере семьи Джоудов изображающая трагедию целого народа.
И - очень правдивая. Ибо автор о крестьянском труде знал не понаслышке - калифорнийский Салинас, где родился и вырос будущий писатель, являлся городом отчасти формально. Стейнбек с достаточно раннего возраста работал на близлежащих ранчо, благодаря чему представлял себе жизнь и быт фермеров "изнутри". И в описании печальной страницы американской истории - массового выселения фермерских семей в годы Великой депрессии - автор точен, безжалостен и достоверен, как точны и достоверны в своих произведениях, к примеру, Василий Шукшин или Михаил Шолохов (правда, последний оказался таковым отчасти против своей воли, но это уже совсем другая история).
Стейнбек сумел предельно четко передать трагедию народа, у которого во всех смыслах выбили почву из-под ног, этот чудовищный насильственный разрыв не только с привычной средой обитания, но и с жизненным укладом вообще. Кто, как не фермеры, сильнее и острее всех чувствовали связь с землей, которая дышит, родит хлеб, кормит и поит? Но в начале тридцатых годов многовековые традиции, казавшиеся незыблемыми, были в одночасье уничтожены, и миллионы людей оказались в родной стране в положении чужаков без роду и племени.

А когда урожай созревал и его собирали, никто не разминал горячих комьев, никто не пересыпал землю между пальцами. Ничьи руки не касались этих семян, никто с трепетом не поджидал всходов. Люди ели то, что они не выращивали, между ними и хлебом не стало связующей нити. Земля рожала под железом — и под железом медленно умирала; ибо ее не любили, не ненавидели, не обращались к ней с молитвой, не слали ей проклятий.

У меня при чтении сложилась четкая ассоциация: "Гроздья гнева" - это неравная битва людей с машинами. Имею в виду не только трактора, на которых трактористы за три доллара в день безжалостно распахивали участки своих соседей и сносили их дома, - слово "машины" в данном контексте следует толковать расширительно, оно в этом романе синонимично слову "система". Ибо массовый исход вчерашних фермеров в якобы благословенную Калифорнию на заработки - не что иное, как плачевный результат их столкновения с капиталистической банковской машиной. Которую, в свою очередь, поддерживает другая машина - охранительная, представленная полицией, а также "Американским легионом" и прочими военизированными организациями более удачливых граждан. Не случайно Стейнбека так высоко ценили в СССР: писатель он замечательный, но в данном случае куда важнее оказалось то, что "Гроздья гнева" - пощечина дикому капитализму - как нельзя более соответствовала идеологии социалистического государства.

Банки дышат не воздухом, они едят не мясо. Они дышат прибылью; они едят проценты с капитала. Если не дать им этого, они умрут, так же как умрем мы с вами, если нас лишат воздуха, лишат пищи.
Банк — чудовище — должен получать прибыль все время. чудовище не может ждать. Оно умрет. Если чудовище хоть на минуту остановится в своем росте, оно умрет. оно не может не расти...
Да, но в банке сидят люди.
Вот тут вы не правы, совершенно не правы. Банк - это нечто другое. Бывает так: людям, каждому порознь, не по душе то, что делает банк, и все-таки банк делает свое дело. Поверьте мне, банк - это нечто большее, чем люди. Банк - чудовище. Сотворили его люди, но управлять им они не могут.

Ощущение трагедии, нарастающего взрыва усиливается особенностями литературного стиля Стейнбека. Большинство фраз у него - сухие, жесткие и колкие, как высохшие стебли степной травы. Оттого-то, когда за нарочитым спокойствием иной раз всё же проглядывают боль и гнев, эмоциональное воздействие ощущается с особенной силой - будто хлестнули по лицу. При чтении возникает четкий визуальный образ - словно долго корчевали и в конце концов выкорчевали большое могучее дерево, многовековой дуб или секвойю. С шумом обрушился ствол, выхлестнулись толстенные корни, расшвыривая во все стороны куски дерна и комья земли...

Этот распад происходит с народом в целом - на самых разных уровнях. Как в отдельно взятых фермерских хуторах, отдельные жители которых от отчаяния встают на путь штрейкбрехерства и начинают по заданию банковских агентов распахивать чужую землю тракторами за три доллара в день ("Один тракторист может заменить двенадцать-четырнадцать фермерских семей. Плати ему жалованье - и забирай себе весь урожай"), так и в масштабе страны в целом - калифорнийцы, напуганные потенциальной конкуренцией со стороны всё прибывающих и прибывающих семей с северо-востока, заранее готовятся дать отпор чужакам. А для оправдания собственной недоброжелательности психика услужливо дает подсказку: приезжие - существа второго сорта, унтерменши ("Мы с тобой люди как люди, а у этих Оки никакого понятия нет. Они и на людей не похожи. Настоящий человек не станет так жить, как они живут. Настоящий человек не помирится с такой грязью, убожеством. Этих Оки от гориллы не сразу отличишь".)

Этот распад происходит и с отдельными семьями, насильно оторванными от родных мест и выбитыми из привычного уклада жизни. Крепкая и дружная семья Джоудов начинает распадаться на глазах еще в дороге, спустя считанные дни после отъезда - умирает буйный и задиристый дед, который в родном доме прожил бы еще не один год; вслед за ним уходит из жизни бабка, просто лишившаяся смысла этой самой жизни; отправляется неведомо куда вверх по течению реки старший сын Ной; трусливо сбегает Конни, бросивший беременную жену; прочие члены семьи пока еще держатся друг за дружку, но с каждым днем нарастает их отчаяние и ощущение бессилия...

И совершенно очевидно, что на родине всего этого не произошло бы - жили бы еще годы и десятилетия привычным образом. Обрабатывали бы землю, растили бы скот, от души гуляли бы на праздниках - так же, как их деды и прадеды. Но, увы, не судьба.

Остается лишь горький вопрос, на который нет ответа:

Как мы узнаем самих себя, если у нас отняли прошлое?

С какой же стороны подойти к рецензии на эту бесподобную, фундаментальную и совершенно потрясающую в своей силе книгу? Силе, под стать двум ее главным героям – гордому Югу и гордой Скарлетт О’Хара. Как же я ошибалась, наивно полагая по фильму, что это, в большей степени, любовный роман, лишь слегка разбавленный исторической справкой, в центре которого юная зеленоглазая южанка. Нет, в первую очередь, это произведение про мужество, отвагу, боль и рухнувший в один миг мир вокруг; про способность сохранить чистоту души и приверженность старым традициям, когда все окружение перевернулось с ног на голову; про искреннюю или врожденную способность заботиться о других. Про поддержку и любовь, вопреки здравому смыслу и общественному мнению.

Это книга о войне, которая всегда ужасна, и за которой всегда неизменно приходит смена привычного уклада жизни на неизвестное. Мне смутно была знакома история войны Севера и Юга, до прочтения этого романа. И отчасти, я этому рада, потому как Маргарет Митчелл прекрасно помогла мне пройти этот путь знакомства с Конфедерацией через битвы, осады и Реконструкцию, взамен оставив огромный камень на сердце. Та сцена с Реттом, что ушел на войну, в самом ее конце, когда надежды уже не оставалось, она до сих пор стоит у меня перед глазами. Дай Бог, хоть мы и живем во времена почти что Реконструкции, ни нам, ни нашим детям и внукам, не придется проходить через ужасы военного положения, утраты и смерти. И дай Бог, нашим женщинам не придется отправлять своих отцов, братьев, мужей и сыновей на бессмысленные и беспощадные битвы за ложные идеалы. Никакие войны не стоят человеческих жизней. Как до, так и после.

Это книга о женщине, очень сложно поддающейся однозначной оценке. Честное слово, на протяжении всего романа я постоянно анализировала поведение Скарлетт, прекрасно понимая, что она была по-своему права в стремлении выжить любой ценой, но, право, она навсегда останется для меня неисправимо эгоистичной натурой, которая так и не смогла понять никого из своих близких людей. Да что там не смогла, даже не пыталась. Я никогда не смогу простить ей беднягу Фрэнка, ее несчастных детей, которые росли под крылом другой женщины, и, конечно, я не прощу ей Ретта. Глупая, мелочная, алчная, жестокая мужланка, такая смелая, такая сильная. Вместе с тем, Скарлетт, я не смогу забыть, как ты любила Тару, как ты спасла жизнь Мелани, и заботилась о благополучии семьи Уилкс (хотя и не из чистых помыслов). Про Скарлетт сложно сказать что-то хорошее, но и нельзя утверждать, что она была однозначно «плохим» персонажем. Она такая, какая есть, и ее можно только принять со всеми ее отвратительными недостатками. Принять, как это сумел сделать Ретт. О, Капитан Батлер, вы были действительно подходящей друг другу парой. Как жаль, что судьба так трагично расставила все по своим местам. И как жаль, что вы так сильно любили Скарлетт.

Нельзя не упомянуть про очаровательную Мелани, настоящее воплощение женственности, доброты и душевной смелости. В то время как мисс О’Хара раскрывала нам все новые грани своей бесчеловечности и жестокости, маленькая смелая мисс Уилкс показывала нам чудеса своей мягкой твердости, и силы, влияющей на сознание других людей. Она так искренне верила в свою подругу, и никогда не забывала те крупицы добра, что она подарила Мелани. И даже, когда репутация Скарлетт была практически уничтожена, именно эта маленькая хрупкая женщина смогла помочь ей. Мелани удивительна, и слишком хороша, чтобы быть настоящей. Но даже если идеал недостижим, всегда остается возможность стремиться к нему.

«Унесенные ветром» подарили мне огромное количество часов радости, грусти, размышлений и, да-да, новых знаний, новых выводов и чистых, искренних стремлений к совершенствованию и очищению.

Никак не ожидала какого-нибудь успеха «Пересмешника»,- однажды написала Харпер Ли. – Я надеялась на быструю и милосердную смерть в руках критиков, но, в тоже время, надеялась, что кому-нибудь книга понравится и это придаст мне смелости продолжать писать. Я надеялась на малое, но получила всё, и это было почти так же страшно, как и быстрая милосердная смерть.

Сюжет «Пересмешника» развивается в маленьком городке Мейкомб, прототипом которого является Монровилль, в котором выросла писательница. Мейкомб тихий ничем не примечательный городок, людей в нем обитает не так-то уж много, зато все они коренные.

Рос он не вширь. Новые люди появлялись редко, браки заключались между представителями одних и тех же семейств, так что постепенно все мейкомбцы стали немножко похожи друг на друга.

Вот что, по моему мнению, является идеальным местом. Тихо, тепло и в большей части своей дружелюбно. Дети играют не боясь, что их собьет машина или лошадь, украдет злой дядька, либо они затеряются в недрах мегаполиса.

История в романе течет медленно, как река в безветренное время. Книга написана, от лица ребенка, а если быть точнее девочки шести лет (далее по тексту чуть взрослее) Джин- Луизы Финч, в народе же её зовут Глазастиком. В переводе единственной экранизации романа прозвище звучит – Скаут. Джин-Луиза живет вместе со своим отцом Аттикусом Финчем и старшим братом Джимом, а также помощницей по хозяйству – негретянкой Кэлпурнией, которая заменила детям мать.

На дворе жарко, к слову в Мейкомбе редко бывает хотя бы прохладно, а снег так вообще раз в десятилетку. Дети играют на улице, читатель при этом как будто сидит на скамейке напротив и просто на приятном к коже солнцу нежится и наблюдает за размеренным течением времени вокруг. И на этом строится большая часть книги. Единственным развлечением для детей семейства Финч и их друзей является загадка дома Рэдли, а точнее его обитателя Страшилы, как его прозвали. Это достаточно интересная история, как слухи и пересуды окружающих и излишняя религиозность отца превратили юность, а в дальнейшем и зрелость персонажа в сплошное затворничество и нелюдимость.

И все бы так спокойно и продолжалось в этом забытом городке, если бы не нелепый случай, который произошел с одним из чернокожих. Суть такова: молодой трудолюбивый мужчина, который посмел пожалеть белую женщину был буквально растлен обществом.

Отступлю немного от сюжета и скажу, что отец Харпер участвовал в жизни в подобном процессе против чернокожих и именно это дело произвело большое впечатление на юную Нелл. Образ отца в романе очень похож на отца писательницы – своей сердечностью и в то же время внятной гражданской позицией. И к слову Аттикуса отлично сыграл в фильме Грегори Пек.

Итак, возвращаемся. Говоря нелепый, я беру это слово в кавычки. Так как, помимо того, что автор отлично изображает отношение к неграм в 1930- е годы, она еще и изобличает просто мерзавцев, которые не представляют из себя абсолютно ничего, деградируют даже при имеющихся у них возможностях, пытаются паразитировать на сложившихся устоях и унижать самые незащищенные слои, чувствуя свою безнаказанность.

В каждом небольшом городе вроде Мейкомба найдутся свои Юэлы. Никакие экономические приливы и отливы не меняют их положения – такие семьи живут в своем округе точно гости, все равно, процветает он или переживает глубочайший упадок. Ни один самый строгий школьный инспектор не заставит их многочисленных отпрысков ходить в школу; ни один санитарный инспектор не избавит их от следов вырождения, от всевозможных паразитов и болезней, которые всегда одолевают тех, кто живет в грязи.

Роман «Убить пересмешника» более всего ценен тем, что в нём дети и подростки сталкиваются с проявлением расизма, предрассудками, царившими в обществе, и учатся состраданию и справедливому отношению к людям, их действиям и событиям.

Что особенно интересно, внезапно в 1995 г. люди начали обращать внимание на яркий антирасистский характер произведения, в котором автор очень честно и без прикрас описывала отношение белых южан к чернокожим. Один из самых громких скандалов случился в 2016 году. Из-за массовых жалоб роман изъяли из программы государственных школ в штате Вирджиния. Уже через год инцидент повторился в штате Миссисипи. Ну не лицемерие ли? Скандалы продолжаются и по сей день.

В общем и целом, роман мне понравился, хотя многие считают его скучным и неинтересным. Я бы назвала его другим словом – размеренный. И я считаю, что не зря эта книга входит во все списки по обязательному прочтению. Ведь каждый писатель пишет по-разному, и главное даже не какими словами автор описывает сюжетную линию, хотя язык у Харпер Ли достаточно прост и приятен. Гораздо важнее, ну лично для меня – какая тема поднимается в произведении, а главное, что читатель заберет для себя из повествования и какие выводы сделает.

Давным-давно я уже предпринимала попытку прочесть это, не побоюсь своего заявления, широко известное произведение. Так что мой опыт можно назвать закрытием этакого "книжного долга".
Конечно, привлекла меня затрагиваемая тема - гермафродитизм, отношение общества к такому явлению, психологическое и психическое состояние самого представителя "среднего пола".

В этой книге ничего подобного нет.

Виновата ли я в своих ожидания? Думаю, когда автор намеренно выносит спорную, даже табуированную тему в заглавие своей книги, делает он это неспроста и абсолютно осознанно. Прекрасно понимаю, что в оригинальном названии "Middlesex" заключена игра слов: округ в штате Массачусетс, где происходит большая часть книги, и, собственно, прямое значение - средний пол. При переводе игру слов потеряли, но тем не менее книга натужно эксплуатирует тему на протяжении всей истории, причём постоянно задвигая на задний план интересующее нас явление.

Каллиопа (Кэл) Стефанидис - результат двойного инцеста в семье, обладающий женским фенотипом при мужском кариотипе. Что это значит - читайте в Википедии. Простыми словами, Кэл - мужик, но с вульвой. Грудей нет, менструации тоже. Зато облысеть не может - не хватает нужных гормонов. Этакий гибрид с мужскими и женскими признаками одновременно.

Главному герою уделено непростительно мало времени. Автор вместо того, чтобы нырнуть в вопрос, так сказать, с головой, решил вдруг описать нам несколько поколений семейства Стефанидисов, начав отсчёт с двадцатых годов двадцатого века, эмиграции предков с территории современной Турции и спорного решения бабки выйти замуж за родного брата (он ещё и троюродный!). Тяга к кровосмесительству не окончилась с переездом в Америку. Может, у этих греков был слишком узкий круг общения?

Евгенидис всё-таки немножко опишет нам гермафродитизм главного героя... на последних 150 страницах, перемежая долгожданные сведения с брэйкинг бэд Каллиопы в наркопритоне и проституцией в возрасте 14 лет, а ещё с последующей в связи с этим трагической кончиной несчастного бати, описанной как какое-то "забавное" обстоятельство. Думаете, Кэл хоть раз почувствовал себя, как минимум, причастным к смерти отца? Испытывал ли он хоть какое-то подобие вины? Нет, конечно. Просто рассказывал за жизнь и снимал азиаточек в баре. Прелестно.

Книга безобразно скучна. Событий нет. Глав. герой - безэмоциональное бревно. Развязка отсутствует.

Какие выводы я сделала в итоге?

Первый. Семейные саги всё ещё не мой жанр. Мне слишком неприятно читать хронику жизни каких-то сомнительных личностей, творящих полную ахинею. Не люблю, что называется, копаться в чужих труселях. Недавно прочитанная Правила виноделов понимающе кивает.
Я не побегу тут же чистить полки от всех книг схожего плана (это глупо), но буду теперь иметь чёткое представление о своей антипатии и чуть более аккуратно подходить к выбору чтива.

Второй. С Евгенидисом мы прощаемся. Вероятно навсегда. У него всего три книги, из которых я прочла две: Девственницы-самоубийцы и Средний пол . Заметна тяга автора к эпатирующим названиям, не находите? Книжка про девственниц (даже это не правда) была ни то, ни сё, чуть менее скучная из-за чуть меньшего объёма. Не думаю, что стану читать А порою очень грустны , так как она самая скучная из всей тройки. Да и кредит доверия у автора исчерпан.

Третий. У нас совсем нет художественных произведений на тему. Сочинение Эркюлина Барбена , на котором основывался Евгенидис, не в счёт. Сейчас все кругом зациклены на повесточках вроде ЛГБТК и полиамории, вечных спорах о великом - гендерном самоопределении. Гермафродитизм уже давно не в моде и не волнует умы юных борцунов за справедливость. Он остался где-то там, в позапрошлом веке и больше не вызывает ни у кого интереса. Словно давно решённая проблема. Вероятно, это действительно так.

Постмодернизм в чистом виде, плавуче-текучий роман с собственным ритмом, в который так трудно влиться, но, раз влившись, глаз не отвести, рук не оторвать. Ступенчатый, ступень туда, ступень сюда, а теперь па-ва-рррот и по кругу, Кларисса - лесбиянка - Миссис Деллоуэй и ее розы, Лора - несчастная - Браун и ее торт, Вирджиния - гениальная - и ее дрозд. И все такие чуткие к настроению, к ароматам воздуха, один наклон головы, и героиня выпадает из реальности, и ты вместе с ней уносишься то в прошлое, то в будущее, то в эту улицу, такую яркую, с желтыми фонарями, где на переходе бабушки с гардениями, то в окно вон того дома, где женский силуэт оттенен синевой стенных обоев, а то и в это кресло, растерзанное седалищем давно больного, безумного друга-возлюбленного, покрытое пятнами стекшего пота, молекулы которого смешаны с кислородом этой комнаты, а кислород в свою очередь наполнен розовым маслом вот этих самых роз.

Эта книга - желтая. Желтые фонари на улицах, вездесущие желтые розы, уже зацветшие и едва распустившиеся, желтые латунные украшения дверей, желтая луна, так некстати светящая, желтые фары поездов, увозящих пассажиров, желто-горчичный свитер, который так не идет Салли, желтые осколки пивной бутылки под уже трупом, некогда бывшим... везде, где беда, там желтый. Автор играет с этим цветом, привнося его почти в каждую сцену. Автор играет с цветами - розами, шипастыми, маслянистыми. Впрочем, он играет и с другими предметами, перенося их из одной части своей книги в другую, конструируя некий Уроборос, когда одно время мягко переходит в другое неодушевленными ли вещами, одушевленными ли героями, и проносит он через весь роман два общих мотива. Жизнь-Смерть. И время.

Тик. Так. Тик. Так. Почувствуй себя вот в этот момент, здесь и сейчас, и почувствуй себя счастливым. Ведь вот час, и еще час, и еще один час, и так складывается время, убегает, стремительно уносится, и когда ты будешь старым, будешь ли ты вспоминать своего друга Луи, который жил с тобой пятнадцать лет, с которым завтракал, обедал и ужинал, с которым выбирал еду, цветы, одежду, который тебя исправно и безошибочно трахал, или будешь вспоминать вот эту девочку Клариссу восемнадцати лет, которая вышла на крыльцо - казалось, вчера еще, - и в тот момент ты замер от счастья и красоты. Вот Луи, вот ты и вот она, и эта минута пребудет с тобой навсегда. Что ты вспомнишь? Рутину? Или моменты, Моменты, ожогом запечатленные в памяти. Оно и есть счастье, этот смех над дважды купленным букетом желтых роз, а не вот та покупка буржуазной квартиры, где обои - лен, и растительные репродукции на стенах.

Книга - один день, который может вместить в себя всю жизнь, это же Джойс еще писал, и Каннингем вот тоже. "Да, этот день слишком затянулся. Мы отказываемся от вечеринок; бросаем наши семьи ради одинокой жизни в Канаде; мы пишем книги, не способные изменить мир, несмотря на наш дар и непрекращающиеся усилия... Мы живем свою жизнь, делаем то, что делаем, а потом спим - все довольно просто на самом деле. Одни прыгают из окна, или топятся, или принимают снотворное; другие - такое бывает несколько чаще - гибнут в результате несчастных случаев; и, наконец, большинство, подавляющее большинство из нас медленно пожирается какой-нибудь болезнью или - если очень повезет - самим временем. А в качестве утешения нам дается час там, час тут, когда, <...> наша жизнь раскрывается и дарит нам все, о чем мы мечтали."

Эту книгу никогда не поймут приземленные люди, материалисты, крепко стоящие на этой земле, или поймут, но фыркнут, подумаешь, торт забрызгал слюной, подумаешь, два раза купили желтые розы, это всего лишь торт, это всего лишь розы. Но эскаписты, вроде меня, фантазеры, вроде него, прочувствуют и похолодеют где-то в позвоночнике. И начнут перебирать в голове свои часы, принесшие счастье, моменты, когда хотелось законсервировать время. Да, не нужно мне, пожалуй, дамблдоровской технологии Омута Памяти, у нас свои Омуты, которые всегда с собой. Честно говоря, давно не было такой книги, нежной, как будто кончики его пальцев все еще касаются меня где-то в районе плеч, но тяжелой, как будто больше никогда не будет этих поцелуев, как будто время ушло, как будто что-то безвозвратно потерялось. И вместе с тем книги, дарящей надежду. Потому что, несмотря на странные, но логичные, финалы трех историй, в конце книги остается легкая грусть и надежда на лучшее время, на лучшие часы. Все, что было, ушло. Но все еще будет.

Мужество - это когда заранее знаешь, что ты проиграл, и все-таки берешься за дело и наперекор всему на свете идешь до конца.

Я вот уже несколько дней все время откладывала написание рецензии на эту книгу. Я просто не знала, что я могу о ней сказать, что могу добавить к тем шикарным рецензиям, которые уже написаны. Не знаю я этого и сейчас, но принцип писать рецензии на все прочитанное не позволяет мне пропустить эту книгу и перейти к рецензированию следующей. Да и невежливо бы это было по отношению к «Убить пересмешника...», ведь эта книга не из тех, которые читаешь и забываешь, будто их и не было. Нет, наоборот, эта книга остается в сердце и просит сказать что-то, сказать, а не молчать, потому что молчание - самые страшные оковы.

Вот люблю я такие простые книги. Инопланетяне не нападают на Белый дом, главный герой не оказывается избранным спасти наш мир, ни у кого нет мистических способностей, которые нужно скрывать от окружающих... Нет, здесь вы ничего такого не найдете, здесь есть только жизнь, самая обычная жизнь. Лично мне эта книга напоминает котенка, который мягким клубочком лежит возле камина. А я сижу рядом в кресле-качалке, пью горячий кофе с корицей, за окном идет дождь и я читаю «Убить пересмешника...». Для кого-то эта книга представится совсем иной, но для меня она именно такая. И пусть была в этой книге жестокость, страх, смерть, но для меня она так и останется навсегда вот таким островком уюта, тихой гаванью. Ведь, несмотря на все беды, семейство Финчей счастливо и все закончилось хорошо.

Я не хочу говорить о сюжете. Даже если вы и не читали еще «Убить пересмешника...», то хоть какие-то представления о сюжете наверняка имеете. А если не имеете, то тем лучше. Все же очень интересно читать книгу, о которой совершенно ничего не знаешь. Это напоминает прыжок в бездну. Что-то я отвлеклась... Так вот, мне не хочется рассказывать о том, что происходило на страницах романа и о том, какие чувства это во мне вызывало. Наверное, я бы просто не смогла об этом написать, потому что я не читала эту книгу, я жила ею, наблюдая за всем происходящим из-за плеча Глазастика. Поэтому я буду очень кратка, что вообще мне совсем не свойственно.

Эта книга - детство. Да, здесь затрагивается очень много тем, начиная с любопытства соседей и заканчивая расовыми проблемами, но для меня это книга о детстве. Так интересно было наблюдать за изменениями, происходящими с Джимом и Глазастиком. Особенно меня, конечно, покорила Джин-Луиза. Такая простая и в то же время такая мудрая, ребенок, но немного взрослая. Вот точно такая же и эта книга - простая и одновременно сложная, для детей, но больше все же для взрослых.

Мое отношение к классике такое. Если память о чем-то сохранилась до наших дней, то ее нельзя назвать плохой. Если она тебе не понравилась, то потому что она не подошла по вкусу, но дело точно не в произведении. И в принципе, мне редко что-то не нравится в классике. Такой я человек. Но тут настал тот момент, когда мне действительно просто не зашло. И я даже понимаю почему.
Хемингуэй славился своим языком. Телеграфный стиль. Стремление сократить и в двух словах объяснить то, на что требуется слов десять. И я это заметила в этой книге. Но меня это не впечатлило.
Как только я начала читать Эрнест Хемингуэй - Старик и море , то мне понадобилось страниц десять-пятнадцать, чтобы понять замысел. Это несомненно плюс автору. Он стремился доступно и незамысловато объяснить мудрые вещи. Для этого он упростил до минимума язык. И это потрясает. Потому что в телеграфном стиле что-то да есть. Что-то хрупкое и в то же время доскональное.
Но с другой стороны сухой язык, который демонстрировал Хемингуэй, не позволяет найти иной, даже правильней сказать, свой смысл написанного. Только тот, который хотел показать автор. К этому стремятся многие авторы. Но мне, как читателю, это не подходит. И из-за этого данная книга мне не понравилась.
Мне не понравилось отсутствие простора для мысли. Я не могла найти себя через слова автора. Только сухая аллегория через бытие старого рыбака на жизнь и понимание своего существования. Даже если ты каждый день приходишь без улова, это не доказывает твою бессмысленность.
Бесспорно. Книга сильная. Но слог не для меня. Я еще прочитаю некоторые рассказы Хемингуэя, а также другие популярные произведения для общего развития, так сказать. Но кажется автор пришелся мне не по вкусу.
П.с. Зато я много узнала о рыбной ловле ;) Это даже забавно.

Сначала эту книгу я хотела оценить в четыре балла, но немного сомневалась. Но потом, при обсуждении ее на встрече книжного клуба я передумала. И поставила твердую тройку.

Читая восторженные комментарии на "Голландский дом", не понимаю, чем там по итогу восторгаться. Одна только нелогичная мамаша, которая бросила своих двоих малолетних детей, мотивировав уход из семьи тем, что видите ли дом ей не нравится, чего только стоит. Это ж надо на тридцать лет исчезнуть полностью с горизонта своих детей, зато на старости лет вернуться в Голландский дом, чтоб ухаживать за безумной второй женой своего мужа, которая просто выгнала их с отчего дома. И преспокойненько там жить, не имея желания сбежать от такого страшного и гнетущего дома.

Непонятна ситуация с адвокатом, который занимался делом Мэйв и Дэнни, которых мачеха после смерти отца выперла из их же дома. Почему через суд невозможно было забрать хотя бы часть наследства?

И описываемая в аннотации зависимость брата и сестры от Голландского дома, по моему мнению была просто тоской по отчему гнезду, и чувством жуткой несправедливости по отношению к ним. И именно это заставляло их выглядывать из-за кустов на дом, где их больше нет.

Вроде бы роман пишет брат о сестре. Но сестры тут немного. Большинство страниц посвящены именно Дэнни, где он нудно рассказывает о своей учебе в медицинском, о переходе в сферу недвижимости, о жене его, о детях. Мэйв где то там вдали, на фоне.

Очень удивила причина развода Дэнни с женой. Она, видите ли, только после смерти его сестры рассмотрела, что он  мудак. Считала, что это сестра на него плохо влияет,  а тут неожиданность - Дэнни такой и есть.

Лето - пора отпусков, и околокнижные ресурсы расцвели списками книг, которые нужно прочитать до прихода осенних дождей. Но для меня в литературе сезонности не существует, живу с девизом “Даешь драму круглый год!”. Однако в этом романе всё удачно совпало: зной и трупный мухи. Кому-нибудь нужен такой совет?

Как насчет путешествия на Дикий запад? Очень дикий. Там с хрустом срывают скальпы, поджаривают людей на медленном огне и отрубают женщинам грудь. Филипп Майер под видом семейной саги написал роман о круговороте человеческой жестокости. И неизбежной деградации богатых наследников. Эти законы одинаковы для всех: кланов техасских нефтяников, английской аристократии, русского дворянства.

Майер показал нам зарождение Техаса без романтики книг для среднего школьного возраста - это откровенная резня. Почти 200 лет истории, почти 7 поколений семьи МакКалоу.
Началось всё в 1846 году, когда семью Илая МакКалоу - шотландцев-первопроходцев - правительство и законники отодвинули с их освоенной земли на новый участок, где на жирном черноземе можно было собрать богатый урожай и с помощью лассо быстро обзавестись собственным стадом мустангов и диких свиней. В этом изобильном раю была лишь одна проблема - сохранить свой скальп. Это были охотничьи угодья команчей, у которых для чужаков действуют свои законы. Мужчин пытали и убивали, женщин - насиловали и убивали, девушек и детей - забирали в рабство. Спустя годы правительство будет давать щедрый выкуп за каждого белого. Белых рабынь обычно возвращали без носов.

Илаю напророчили жить сто лет. Пророчество сбылось. Он вспоминает свою жизнь от порога сгоревшего отчего дома до собственной фермы, где его семья разводила коров, лошадей и качала нефть.Он выжил среди индейцев, он выжил среди белых, он выжил среди своей родни. Судьба дала ему трех сыновей, но среди них не было того, кого он хотел бы назвать своим наследником. Но был тот, кого он называл позором. Имя ему Питер.

Питер был “белой вороной” в своей семье. Слишком совестливый, слишком человечный. Он родился не в то время и не в том месте. Он был чужеродным телом, и всё вокруг отторгало его. Питер вел дневники, в которых рассказывал правдивую историю своей семьи. Правдивую на его взгляд. Вы найдете их на этих страницах. Это то немногое, что от него осталось, потому что клан МакКалоу вычеркнул его имя из семейной хроники, а сам Питер бесследно пропал.

Единственным человеком, который смог достойно продолжить дело Полковника - Илая теперь называли только так - оказалась его правнучка Джинн Анна МакКалоу, женщина, опередившая своё время. Она управляла нефтяными вышками своей семьи в те годы, когда женщину в большом бизнесе никто не воспринимал. Но она вырвала у жизни свое право на уважение и заставила считаться с собой. Она добилась заоблачных финансовых высот, в жертву которым принесла свою семью. Но такая ли уж это жертва? Джинн Анне всегда было слишком тесно и скучно в роли матери. И закономерный итог: её одиночество отдавалось гулким эхом, как и шаги в пустом бессмысленно огромном доме. Она лежит там одна не в силах пошевелиться, почему-то пахнет газом и гарью, прожитые годы проносятся у нее перед глазами.

Роман Майера шокирует и восхищает. Если вы крепки духом, если цените слог без легковесности и вычурности, если готовы к долгому пути через прерии - читайте.

А я теперь хочу устроить себе еще одно испытание на прочность и посмотреть 10 серий этой "мясорубки". Пирс Броснан в роли Илая. Звучит заманчиво.

01:06

Потрясающая книга!!! Великолепная!
И почему ее называют депрессивной? У меня наоборот возникло неимоверное желание жить и успевать делать все то, что еще не сделано.
Думаю, что её относят в разряд тяжёлых именно потому, что кто то в ней узнает себя, кто-то родных, близких, а это всегда тяжело вот так вот увидеть человека наизнанку, всего. Вы когда нибудь смотрели глаза в глаза самому себе в зеркало? Это трудно, заглядывать в глубину себя. Вот так и с этой книгой, разбередит и распотрошит, все то о чем чаще всего люди молчат.
Книга настоящая. Здесь нет, сладких парочек, нет надежд на долгую и безмятежную жизнь. Пожилые женщины, это не идеальные бабульки пекущие сладкие булочки со своими внуками, а женщины проживщие долгую жизнь, уставшие, но еще живые. Которые, не смотря на все свои морщины и дряблую кожу, тоже хотят секса. Им не чужды страсть и измены.
Многие молодые боятся старости и одиночества. Старики знают, что одиночество неизбежно, мы рождаемся и умираем в полном одиночестве, но так страшно умирать, когда рядом никого, но все же главное умирать не в муках. Пожилые люди - настоящие ценители жизни. Именно они зная, что остаток меньше, чем прожитая часть жизни, все чаще оглядываясь назад, они умеют дорожить настоящим моментом.
Здесь нет ни положительных, ни отрицательных героев. Здесь все перед нами обнаженны, мы видим насквозь их комплексы, их желания и страхи.
Почему то принято Оливию называть тираном и домашним деспотом.... По моему, просто не понятая, темпераментная, ну и да в чем то авторитарная личность. Она любит своих близких, как умеет, она заботится как может. Это выше ее сил погладить кого то по головке и просто пожалеть, но ведь и она никогда не знала такого обращения с ней. Ее боятся......
Поздно я прочитала эту книгу. Были в моей жизни такие родственники, которых нужно было просто обнять и приласкать....
Как здорово, что я прочитала эту книгу, сейчас. Так хочется верить, что я смогла для себя сделать правильные выводы.
Эта книга - толчок, к действиям на первый взгляд таким не сложным, но очень важным. Вот хочется, лишний раз позвонить близким, просто та обнять ребёнка, не обращать внимания на какие то жизненные мелочи....

Никогда не задумывалась об этом раньше, но после прочтения этой книги я поняла, что хочу стареть рядом с человеком с которым я сейчас живу. Наверное это и есть та самая, ну что до гроба?

В душе мы все обязаны верить, что мы – личности, что мы значимы и достойны и с этим самым чувством собственного достоинства и важности мы и должны изо дня в день шагать по улочкам жизни.

«Никель» - название исправительной школы для мальчиков, в которую герой книги Элвуд Кертис попадает по ошибке. Исправить недоразумение оказывается невозможным не только из-за несовершенства машины правосудия, но и потому что Элвуд чернокожий, а это уже проблемы другого уровня. Действие происходит в шестидесятые годы, в Америке.

У Элвуда есть мечты и стремления, несмотря ни на что он остается открыт миру и верит в идеалы справедливости и добра. Кажется именно это в итоге и сыграет с ним самую злую шутку.

Исправительная школа оказывается настоящим адом на земле, где верховодит насилие и коррупция. Мальчишек заставляют работать, молчать и терпеть все, что скажут. Иногда воспитанники школы пропадают в безымянных могилах. Ни о каком образовании и воспитании в этом заведении даже речи не идет, а исправление имеет обратную тенденцию. Кажется, никто не может выйти из «Никеля» нормальным. Школа оставляет старшную печать на своих воспитанниках, многие из которых попали туда по нелепости или за мелкое непослушание.

Колсон Уайтхед в своей работе подсвечивает проблемы общественных институтов, и дело не только в расизме и фальшивом правосудии, но и в таких атрибутах как общепринятая культура насилия и власти, постороенной на силе. Одна из основных вещей, обеспечивающих существование этого учреждения - молчание. И ввиду стыда, и ввиду токсичных маскулинных установок.

События книги являются художественным вымыслом, который основан на реальных событиях, аналог этой школы действительно существовал в США. Это страшное заведение было закрыто совсем недавно, в 2014 году из-за сокращения бюджета(!), спустя 111 лет со дня открытия! В результате раскопок на территории школы и в окрестностях уже обнаружены останки сотен детей. Несмотря на множество свидетельских показаний от бывшик "воспитанников" виновные не были наказаны.

Книга Колсона Уальда напоминает нам о важности человечности и персональной ответственности каждого перед миром, с которым мы имеем дело.

Миссис Дэллоуэй сказала, что сама купит цветы.

Три героини, три истории. Нью-Йорк, Ричмонд, Лос-Анджелес.

...Вирджиния Вулф пишет свой самый известный роман, мучительно страдая от предчувствия головной боли, от голосов, слышных ей одной, от тоски по Лондону, от ощущения, что ее заперли в этом большом доме, словно в тюрьме. Она не позволяет себе смотреть в зеркало, это опасно, иногда там можно увидеть существо, стоящее у нее за спиной...

...Лора Браун не может найти в себе сил и встать с кровати. Муж и сын ждут внизу, и мысли о них то приводят ее в состояние неконтролируемого бешенства, то терзают чувством вины. С каким удовольствием она бы осталась в постели и читала "Миссис Дэллоуэй" целыми днями. Но от нее ждут, что она будет хорошей женой и матерью, ждут праздничного торта, ждут еще чего-то, но никто не спросил, чего же хочется ей самой. Поэтому самый простой и самый сложный выход кажется столь желанным - вот они, тридцать таблеток в маленьком пузырьке в ванной...

...Кларисса Воган по прозвищу Миссис Дэллоуэй идет покупать цветы. У нее сегодня прием. Она идет по Нью-Йорку, навестить старого друга, и влюблена в окружающий мир, в эту секунду июня, в воздух, чистый и прозрачный, будто окунаешься, в утро – свежее, будто нарочно приготовлено для детишек на пляже. Она проживает не жизнь, не свою жизнь, она проживает каждую строчку романа об одном дне другой Клариссы, жившей полсотни лет назад на другом конце света....

Одна книга – словно отражение другой в мутном зеркале. Одна история проросла в другую, два текста слились в какую-то невообразимую ленту Мебиуса, и не сразу вспоминаешь, где заканчивается одна и начинается другая.
Как и у Вулф, - полное погружение, мир, создаваемый обоими авторами, объемен и трехмерен. Словно своими глазами видишь Вирджинию на берегу реки, измученную до предела предчувствием надвигающегося безумия. Она подбирает камень и кладет его в карман пальто. Прохладный ветер, желтоватая вода хлюпает в туфлях – холодная, но терпеть можно... "Мы с тобой были самыми счастливыми людьми на свете".
Ощущаешь всей кожей тягучее отчаяние Лоры, которая запуталась в своей жизни, словно муха в паутине, ощущаешь ее колючее бешенство от того, что муж заплевал идеальную глазурь ее торта, и бессильный ужас от того, что сын всегда будет видеть - она не справилась. Физически, до тошноты, ощущаешь ее тоску - и нет причин, и жизнь благополучна, но ненавистна до невозможности.

А часть о Клариссе оказалась для меня самой неубедительной. Возможно потому, что у Вулф получилось рассказать эту же историю гораздо лучше? Или из-за контраста с таким впечатляющим отчаянием, поглотившим других героинь? не знаю. Почему-то я верю в непреодолимую безысходность, погубившую Септимуса, но шагнувший из окна Ричард не вызывает сильных эмоций. "Кто-то с крепким телом, но непрочной психикой; поэт с печатью гениальности, раздавленный колесами истории" - нет, вряд ли, он не тянет на подобное описание. Сама по себе его судьба трагична, но трагичность меркнет из-за того, что Каннингем ставит его рядом с другим героем.

Поэтому впечатления от романа двойственные. Это второе для меня произведение у Каннингема, и мне кажется, что более самобытный "Дом на краю света" удался ему гораздо лучше. Но погружение в безумие, в пучину депрессии, "я больше не могу; вы понятия не имели, что со мной происходит; у меня кончились силы", "мы не знали, что она так сильно страдает; нам и в голову не приходило, что все так серьезно", - это написано гениально.

«...понимаешь, малышка, если кто-то называет тебя словом, которое ему кажется бранным, это вовсе не оскорбление. Это не обидно, а только показывает, какой этот человек жалкий...»

Да-да, добрые книги я тоже читаю. А эта, пожалуй, из них теперь самая любимая. Обязательно перечитаю, когда у меня будут свои дети, а пока посоветую ее тем, у кого они уже есть. И к черту все эти книжки по психологии воспитания! К черту! То, чему учит один из главных героев романа своих детей, однозначно, кажется мне более жизненным и правильным.

Жаль, что почти 2 года эта книга лежала у меня без дела. Всё никак не решалась взяться за неё. Само название как-то отталкивало что ли. Ну, ничего, как говорится «всему своё время».

На самом деле в этом произведении затрагивается много важных тем. Например, расизм, ксенофобия, повторюсь, нюансы воспитания, вопросы несправедливости, детские страхи и радости...так же интересно описывается главный Судебный процесс произведения. Мне, как человеку, связанному с правоохранительной деятельностью, следить за этой линией сюжета было крайне увлекательно. А главное, читается ну ооооочень легко! Моментами даже случается, что во время чтения мысленно возвращаешься в собственное детство. Так что советую. Не пожалеете. Ручаюсь.

На тему рабства в США написано, сказано и снято очень-очень много. Наверное, эта тема никогда не будет исчерпана до конца - ведь забывать о таком нельзя.

Тони Моррисон, получившая в 1993 году Нобелевскую премию за свой роман “Возлюбленная, совершенно по-новому осветила эту тяжелую и болезненную тему, выбрав для своего повествования полумистическую и одновременно глубоко реалистическую форму.

Первое, что бросается в глаза при чтении романа, это то, с какой обыденностью автор описывает ужаснейшие и кошмарнейшие вещи, происходившие с темнокожими рабами в Америке. Обо всем этом говорится как-то вскользь, мимоходом, без особенного акцента и безэмоционально. Даже сами герои повествования говорят об этом будто бы с отчужденным равнодушием.

И такой прием позволяет читателю еще сильнее ощутить весь ужас и кошмар положения главных героев. Только представьте, сколько всего пришлось вынести человеку, чтобы спокойно говорить о групповом изнасиловании или сожжении заживо своих близких и друзей?

Скажи-ка мне вот что, Штамп. – Глаза у Поля Ди были воспаленными и слезились. – Скажи мне только одно: сколько же может вынести жалкий ниггер? Скажи мне, Штамп, сколько?

В течение всей своей жизни Бэби, как, впрочем, и Сэти, ощущала, что ею и другими мужчинами и женщинами манипулируют как при игре в шашки. Все, кого Бэби Сагз знала, не говоря уж о тех, кого она любила, — если им не удалось убежать или их не повесили, — могли быть сданы внаем, отданы другому хозяину в уплату долга, проданы, выкуплены, выставлены на продажу, заложены, выиграны в карты, украдены или конфискованы. Именно поэтому у восьмерых детей Бэби было шестеро отцов. Вот что она называла «паскудством жизни» — ужасное сознание, что никто не перестанет передвигать шашки по доске из-за того, что в игру включены теперь её дети.

Во многих отзывах я вижу негатив в сторону главной героини Сэти. А меня восхищает ее внутренняя сила, ее любовь к детям, ее стремление во чтобы то ни стало уберечь их от того, что ей самой пришлось вынести.

Возлюбленная может уйти. Уйти до того, как Сэти сумеет внушить ей, что хуже смерти - куда хуже - было то, отчего умерла Бэби Сагз; то, что знала Элла; то, что видел Штамп, и то, отчего Поля Ди била неудержимая дрожь. Что любой белый может забрать тебя целиком, всего, вместе с душой, если ему это придет в голову. Не только вынудит тебя работать на него, убьет или изуродует, но замарает тебе душу. Замарает так, что ты сам себе станешь противен; забудешь, кем был прежде, и даже вспомнить не сможешь. И хотя она, Сэти, и многие другие пережили такое и справились, она никогда не позволит, чтобы это случилось с ее детьми. Самое лучшее, что есть у нее, - это ее дети. Ладно, пусть даже белые испачкают ее тело и душу; но им не добраться до самого лучшего в ней, самого сокровенного и волшебного - до той части ее существа, что всегда была чиста.

Легко осуждать Сэти, будучи свободным человеком, чьи права охраняются законом и органами правопорядка. Когда ты знаешь, что любая человеческая жизнь - это главная ценность, и никто не может отнять ее у тебя, не ответив за это перед законом. В таких обстоятельствах легко надеть белое пальто и заявлять, что ты бы никогда и нипочем не повторил поступка Сэти.

Таких людей можно только пожалеть из-за недостатка воображения, которое не позволяет им представить и прочувствовать всю тяжесть, боль, страдания, унижения, пришедшиеся на долю наших героев (и давайте не будем забывать, что пусть все персонажи вымышленные, в реальности существовало огромное количество рабов, подвергшихся пыткам, избиениям, изнасилованиям, убийствам со стороны своих хозяев). Ну или их можно пожалеть за то, что они не умеют любить по-настоящему. Когда ты любишь так сильно, что готов совершить самый страшный и непереносимый для тебя грех, только чтобы избавить своих любимых от страданий.

- Любовь твоя слишком уж тяжела.
- Слишком тяжела? Любовь или есть, или ее нет. Легкая любовь – это вообще не любовь.

Я очень понимаю тех, кто написал, что им было тяжело читать “Возлюбленную”. Повествование носит отрывистый характер, прошлое и настоящее постоянно переходят друг в друга без каких-либо переходов, очень много иносказаний, недомолвок, много необъяснимой мистики и символизма - всё это значительно затрудняет чтение. Но когда вы придете к финалу истории и сумеете ею проникнуться, то поймете, какая жемчужина перед вами.

Самый главный символ романа - Возлюбленная, девушка, которая ниоткуда появляется на пороге дома Сэти и завладевает душами всех обитателей дома № 124. Что она такое? Счастье или горе, прощение или возмездие, покой или тревога, любовь или ненависть?

Для меня Возлюбленная стала символом вины, которая пожирает человека изнутри, не оставляя в его жизни места ни для чего другого. Огромная, всеобъемлющая, всепоглощающая и безысходная. Именно вина чуть было не погубила Сэти.

Надеюсь, в конце концов, она услышит слова Поля Ди о том, что она сама и есть главное сокровище. И сможет до конца своих дней остаться свободной не только внешне, но и внутри.

Часто слышу такую позицию, мол это всё давно в прошлом, сейчас никто не угнетен все свободны и чего об этом говорить. Нет, помнить об этом и говорить надо. Коллективная историческая память - важнейшее, что есть у человечества и что позволит нам быть настоящими людьми.

Нельзя никогда забывать о мучениях и страданиях бесправных жертв рабовладельческого строя, которые были вынуждены не жить, а существовать. Когда лучшим способом выжить становится полный уход от себя, от своих чувств, перестать быть живым и настоящим, как когда-то пришлось сделать Полю Ди.

Он заставил навсегда замолчать изрядную часть своей души и пользовался лишь той, что давала ему возможность ходить, есть, спать, петь.

Очень опасно любить кого-то так сильно, особенно собственных детей. Лучше всего, это он знал по опыту, любить чуть-чуть, совсем немножко; рано или поздно сломают твоей любви хребет или запихнут ее в саван, и тогда, что уж, у тебя все-таки останутся силы для другой любви.

Так что приходилось как-то защищаться, любить тайком и что-нибудь самое маленькое. Выбирать самые крошечные звезды на небе и считать, что они твои; лежать на боку, вытянув шею, чтобы перед сном за краем канавы увидеть ту звёздочку, которую любишь. Украдкой поглядывать на неё, мерцающую между деревьями, когда тебя приковывают к общей цепи. Оставались еще стебли травы, саламандры, пауки, дятлы, жуки, муравьиное царство. Что-либо большее не годилось. Женщина, ребенок, брат — такая любовь вполне могла расколоть тебя надвое в Альфреде, штат Джорджия.

Нельзя спокойно жить, думая, что это всё осталось в прошлом и ничего не значит для настоящего и будущего. Потому что можно сохранить человечность и милосердие, только помня об этом.

Стандартный современный роман о жизни маленького американского городка, с его интригами, давними обидами, изменами, буллингом в школе, недопониманием и, разумеется, трупами разного вида. Книга разбита на главы от лица главных героев, коих достаточно много, при этом не путаешься кто есть кто, есть кто бесит, есть кому проникнуться эмпатией, характеры героев разные (особенно понравился персонаж Миссис Уайтинг), не шаблон на шаблоне. Роман очень кинематографичный (кстати, по нему снят сериал, сценарий к которому писал сам автор), вязко текущий первые страниц 200, затем сюжет резко набирает обороты, чем-то напоминает "Жареные зеленые помидоры...", только без расовой дискриминации и ЛГБТ, за что автору отдельное спасибо. Сюжет романа жизненный, без розовых очков и абсолютных хэппи-эндов, за что и нравится многим читателям.
P.S. Макс с крошками в бороде не оставит никого равнодушным)).

Я очень люблю реализм и думаю данная книга мне не понравилась в первую очередь потому, что она мимикрирует под реализм, но таковой не является. Все эти мистификации, массовые смерти, невероятные совпадения, героические появления в последнюю секунду, превращают роман в приключенческое чтиво, и не больше. Я люблю, когда мы слышим в книге либо автора, либо главного героя, в Щегле этого нет. Автора я не увидела вообще, разве что это попытки интеллектуального включения через живопись, герой озвучивает исключительно поверхностные реакции на все происходящее, внутренний мир его мы не видим. Он не переживает по поводу мамы или секса с парнем, как это бы происходило в реальности – долго, монотонно, судорожно. В Щегле же просто быстро озвучивается должная реакция и забыли. Единственное, что мне понравилось в романе – это визуализация, очень ярко сериал перед глазами шел. Я не почувствовала взросление героя, разницы между 13-летним и уже взрослым Тео попросту нет, прочитайте первую и последнюю главу – один и тот же человек. Я вижу попытку создать большой американский роман, вложить весь свой авторский опыт, вплести реалии современности. Но честно – бульварщина, попытка осталась попыткой. В книге нет души и новизны. Слишком упрощен главный герой и все личностные взаимоотношения, Россия из 90-ых не привносит новизны ни разу.