ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава семнадцатая. Сто миль за десять дней

Путешественников и охотников, ночующих в тропическом лесу под открытым небом, обычно будят весьма необычные и неприятные завывания. В этом утреннем концерте слышится и клохтанье, и хрюканье, и карканье, и лай, и визг, и насмешливое бормотание, дополняющее эти разнообразные звуки.

Так приветствуют пробуждение дня обезьяны. В тропическом лесу можно встретить маленьких марикину, сагуина с пестрой мордой, серого моно, кожей которого индейцы прикрывают казенную часть своих ружей, сагу, которых можно узнать по двум длинным пучкам шерсти за ушами, и многих других представителей многочисленного семейства четвероруких.

Пожалуй, самыми любопытными из них являются ревуны – обезьяны с настоящей физиономией Вельзевула и длинным цепким хвостом. Как только восходит солнце, самый старый из стаи затягивает мрачным, хорошо поставленным голосом монотонную мелодию. Это баритон труппы. Молодые тенора подхватывают вслед за ним утреннюю симфонию. Индейцы говорят тогда, что ревуны «читают свои молитвы».

Но в тот день обезьяны, по-видимому, не желали читать молитвы, так как их не было слышно, а между тем голоса их разносятся далеко – такой сильный звук получается от быстрого колебания особой костной перепонки, которая образуется у ревунов из утолщения подъязычной кости.

Короче говоря, по какой-то неизвестной причине в то утро ни ревуны, ни сагу, ни другие обезьяны этого огромного леса не дали своего обычного утреннего представления.

Такое поведение обезьян весьма огорчило бы индейцев-кочевников. Не то чтобы они любили этот вид хорового пения, но они с удовольствием охотятся на обезьян и делают это потому, что ценят их мясо, действительно очень вкусное, особенно в копченом виде.

Дик Сэнд и его спутники не имели, конечно, никакого понятия о привычках ревунов – в противном случае молчание обезьян очень их удивило бы. Путешественники проснулись один за другим. Ночь прошла спокойно, и несколько часов отдыха восстановили их силы.

Маленький Джек открыл глаза одним из первых. Первым делом он спросил, съел ли Геркулес ночью волка. Но оказалось, что ни один волк не появлялся, так что Геркулес еще не позавтракал.

Остальные путешественники тоже проголодались, и Нэн стала готовить завтрак.

Меню было такое же, как и накануне за ужином, но утренний лесной воздух возбудил у всех аппетит, и никто не был особенно привередлив. Все понимали, что нужно набраться сил для утомительного дневного перехода, и потому воздали честь завтраку. Даже кузен Бенедикт, быть может впервые в жизни, сообразил, что еда – не бесполезный и не безразличный для жизни процесс. Однако он заявил, что «посетил» эту страну отнюдь не для того, чтобы прогуливаться, засунув руки в карманы, и если Геркулес осмелится и впредь мешать ему охотиться на кокуйо и других светляков, Геркулесу это не пройдет даром!

Угроза, казалось, не очень испугала великана. Но миссис Уэлдон отвела Геркулеса в сторону и сказала, что, пожалуй, можно позволить этому большому ребенку отклоняться от пути группы, не теряя, однако, его из виду. Не надо лишать кузена Бенедикта невинных удовольствий, столь естественных в его возрасте.

В семь часов утра маленький отряд двинулся дальше на восток, сохраняя установленный накануне походный порядок.

Дорога по-прежнему шла через лес. Здесь, где жаркий климат и обилие влаги объединялись, чтобы способствовать бурному росту растительности на этой плодородной почве, можно было ожидать появления моря зелени. Это обширное плоскогорье было расположено на самой границе с тропиками, и в некоторые летние месяцы солнце, проходя в зените, бросало свои лучи на землю почти отвесно. Поэтому в почве накапливались огромные запасы тепла, а подпочва всегда оставалась влажной. И все эти леса, следовавшие один за другим, а вернее, этот бесконечный лес был великолепен.

Однако Дик Сэнд не мог не заметить странного противоречия. По словам Гарриса, путники находились в области пампы. А «пампа» – это слово из языка кечуа, и означает оно «равнина». И если память ему не изменяет, характерные черты этой равнины таковы: нехватка воды, отсутствие деревьев, полное отсутствие камней, а в сезон дождей – могучий рост чертополоха, который достигает размеров небольшого дерева и в жаркое время образует непроходимые заросли; кроме того, карликовые деревья и колючий кустарник – все это придает местности мрачный и засушливый вид.

Но с тех пор как маленький отряд под водительством американца двинулся в путь, расставшись с побережьем, все было не так. Непроходимый лес простирался во все стороны до самого горизонта. Нет, Дик Сэнд представлял себе пампу не такой. Но может быть, Атакамское плоскогорье, как и говорил Гаррис, очень своеобразная область? Ведь Дик знал о ней только то, что Атакама – одна из обширнейших пустынь Южной Америки, между Андами и берегом Тихого океана.

В этот день Дик Сэнд задал американцу об этом несколько вопросов и сказал, что его очень удивляет странный вид пампы.

Но Гаррис рассеял сомнения юноши, сообщив ему множество сведений об этой части Боливии и обнаружив при этом отличное знание страны.

– Вы правы, мой юный друг, – сказал он Дику Сэнду, – настоящая пампа действительно такова, какой ее описывают книги о путешествиях. Это довольно засушливая равнина, и путешествие по ней сопряжено с большими трудностями. Пампа несколько напоминает наши североамериканские саванны, только саванны чаще бывают заболоченными. Да, именно такой вид имеет пампа Рио-Колорадо, льяносы Ориноко и Венесуэлы. Но здесь мы находимся в местности, вид которой даже меня приводит в изумление. Правда, я впервые пересекаю плоскогорье, чтобы сократить наш путь. Но хотя мне не приходилось бывать здесь раньше, я знаю, что Атакама совершенно не похожа на пампу, а настоящую пампу вы увидели бы не между западными Кордильерами и главной цепью Анд, но по ту сторону гор, в восточной части материка, которая простирается до самого Атлантического океана.

– А нам придется перевалить через Анды? – быстро спросил Дик Сэнд.

– Нет, юный друг мой, нет, – улыбаясь, ответил американец. – Ведь я сказал «вы увидели бы», а не «вы увидите». Не беспокойтесь, нам не придется выходить за пределы этого плоскогорья, которое нигде не поднимается выше полутора тысяч футов. При тех средствах передвижения, какими мы располагаем, я ни за что не повел бы вас через Анды.

– Много проще было бы идти берегом, – сказал Дик Сэнд.

– О да, во сто раз проще, – согласился Гаррис. – Но ведь асьенда Сан-Фелисе расположена по эту сторону Анд. Таким образом, в течение всего путешествия мы не встретим никаких серьезных трудностей.

– А вы не боитесь заблудиться в лесу, раз вы пересекаете его впервые? – спросил Дик Сэнд.

– Нет, мой юный друг, нет, – ответил Гаррис. – Я отлично знаю, что этот лес подобен безбрежному морю или, скорее, морскому дну, где даже моряк не смог бы определить своего положения. Но ведь я привык странствовать по лесам и умею находить в них дорогу по расположению ветвей на некоторых деревьях, по направлению, в котором растут их листья, по рельефу и составу почвы – по множеству мелочей, которых вы не замечаете. Будьте покойны, я приведу вас и ваших спутников прямо в нужное нам место.

Обо всем этом Гаррис говорил очень уверенно. Дик Сэнд и американец шли рядом впереди отряда, и никто не вмешивался в их разговор. Если у Дика и оставались кое-какие сомнения, которые американцу не всегда удавалось рассеять, то он предпочитал держать их пока при себе.

Восьмое, девятое, десятое, одиннадцатое и двенадцатое апреля миновали без всяких происшествий. Отряд продвигался за двенадцать часов не более чем на восемь-девять миль. Остальное время уходило на остановки для еды и на ночной отдых, и хотя путники начинали чувствовать некоторую усталость, в общем состояние здоровья у всех было удовлетворительное.

Маленькому Джеку уже наскучило это однообразное странствование по лесу. Кроме того, взрослые не сдержали своих обещаний. Резиновые деревья и птицы-мухи – все это без конца откладывалось. Говорили, что покажут ему самых красивых попугаев на свете. Но где же зеленые попугаи, родиной которых были эти леса? Где расцвеченные во все цвета радуги ара с голыми щеками и длинным хвостом, ара, которые никогда не спускаются на землю? Где амазоны, обитающие преимущественно в тропиках? Где мелкие пестрые попугайчики с пушистым ошейником из перьев? Где все эти болтливые птицы, которые, по мнению индейцев, до сих пор говорят на языках давно вымерших племен?

Из всех попугаев Джеку показали только пепельно-серых жако с красным хвостом. Их было много под деревьями. Но этих жако мальчик видел и раньше. Их привозят во все части света. На двух континентах они наполняют дома своими невыносимыми воплями, и из всего отряда попугаев они легче всех выучиваются говорить.

Нужно сказать, что если Джек был недоволен, то не более доволен был и кузен Бенедикт. Правда, ему не мешали теперь во время переходов рыскать по лесу. Но до сих пор он все еще не сумел разыскать ни одного насекомого, достойного занять место в его коллекции. Даже светляки упорно отказывались показываться ему по вечерам и привлекать его мерцанием своих щитков. Природа, казалось, издевалась над несчастным энтомологом, и неудивительно, что кузен Бенедикт все время был в отвратительном настроении.

В течение следующих четырех дней отряд продолжал все так же двигаться на северо-восток. К 16 апреля путники прошли не менее ста миль от берегов океана. Если Гаррис не заблудился – а он категорически это отрицал, – асьенда Сан-Фелисе была не более как в двадцати милях от того места, где они в этот день остановились на ночлег. Следовательно, самое позднее через сорок восемь часов путешественники окажутся под ее гостеприимным кровом и отдохнут наконец от своих трудов!

А пока, хотя они почти полностью пересекли плоскогорье Атакама в средней его части, они не встретили в этом бесконечном лесу ни одного туземца.

Дик Сэнд не раз про себя жалел, что «Пилигрим» не потерпел крушения в каком-нибудь другом месте побережья. Чуть южнее или чуть севернее им давно попался бы город, деревушка или плантация, и миссис Уэлдон и ее спутники давно уже были бы в безопасности.

Но если эта область казалась совершенно безлюдной, то животные за последние дни стали попадаться все чаще. Время от времени издалека доносился протяжный жалобный вой. Гаррис говорил, что это воет аи – крупный ленивец, весьма распространенный в этих лесных краях.

Шестнадцатого апреля в полдень, когда отряд расположился на отдых, в воздухе прозвучал резкий свист, такой странный, что миссис Уэлдон встревожилась.

– Что это такое? – спросила она, быстро поднявшись с земли.

– Змея! – вскричал Дик Сэнд и, схватив ружье, встал перед ней. В самом деле, можно было опасаться, что какое-нибудь пресмыкающееся проползло в густой траве до самого места привала. Это мог быть гигантский «сукуру» – вид удава, достигающий иногда сорока футов в длину.

Но Гаррис тут же позвал назад Дика Сэнда и бросившихся за ним негров, успокоил миссис Уэлдон.

Он объяснил, что это не сукуру, что сукуру не свистят, а звук этот издают совсем неопасные четвероногие, которых очень много в здешних краях.

– Успокойтесь, – добавил он, – и не двигайтесь, а то испугаете этих безобидных животных.

– Но что это за животные? – поинтересовался Дик Сэнд, не упускавший случая расспросить американца, который, впрочем, рассказывал обо всем очень охотно, не заставляя себя просить.

– Это антилопы, мой юный друг, – ответил Гаррис.

– Ой! Я хочу посмотреть на них! – воскликнул Джек.

– Это очень трудно, мой мальчик, – сказал Гаррис, – очень трудно.

– Может быть, я все-таки попробую приблизиться к этим свистящим антилопам? – спросил Дик Сэнд.

– Вы не успеете сделать и трех шагов, – возразил американец, покачав головой, – как все стадо тут же умчится. Не советую вам напрасно тратить силы.

Но у Дика Сэнда были свои основания для любопытства. Не выпуская ружья из рук, он скользнул в траву. В ту же секунду с десяток грациозных антилоп с маленькими и острыми рожками вихрем пронеслись мимо привала. Их ярко-рыжая шерсть огненным пятном мелькнула на темном фоне деревьев.

– Вот видите, я предупреждал вас! – сказал Гаррис, когда юноша вернулся.

Антилопы, такие быстрые, что их не удалось рассмотреть, были не единственным стадом животных, попавшимся на глаза путникам в этот день. Других животных им удалось разглядеть – правда, не очень хорошо, – но их появление вызвало довольно странный спор между Гаррисом и его спутниками.

Около четырех часов пополудни маленький отряд ненадолго остановился на лесной полянке, как вдруг несколько крупных животных появились из чащи в ста шагах от них и тут же умчались с молниеносной быстротой.

Несмотря на все предупреждения американца, Дик Сэнд на этот раз вскинул ружье и выстрелил. Однако в тот самый момент, когда прозвучал выстрел, Гаррис толкнул ствол, и хотя Дик был метким стрелком, пуля в цель не попала.

– Не надо стрелять! Не надо стрелять! – сказал Гаррис.

– Да, но ведь это были жирафы! – воскликнул Дик Сэнд, пропустив мимо ушей замечание американца.

– Жирафы! – воскликнул маленький Джек, приподнимаясь на седле. – Где жирафы?!

– Жирафы? – переспросила миссис Уэлдон. – Ты ошибаешься, Дик. Жирафы не водятся в Америке.

– Ну конечно, в этой стране не может быть жирафов! – сказал Гаррис с несколько удивленным видом.

– В таком случае, что же это за животное? – спросил Дик Сэнд.

– Не знаю, что и подумать, – ответил Гаррис. – Может быть, ваши глаза вас обманули, мой юный друг? Может быть, это были страусы?

– Страусы? – в один голос повторили миссис Уэлдон и Дик и удивленно переглянулись.

– Да-да, обыкновенные страусы, – повторил Гаррис.

– Но ведь страусы – птицы, – сказал Дик, – и следовательно, они двуногие…

– Вот именно, – подхватил Гаррис, – и я как раз ясно видел, что эти животные, которые умчались с такой быстротой, были двуногие.

– Двуногие? – повторил юноша.

– А мне показалось, что у них четыре ноги, – сказала миссис Уэлдон.

– И мне тоже, – заметил старый Том.

Бат, Актеон и Остин подтвердили его слова.

– Четвероногие страусы! – расхохотался Гаррис. – Вот было бы забавно!

– Поэтому-то мы и подумали, что это жирафы, а не страусы, – возразил Дик Сэнд.

– Нет, мой юный друг, нет! – сказал Гаррис. – Вы плохо разглядели их. Это объясняется быстротой, с какой страусы убежали. И опытным охотникам иной раз случается ошибаться в таких случаях.

Объяснения американца выглядели весьма правдоподобно. На далеком расстоянии крупного страуса нетрудно принять за небольшого жирафа. У того и другого очень длинная шея и голова запрокинута назад. Страус похож, так сказать, на полужирафа. У него нет второй пары ног. При быстром беге, когда они лишь промелькнут перед глазами, их можно перепутать.

Главное же доказательство ошибки миссис Уэлдон и ее спутников заключалось в том факте, что жирафы не водятся в Америке.

– Но по-моему, и страусы тоже не водятся в Америке, – заметил Дик.

– Нет, водятся, мой юный друг, – возразил Гаррис. – Как раз в Южной Америке водится одна разновидность страуса – нанду. Его-то мы и видели.

Гаррис говорил правду. Нанду – довольно обычный житель южноамериканских равнин, и мясо молодых нанду очень вкусно; это сильная птица, ростом иногда более двух метров, с прямым клювом, у нее длинные крылья с густым синеватым оперением, а на ногах три когтистых пальца, чем нанду существенно отличается от двупалых африканских страусов.

Все эти сведения, вполне точные, были сообщены путешественникам Гаррисом, который, видимо, хорошо знал повадки этих птиц. Миссис Уэлдон и ее спутники вынуждены были признать, что они ошиблись.

– Возможно, мы встретим еще стадо страусов, – продолжал Гаррис. – Постарайтесь получше рассмотреть их, чтобы впредь не принимать птиц за четвероногих. А главное, мой юный друг, не забывайте моих советов и не стреляйте больше, какое бы животное вы ни встретили. Нам нет нужды охотиться ради пропитания, и я повторяю: не следует ружейными выстрелами оповещать всех о нашем пребывании в этом лесу.

Дик Сэнд ничего не ответил. Он глубоко задумался: сомнение снова зародилось в его уме…

На следующий день, 17 апреля, отряд с утра тронулся в путь. Гаррис утверждал, что еще и суток не пройдет, как путники будут уже под кровом асьенды Сан-Фелисе.

– Там, миссис Уэлдон, – говорил он, – вас окружат всеми заботами, необходимыми в вашем положении, и несколько дней отдыха восстановят ваши силы. Быть может, вы не найдете на этой ферме той роскоши, к какой привыкли в вашем доме в Сан-Франциско, но все же убедитесь, что наши асьенды даже в самых глухих уголках страны не лишены комфорта. Мы вовсе уж не такие дикари.

– Мистер Гаррис, – ответила миссис Уэлдон, – к сожалению, признательность – вот все, чем мы можем вас отблагодарить за вашу благородную помощь, но, верьте, она исходит от чистого сердца! Да, нам пора бы уже прибыть на место!..

– Вы очень устали, миссис Уэлдон?

– Я – нет! – ответила миссис Уэлдон. – Но я вижу, что Джек очень утомлен. Каждый день в определенный час его лихорадит.

– Хотя климат этого плоскогорья считается здоровым, – сказал Гаррис, – случается, что в марте и в апреле люди иногда заболевают здесь перемежающейся лихорадкой.

– К счастью, предусмотрительная природа поместила противоядие рядом с ядом, – заметил Дик Сэнд.

– Что вы хотите этим сказать, мой юный друг? – с недоумением спросил Гаррис.

– Разве здесь не растут хинные деревья? – ответил Дик.

– Ах да, – сказал Гаррис, – вы совершенно правы. Здесь родина хинных деревьев, кора которых так хорошо излечивает от лихорадки.

– Меня, по правде сказать, удивляет, что мы до сих пор не встретили ни одного хинного дерева, – добавил Дик Сэнд.

– Ах, мой юный друг, – сказал Гаррис, – хинные деревья не так-то легко распознать. Правда, они часто очень высоки, у них большие листья и розовые пахучие цветы, но обнаружить их нелегко. Растут они обычно не группами, а поодиночке, затерянные среди других деревьев. Индейцы, занимающиеся сбором хинной коры, узнают их только по вечнозеленой листве.

– Если вы заметите такое дерево, укажите мне его, мистер Гаррис, – попросила миссис Уэлдон.

– Разумеется, миссис Уэлдон, но на асьенде Сан-Фелисе вы найдете сернокислый хинин, это средство еще лучше прекращает лихорадку, чем простая кора хинного дерева.58

Последний день путешествия прошел без всяких приключений. Наступил вечер, и отряд устроился на ночлег как обычно. Погода все время стояла сухая и ясная, но сейчас, видимо, собирался дождь. Теплые испарения поднялись от земли и окутали лес непроницаемым туманом.

В этом не было ничего неожиданного, так как близилось начало дождливого периода. К счастью для маленького отряда, гостеприимная асьенда была уже совсем недалеко. Оставалось только несколько часов.

Хотя, по расчетам Гарриса, который исходил из времени пути, отряд находился не дальше как в шести милях от асьенды, но тем не менее на ночь были приняты все обычные меры предосторожности. Том и его товарищи должны были поочередно нести караул. Дик Сэнд настаивал на этом со всей решительностью. Больше чем когда-либо он требовал соблюдения всех предосторожностей, ибо страшное подозрение сверлило его ум, хотя пока он ни с кем не хотел о нем говорить.

Привал устроили в роще, у подножия гигантского дерева. Устав от долгого перехода, миссис Уэлдон и ее спутники скоро уснули, но вдруг их разбудил громкий крик.

– Что случилось? – спросил Дик Сэнд, первым вскочивший на ноги.

– Это я… Это я крикнул! – ответил кузен Бенедикт.

– Что с вами?

– Меня кто-то укусил…

– Змея? – с ужасом спросила миссис Уэлдон.

– Нет-нет, не змея, а какое-то насекомое, – ответил кузен Бенедикт. – Подождите, вот оно, я его поймал.

– Так раздавите же его и не мешайте нам спать! – сказал Гаррис.

– Раздавить насекомое?! – вскричал кузен Бенедикт. – Нет-нет! Я должен его рассмотреть!

– Какой-нибудь москит, – сказал Гаррис, пожимая плечами.

– Нет, – возразил кузен Бенедикт, – это муха… и весьма любопытная муха.

Дик Сэнд зажег свой ручной фонарик и подошел к кузену Бенедикту.

– Бог мой, что я вижу! – вскричал энтомолог. – Наконец-то я вознагражден за все невзгоды и разочарования! Я сделал великое открытие!

Кузен Бенедикт захлебывался от счастья. Он глядел на пойманную муху взглядом триумфатора. Казалось, он готов был ее расцеловать.

– Но что это такое? – спросила миссис Уэлдон.

– Двукрылое насекомое, кузина, и какое замечательное!..

Кузен Бенедикт показал всем бурую муху, размером чуть поменьше пчелы, с желтыми полосками на брюшке.

– Она не ядовитая? – спросила миссис Уэлдон.

– Нет, кузина, человеку она не страшна. Но для животных – для антилоп, буйволов, даже для слонов – это страшный враг! Ах, какая прелестная, восхитительная мушка!..

– Да скажите же нам наконец, что это за муха? – воскликнул Дик Сэнд.

– Эта муха, – ответил энтомолог, – эта милая мушка, которую я держу в руке, называется цеце.59 Этой мухой до сих пор по праву гордился только один континент! Никто нигде еще не находил цеце в Америке.

Дик Сэнд не решился спросить кузена Бенедикта, в какой же части света до сих пор встречалась эта ужасная цеце!

И хотя все путешественники снова погрузились в сон, прерванный этим происшествием, но Дик Сэнд, несмотря на сильную усталость, до самого утра не сомкнул глаз.

58. В прежние времена медицина довольствовалась растертой в порошок корой хинного дерева. Такой порошок назывался «иезуитским», потому что в 1649 году римские иезуиты получили большой транспорт хинной коры от своих американских миссионеров. – Примеч. авт.
59. Муха цеце, по современным данным, опасна и для людей: она переносит трипаносом – возбудителей страшной сонной болезни, опасной для людей и смертельной для скота. Во многих местах Восточной и Южной Африки муха цеце до сих пор является бичом скотоводства.