Рецензии

Месяц назад, оказавшись на сайте издательства «Молодая Гвардия», увидел анонс выхода книги Захара Прилепина «Непохожие поэты». Без лукавства скажу, что горячая волна чего-то приятного и родственного окатило сердце. Наконец, заказал книжку, стал ждать труд Прекрасного писателя. И вот, через неделю, она передо мной. С пылу, с жару. Светиться, сияет, отличное качество бумаги, завораживающая обложка. Но не только внешняя оболочка привлекла. Обрадовало содержание.

Как всегда, Евгений Николаевич на высоте. Всем чертям на зло. Прекрасный стиль, чёткость, ясность, увлекательность.

Книга раскрывает перед читателем биографии трёх «непохожих поэтов» с такими насыщенными судьбами, с такими приключенческими биографиями – диву даёшься! Широка и богата история наша, Родина наша на такие доблестные, богатырские типажи. Читаешь о Мариенгофе – влюбляешься в него тут же, хоть и до того восхищался им, точнее его прозой («Бритый человек, «Цинники», «Роман без вронья»). Погружаешься в жизнь Корнилова – и такой страх находит, что съёживаются внутренности, вздрагивает сердце от крутых поворотов, волнуешься, надеешься, что в конце всё окончиться благополучно, даже, если знаешь правду. Не замечая как бегут страницы жизни Луговского – поражаешься величине, силе, мощи этого поэта, вверх задираешь голову, чувствуешь – упадёшь.

И да, конечно же, гордость за то, что Россия порождает, вмещает, объединяет в себе такое количество по истине гениальных, одарённых личностей.

Достойные представители русского народа, русских лесов, полей, далей, богатств. Мастера слова, труженики, отчаянные, смелые, крутые нравом, безмерны духом.

З. Прилепин возродил их имена, направил на их увядшие для большинства фигуры мощный луч света. Глядите! Их похоронили, закопали, накрыли валуном могилы, а стихи то - звучат незабвенно и как красиво. Ручейком, снежинкой звенят.

И хочется читать запоем по-настоящему волшебные, чудесные строчки. Ощущать сердцем до невозможности близкое, томительное, обнадёживающее.

Книга – высший класс. Красивый, плавный полёт.

Спасибо, за язык, образ, подачу. Сочувствуешь, переживаешь и радуешься за каждого героя. Главное - всем хочется советовать. Уровень серии "ЖЗЛ" - прекрасен, ч.т.д.

Эта книга далеко не только биографическая, немалое количество текста занимает «провиденье» Михаила Лермонтова. Большая по объему  книга читается довольно легко, автор отчасти философствует и полемизирует с другими исследователями. Так получилось что современники и ближайшие «литературные потомки» не видели настоящего Лермонтова, и на это есть причины, которые автор раскрывает в своей работе.

Мало с кем он был откровенен, даже с близкими людьми и этим создал еще больше споров о своей фигуре. Кто- то называл его «русским Байроном» и приемником Пушкина, но за скрытой личиной, маской скрывался другой.

Он был как бы из другого мира, мира выше которой был невиден простым смертным, его творчество навеяно тем, что было ему дорого сердцу: Кавказ, Восток, Варенька Лопухина стали источником его вдохновение на долгие, но слишком короткие года.

Нет, ни современники, да и многие последующее поколение не поняли гения, чего только стоит пасквили на поэт от философа Владимира Соловьева или совершенно «слепой» анализ Владимира Набокова. 

Он мало печатался при жизни, даже его собрание сочинений вышло за несколько месяцев до его трагической смерти.

Его проза также прекрасная, как и поэзия. Можно четко проследить путь от его юношеских стихов до более зрелых стихотворных шедевров. Как менялись его идеалы, виденье мира. Сначала его считали вторым Байроном позже стали называть единственным Лермонтовым. У него было столько же ненавистником, как и поклонников, все это воссоединилось в  этом удивительном человеке. Рано потеряв отца и мать, он стал выражать свои мысли на бумаге или как тогда говорили «марать» стихи.

Перед вами глубокое литературно-биографическое исследования, написанная с огромной любовью к Михаилу Юрьевичу.

В истину:  «Мой гений веки пролетит

И эти ветви над могилой            

Певца-страдальца освятит.»

(Дереву» 1830 г.)

Метроном на обложке это рецензия в стиле хойку. Все 500 с лишним страниц меня качало из классно в картонно, из года 1948 в 1985, от любви к злобе.

В основе романа реальная история советского композитора Александра Локшина. Этого мальчика угораздило родиться в реальности Диктатуры пролетариата. Идеальный кандидат на травлю и оговор - интеллигент, талантливый композитор и еврей. Наивно решивший написать музыку на стихи Бодлера. Это в 1939-то году.

Наглеца за такое из консерватории вышибли естественно. И запомнили. И при удобном случае ввернули фигурантом в архитектуру доносов и обвинений. Ни талант, ни поддержка коллег по цеху Локшина не спасли. Сын композитора Александр 20 лет исследовал обвинения против отца и выпустил две книги, где приведены доказательства его невиновности.

В книге две ведущие сюжетные линии - история опального композитора, в романе он Лапшин, что написана почти дословно, документально. И семейная сага коллеги и учителя Лапшина Льва Норштейна. В центре этой истории внук Льва, Арсений. Талантливый, но страдающий от жесткой психологической травмы музыкант-исполнитель. Обе истории развиваются паралельно, мало пересекаясь друг-с-другом. Повествование в обеих скачет между 48 и 85 годами, ничуть не напрягая читающего. Манера письма у Замшева мягкая, читалось легко.

Сначала озвучу минусы - часть второстепенных персонажей у автора прихрамывает, кое-что из фактов искажено “для красного словца”: оперативник Отпевалов вышел по балаганному, очень уж упивается злобой; работник французского посольства шатается по московским коммуналкам и пьет водку со студентами, в 48-то году; да и слишком большой срок за распространение самиздата в середине 70-х получился у Саблина. Однако, господа, это все же художественный роман, а не документальная хроника. Пусть его врач и француз, но опер все же черноват вышел.

Теперь о хорошем. В нем все что так любилось в детстве и юности.

Все эти московские дворы и переулки. Филигранно прописанная разница меж румяной московской уличной толчеей и сырой резкостью летящих питерских проспектов.
То, что сейчас ни за какие коврижки не найдешь. Москва и Питер брежневских и горбачевских времен, канувшие в Лету без возврата и права на помилование.
А еще, увы я капитан очевидность, в романе много музыки - “Течение мыслей его сейчас напоминало музыку Дариуса Мийо — нервную, не находящую покоя, в чем-то безоглядную, а в чем-то эстетски осмотрительную”, инструментов “инструмент его тут, насупившийся какой-то, будто сгорбленный, глядящий на все исподлобья”.
Повторюсь, но язык у романа хорош, читалось мягко, легко, “Концертмейстер” замечательная компания для зимнего вечера. Понравится любителям семейной прозы, больше московских, чем питерских историй, тем, кому будет интересно узнать мужскую точку зрения на чувства, ну и к звукам причастным любителям классики. Жаль только концовка подкачала. Слишком уж все хорошо закончилось. Сказочно.

Точна и бесспорна характеристика романа, данная Александром Мелиховым: "умно, изящно, увлекательно". Но почему же европейская проза? Разве Максим Замшев не продолжает традиции Бориса Пастернака? Когда настоящий поэт пишет прозу, это всегда изящно, образно, глубоко.
Эстетика художественного слова – вот чем особенно ценно это произведение.
Нельзя умолчать и о сложной, до мелочей продуманной структуре романа, о живых героях, действующих свободно, за пределами авторской воли (их лица и даже голоса осязаемы). Роман многослоен, он не только о человеке и его месте в истории, но и о роли истории в судьбе человека, о бесконечной взаимосвязи всего со всем, о возможности выбора и необходимости честного диалога с самим собой.
И, конечно, музыка, звучащая в каждой строке, пронизывающая и окутывающая, выводящая текст на новый уровень... Можно без конца вдаваться в многословие, но лучше книги всё-таки не скажешь. Желаю Максиму Замшеву думающих читателей.

В прошлом году я читала книгу Натальи Громовой "Все в чужое глядят окно" об эвакуации в Ташкент в начале Великой Отечественной войны советских писателей, поэтов и прочих деятелей культуры. В Ташкенте оказалась большая творческая тусовка, среди которой были Ахматова, Чуковские, А.Н.Толстой, Раневская, вдова Булгакова Елена Сергеевна, сын Цветаевой Мур и многие другие.
Но чаще всего в этой книге фигурировало имя поэта Владимира Луговского. На базе семейного архива Луговских и строится основная часть повествования. До этого такого поэта я не знала, возможно, имя слышала, но точно не скажу. Биография Луговского меня поразила. Оказывается, после революции это был довольно известный и успешный поэт, обласканный славой и всеобщей любовью. Видный, огромного роста, с внешностью и статью настоящего героя, стихи он писал тоже геройские. В гражданскую ездил в Узбекистан бороться с баями, после возвращения работал в угрозыске, учился в Главной школе Всевобуча, служил в Управлении внутренними делами Кремля и в военной школе ВЦИК. Стихи писал о революционной романтике и своих поездках в Среднюю Азию. Стихи, как по мне, такие же средние, как и Азия - невнятный белый стих в основном. Позже Луговской преподавал в литературном институте, его ученики - Долматовский, Симонов и многие другие. Всегда подтянутый, в военной форме, поэт-герой, воспевавший войну и всякие лихие дела. В его квартире куча оружия и шашки на стенах. Его обожают не только женщины, а вообще все вокруг. И вот началась война, Луговской мобилизован, но в первые же дни попадает под бомбежку поезда, который вез его на фронт. Он остался в живых и не получил ни царапины, но это напугало его безмерно. Он возвращается в Москву, ложится в больницу, а позже едет в эвакуацию с сестрой и матерью в Ташкент. Там он сильно пьет, валяется по арыкам, клянчит на улицах мелочь на выпивку, плачет на плече Елены Сергеевны Булгаковой (как раз перед самой войной у них завязался роман). В общем, эта метаморфоза, произошедшая с поэтом в образе героя, воспевавшего войну, поражает! Ему всего 41 год, его товарищи сражаются на фронте, а главный герой валяется пьяный в арыке. Мне настолько неприятна была эта личность, что нечаянно найдя дома книгу его стихов, даже не хотелось брать её в руки.
И вдруг я узнаю, что в серии ЖЗЛ вышла книга, посвященная Луговскому. Во мне поднялось негодование, - замечательных людей, ничего себе! А написал эту книгу Захар Прилепин, к которому у меня после его призывов идти воевать на Донбасс негатив еще больше, чем к Луговскому. Вот прямо одно к одному: неприятный мне писатель (книг его я не читала, но осуждаю, конечно же!;) пишет об очень неприятном мне поэте. И что же я делаю? Я беру и читаю эту книгу:))) Во-первых, давно было любопытно, как пишет Прилепин, назначенный ныне главный русским писателем; во-вторых, книга посвящена не одному Луговскому, а еще двум поэтам - Мариенгофу и Корнилову. Про одного Луговского я бы точно читать не стала. А тут стало интересно. Про Мариенгофа в статусе поэта, а не прозаика я практически ничего не знала; имя Бориса Корнилова, автора строчек "Нас утро встречает прохладой", мне вообще было не известно. А он в свое время был весьма популярен, а еще женат на Ольге Берггольц. В общем, карты сложились, и я взялась за чтение.
И книга мне очень понравилась. И стиль Прилепина, и слог, и увлекательность повествования, а особенно то, что он как-то трепетно о них написал, нежно, с большой эмпатией. Как-то не ожидала я от него. Так что буду знакомиться с его творчеством дальше. Нон-фикшеном он мне угодил, теперь интересно его художку почитать.
Итак, три совершенно разных поэта, у которых общее - эпоха. Все трое жили в одно время, и часто в одних и тех же местах, но вряд ли встречались. А так они как на подбор - отличаются друг от друга всем, чем только можно.
Мариенгоф (1897–1962) — сын еврея-выкреста и русской дворянки. Корнилов (1907–1938) — крестьянского рода, горожанин в первом поколении, сын сельских учителей. У Луговского (1901–1957) — оба деда православные священники, отец — столичный преподаватель, истинный русский интеллигент, мать — певица.
Мариенгоф был имажинистом, Луговской конструктивистом. Корнилов, в сущности, ни к какой литературной группе не относился, но его чаще всего приписывали к «крестьянским поэтам».

У Мариенгофа я читала только прозу, каким-то образом проглядев, что он был поэтом. От его "Циников" я в 13-14 лет сильно фанатела, думаю, что и стихи его пришлись бы мне в ту пору по душе)) Эксперименты и эпатаж я тогда как раз очень ценила;)) А вот Прилепин, мне кажется, Мариенгофа-поэта очень уж переоценивает, пытаясь приравнять то к Есенину, то к Маяковскому. Мне он еще чем-то Северянина напомнил. Вот в этом и фишка - слишком он похож на всех сразу:))

И будет два пути для поколений:
Как табуны пройдут покорно строфы
По золотым следам Мариенгофа
И там, где оседлав, как жеребенка месяц
Со свистом проскакал Есенин.

Больше всего мне понравилась вторая часть - про Бориса Корнилова. Мне он кажется талантливей всех из этой троицы и очень жалко, что попал он в кровавые жернова своей эпохи. Про Корнилова написано особенно душевно, может быть потому, что он земляк Прилепина, из Нижнего Новгорода. Про его жизнь с Ольгой Берггольц, которая была его первой женой, тоже интересно было почитать, два поэта в одной квартире - это что-то! Корнилов был такой разудалый, дебоширный, скандальный поэт а-ля Есенин, которому многое прощали за самобытный талант, а в итоге расстреляли за его стихи, в которых углядели троцкизм и кулацкую пропаганду...

Вы меня теперь не трогте -
мне не петь, не плясать -
мне осталось только локти
кусать.
Было весело и пьяно,
а теперь я не такой,
за четыре океана
улетел мой покой.
Шепчут листья на берёзах:
- Нехороший ты, хмельной…
Я иду домой - тверёзых
обхожу стороной.
Пиво горькое на солоде
затопило мой покой…
Все хорошие, весёлые -
один я плохой.

Часть книги про Луговского любви к нему и его творчеству не добавила. Но опять же очень понравилось, что Прилепин не осуждает его, жалеет, пытается понять. Судьба сыграла с ним злую шутку - хотел взрывов, бойни, войны? - нна, получи! А вот сдюжишь ли? Не сдюжил. Я тоже пытаюсь не судить и как-то понять. Явно что-то с психикой его случилось, посттравматический синдром, видимо. Но как вспомню, что его ученик Константин Симонов прошел всю войну и писал замечательные стихи; ушел на фронт раньше своего призыва Булат Окуджава; погиб, возвращаясь с задания будучи военным корреспондентом, Евгений Петров; с концертами для поддержки духа советских бойцов по фронтам ездят Клавдия Шульженко, Нина Русланова, Любовь Орлова, а Луговской, имея звание офицера, валяется пьяным в жарком Ташкенте... И правдиво потом об этом пишет:

Я пьян с утра, а может быть, и раньше...
Пошли дожди, и очень равнодушно
Сырая глина со стены сползает.
Во мне, как танцовщица, пляшет злоба
Идут верблюды с тощими горбами,
Стрекочут белорусские еврейки,
Узбеки разговаривают тихо.
О, сонный разворот ташкентских дней!..

Прилепин резюмирует: «Иногда кажется, что в случившемся с Владимиром Луговским есть что-то христианское: он словно один принял на се6я чью-то трусость, чьё-то бегство, чей-то невскрытый позор». Что ж, может и так... Сам себя наказал. В семье Луговских сегодня никто не вспоминает о родстве с ним. Его дочь Людмила Голубкина, знаменитый сценарист и кинематографист, рассказывала автору, что ее дети и внуки равнодушны к поэзии Луговского и к его памяти. Знаменитую коллекцию сабель Владимира Луговского давно распродали...

Спасибо Захару Прилепину, что достал эти забытые имена с пыльного чердака поэзии.

Бестселлер на ОЗОН , переиздаётся 3 раз с уникальными иллюстрациями в стиле книжной графики Оксаной Викторовой , дизайном от самого автора .
Жанры: славянское Фэнтези, этническое Фэнтези, древние Славяне, язычество и духи.
ПЛЮСЫ, выявленные сразу при начале чтения :
*растянутое удовольствие и наслаждение вслух прекрасной литературой;
*народные песни, переработанные автором, добавляют атмосферы;
*персонажи и пейзажи описаны очень подробно, создание полного образа натуралистичного покоряет воображение;
* оформление книги- минимум веточки на обложке добавляет фантазии и не затмевает сознание заранее;
* исторические достоверные факты;
* малопопулярный жанр, но очень нужно сейчас для возрождения памяти предков;
*дебютная книга автора в небольшом издательстве покорила всю мою семью и друзей;
* масштабная книга, большая как семейная сага.

Чем объяснить огромную популярность семейных саг о советском прошлом? Попыткой переосмыслить историю страны в 20-м веке - веке-звере с переломленным позвонком? Человеческим ли желанием окунуться в реальность, когда было гораздо страшнее, опаснее, несвободнее, а потом, очнувшись от чтения, подумать, что все не так уж и нас плохо: коль люди в войну, в сталинских лагерях выживали, то мы-то тем более прорвемся? Может, это тоска по более масштабной эпохе ( как говорится, "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые...")? Или напротив тоска по размеренной и уютной, пусть серой и скучной, советской жизни застойной поры, на фоне которой наш темп жизни кажется таким же быстрым, как бег Усэйна Болта по сравнению с бегом рекордсменов тридцатилетней давности?
Максм Замшев создал очень теплый, интеллигентный, ностальгический текст, в одном повествовании рассказав и о сталинских репрессиях, и о диссидентах, и о жизни творческой интеллигентности, и о нравах, царящих в советской армии поздней брежневской поры. Но все это лишь фон, на котором развивается крайне запутанный, прямо-таки детективный сюжет. Да, вести повествование о нескольких эпохах параллельно, а не линейно всегда был отличным ходом. А тут еще и читатели был отличный выбор, за каким сюжетов следить, кому из героев сопереживать. Конечно, на первом месте немного странная, кому-то из читателей кажущейся нереалистичной история Арсения Храповицкого, кто-то (как я, например) сопереживал оклеветанному предателю композитору Лапшину, ну а кто-то, быть может, посчитал самым интересным и изящным местом романа - описание страстной, всепоглощающей, разрушительной, какой-то совсем несоветской истории любви дочери именитого композитора и владимирского врача (а по совместительству еще и диссидента). Автор создал очень качественную, трогательную, не по-современному милую и интеллигентную, как ее главный герой, книгу, после прочтения которой... не остается ничего, кроме приятного послевкусия. "Концертмейстер" - это роман-пустышка, как милыми пустышками можно назвать кучу голливудских мелодрам с замечательным подбором актеров, слезоточивым хэппи-эндом, избитым, но не утерявшим зрительский интерес сюжетом о нашедших друг друга (например, в рождественский вечер) одиночествах...
"Пустышка" - это в данном случае не оценочное слово, а констатация того, что в данной книге нет какой-то интересной идеи, нового осмысления событий советской поры (вполне себе поругивая советский строй, как ругали совок на прокуренных кухнях интеллигенты 70-х, автор не без успеха эстетизирует интерьер (в широком смысле) того времени). В конце концов, книгу можно любит , не только за идею и оригинальность, но и за авторский стиль, и даже за атмосферу, которая присутствует в романе. Вот последнее удалось Замшеву на пять с плюсом: история интеллигентной московской семьи, состоящей из весьма по-советски успешных творческих людей - это то, что сразу же вызвало огромную симпатию и заставило закрыть глаза на возможные исторические несоответствия (все эти исторические придирки всегда идут или от хронически ограниченных людей, или в том случае, когда книга явно не нравится). Видимо, настало то время, когда уже не так хочется знать о всех ужасах советского строя, а когда есть желание посмаковать добротную советскую сказку. Вот такую сказку, неплохо слепленную (языком писатель владеет хорошо, читать его действительно приятно), нам и предоставил Замшев. Мне она понравилось, я могу сказать автору спасибо за пару-тройку дней интересного чтения, за уютный советский интерьер, за милую, талантливую пустышку, которую он предоставил на суд читателей.

Эта книга — отлично написанная история девушки, которая потеряла зрение и научилась жить с этим дальше. Романтическая, мистическая, трагическая, жизнеутверждающая история гибели и воскрешения одного человека.

Пусть человек и не остров, пусть его проблемы подтачивают всё человечество, но справляться с ними ему обычно приходится в одиночку. Когда приходит беда — неважно, является она внезапно или подстерегает с рождения — она не знает, что должна быть по силам.

И, если своих сил справиться с ней не хватает, вся надежда на помощь извне. Насколько короче была бы история сбитого летчика (а она непременно вспомнится при прочтении этой книги), не появись в ней комиссар Семен Воробьев!

А если сил нет, а помощь не приходит, остается уходить вглубь — в мечту, в фантазию, в подсознание, и пытаться выжить там, не понимая, что все равно притащил туда ужас, от которого пытался сбежать, и находишься теперь наедине с ним, и, чем дальше уходишь внутрь, тем теснее ваши объятия...

Как бы я не относился к Прилепину, но он написал как минимум две а***тельные книжки: «Санькя» и «Непохожие поэты». Первая в принципе в моем тренде, и тут ничего интересного. Вторая же для меня просто открытие!

Я всегда считал, что лирический поэт это что-то типа мороженого — сладкое и течет. Мне кажется поэтому я никогда не любил такую поэзию. Но Прилепин мне открыл имена, о которых я никогда не слышал: Мариенгоф, Борис Корнилов и Луговской. Мало того что он рассказал про них так что четко отделил авторское воображение от фактов. Но, что самое главное, он смог показать, что лирический поэт это не только мягкое масло, которое течет еще до того как его начнут резать. Лирические поэт может оказаться таким ублюдком, который выбьет тебе все нижние зубы, потом обмакнет палец в чернильницу и в декольте твоей девушки напишет слово «Х**». И когда ты решишь что с таким быдлом не стоит иметь дело напишет что-то типа:

Нас качало в казачьих седлах,
только стыла по жилам кровь,
мы любили девчонок подлых —
нас укачивала любовь.

Водка, что ли, ещё?
И водка —
спирт горячий,
зелёный, злой,—
нас качало в пирушках вот как —
с боку на бок
и с ног долой...

И останется только «умыться» и попробовать заснуть.

Испытание любовью
Отзыв о повести Дмитрия Дарина «Синдром бабочки».
Имя российского поэта и прозаика Дмитрий Дарина, заслуженно снискавшего популярность и признание, благодаря значимым и острым социально-психологическим темам, хорошо известно широкому кругу читателей. Интригу несет уже само предисловие к его новой повести критика Льва Аннинского, сосредотачивающего наше внимание на ее основных сюжетных линиях. Неоднозначность прочтения заложена и в названии: «Синдром бабочки», оно переносно-метафоричное, подразумевающее не только редкую неизлечимую болезнь – «буллезный эпидермолиз», генетическое заболевание кожи, как это называется согласно медицинской терминологии, или «синдром бабочки», говоря более простым языком, когда «кожа не держится на теле» даже «от самого легкого прикосновения», но и подразумевающее помимо болезни, поражающей тело, прежде всего, – болезнь человеческой души.
Нам всем, живущим на земле, неведом великий Божий замысел, как непостижим и смысл большинства вещей и событий, происходящих с каждым из нас. И знаем ли мы, вообще, зачем и для чего пришли в этот мир? Когда мы счастливы, разве задумываемся о философской глубинной сути бытия? Лишь испытания, что неожиданно сваливаются на нас, карая своим томительным бременем, полным чувства безысходности, словно отрезвляют, возвращают к самим себе, заставляя заглянуть в собственную душу, а может уже и в ее бездну… Похожее происходит и с героями повести Дмитрия Дарина. «Может Бог виноват?» – задает вопрос Виктор, отец маленькой Маши, пораженной ужасным синдромом, вопрос, в котором и отчаяние, и невыносимая нечеловеческая боль, и ненависть, и страх, и отречение от всего. «<…> это наказание …но за что, за что?» И вдруг другая мысль: «Или это наказание за то, что он не молился?» «Его разрывало между желанием плюнуть в сторону креста и осенить себя крестным знамением», – такие противоречивые проблемы поднимает автор в повести, проблемы извечного выбора и смысла жизни.
Человеческая психология устроена так, что поражаться чужой трагедии, чужому горю мы можем отнюдь ненадолго, думая, слава Богу, что плохое произошло не с нашими близкими, а значит, мы можем жить опять безмятежно, предаваясь и дальше удовольствиям, предаваясь «маленьким радостям», вернее сказать, грешить и дальше. Понимание греха и расплаты как таковой приходит, когда беда вдруг не преминет посетить конкретно кого-то из нас. Вот тогда вспоминается все: и библейское проклятие до седьмого колена, которое цитируется в Писании неоднократно, и первородный, прародительский грех Адама и Евы, вкусивши плод от древа познания добра и зла, ослушавшихся Божьей воли, когда и все мы причастны к последствиям совершенного первородного греха, печать которого ложится на цепь человеческих поколений. Тяжелые наследственные заболевания с точки зрения медицины именно так и передаются. Искупление, покаяние, смирение, равно, как и прощение, проводящим свое бытие вне Бога, дается через большие испытания. Но всем ли дается? И что может спасти нас безумных в этом безумном веке? Истина не только в том: зачем и для чего жить, но и как? – пытаемся мы разрешить противоречивые проблемы вместе с героями повествования.
Дмитрий Дарин талантливо говорит в своей повести о многих философских вещах, подвигая читателя делать самостоятельные выводы, говорит, как всегда, ненавязчиво, без морализаторства. Он в чем-то остается романтиком, потому что верит в этот «огонь всемирной любви в глазах», да, и новое произведение неслучайно называет «Книгой о любви как генетическом лекарстве». А что еще кроме любви может спасти человечество, что в мироздании сильнее всепоглащающей любви?