Приключения капитана Гаттераса

IV. Послѣдній зарядъ пороха

Джонсонъ нашелся вынужденнымъ пріютить въ ледяной хижинѣ истомленныхъ гренландскихъ собакъ. Когда идетъ сильный снѣгъ, то онъ покрываетъ этихъ животныхъ достаточно толстымъ слоемъ и, такимъ образомъ, сохраняетъ ихъ животную теплоту, но на открытомъ воздухѣ, при стужѣ въ сорокъ градусовъ, несчастныя собаки немедленно-бы замерзли.

Джонсонъ, отлично умѣвшій выхаживать собакъ, попробовалъ кормить ихъ черноватымъ тюленьимъ мясомъ, котораго путешественники не могли ѣсть. Къ крайнему его изумленію, собаки съ жадностью набросились на тюленину. Старый морякъ съ радостью сообщилъ это доктору.

Послѣдній нисколько не удивился. Ему было извѣстно, что на сѣверѣ Америки даже лошади исключительно питаются рыбою, слѣдовательно, что было достаточно для лошадей, животныхъ травоядныхъ, тѣмъ могли довольствоваться и собаки, животныя всеядныя.

Хотя сонъ былъ крайне необходимъ для людей, прошедшихъ по льдамъ пятнадцать миль, но прежде чѣмъ отправиться на покой, докторъ счелъ нужнымъ поговорить съ своими товарищами на счетъ ихъ настоящаго положенія, не скрывая отъ нихъ всей затруднительности послѣдняго.

– Мы находимся подъ восемьдесятъ второю параллелью, сказалъ онъ,– а между тѣмъ у насъ скоро уже выйдутъ съѣстные припасы.

– Поэтому именно не должно терять ни одной минуты, отвѣтилъ Гаттерасъ. – Впередъ! Здоровые повезутъ слабыхъ.

– Но найдемъ-ли мы корабль въ указанномъ мѣстѣ? спросилъ Бэлль, который отъ утомленія лишился твердости духа.

– Зачѣмъ сомнѣваться въ этомъ? отвѣтилъ Джонсонъ. – Спасеніе американца зависитъ отъ нашего собственнаго спасенія.

Но для вящей увѣренности, докторъ еще разъ сталъ разспрашивать Альтамонта. Послѣдній говорилъ уже довольно свободно, хотя и слабымъ голосомъ. Онъ подтвердилъ всѣ свои прежнія показанія, повторивъ, что судно обмелѣло на гранитныхъ скалахъ, не могло сдвинуться съ мѣста и находилось подъ 120°15′ долготы и 83°35′ широты.

– Сомнѣваться въ этихъ показаніяхъ мы не можемъ, сказалъ докторъ,– и теперь главное состоитъ не въ томъ, чтобы отыскать Porpoise, а въ возможности дойти до него.

– На сколько времени у насъ остается съѣстныхъ припасовъ? спросилъ Гаттерасъ.

– На три дня, отвѣтилъ докторъ.

– Въ такомъ случаѣ, въ три дня необходимо дойти до судна! энергично сказалъ капитанъ.

– Безъ сомнѣнія, продолжалъ докторъ,– и если мы успѣемъ въ этомъ, то жаловаться на судьбу не будемъ имѣть права, потому что и до сихъ поръ погода постоянно благопріятствовала намъ. Пятнадцать дней снѣгъ оставлялъ насъ въ покоѣ, сани легко скользили по твердому льду. Ахъ, если-бы въ саняхъ находилось еще двѣсти фунтовъ съѣстныхъ припасовъ! Наши собаки легко-бы совладали съ такимъ грузомъ! Но дѣло повернулось иначе и тутъ ничего не подѣлаешь!

– Нельзя-ли, сказалъ Джонсонъ,– при нѣкоторомъ умѣньи и счастіи, извлечь пользу изъ нѣсколькихъ оставшихся у насъ зарядовъ пороха? Попадись намъ медвѣдь! – у насъ хватило бы пищи на все время путешествія.

– Совершенно вѣрно,– отвѣтилъ докторъ,– но дѣло въ томъ, что медвѣди попадаются рѣдко и не подпускаютъ къ себѣ человѣка. Притомъ – же, достаточно вспомнить о важности выстрѣла, чтобы у васъ застлало глаза и дрогнула рука.

– Однакожъ, вы искусный стрѣлокъ,– сказалъ Бэлль.

– Да, когда обѣдъ четырехъ человѣкъ не зависитъ отъ моего искусства. Впрочемъ, въ случаѣ надобности, я сдѣлаю все отъ меня зависящее. A между тѣмъ, друзья мои, удовольствуемся этимъ плохимъ ужиномъ и остатками пеммикана, постараемся заснуть, а утромъ опять тронемся въ путь-дорогу.

Нѣсколько минутъ спустя, всѣ уже спали глубокимъ сномъ, потому что усталость взяла верхъ надъ всякаго рода соображеніями.

Въ субботу, рано по утру, Джонсонъ разбудилъ своихъ товарищей. Собакъ запрягли въ сани, и отрядъ сталъ подвигаться къ сѣверу.

Небо было великолѣпно, воздухъ чрезвычайно чистый, температура очень низкая. Показавшееся на горизонтѣ солнце имѣло форму удлиненнаго элипсиса; его горизонтальный поперечникъ, вслѣдствіе рефракціи, казался въ два раза больше вертикальнаго. Своими свѣтлыми, но холодными лучами солнце озаряло необъятную равнину льдовъ. Во всякомъ случаѣ, отрадно было возвратиться если не къ теплотѣ, то, по крайней мѣрѣ, къ свѣту солнца.

Не обращая вниманія на холодъ и одиночество, докторъ, съ ружьемъ въ рукахъ, на одну или на двѣ мили ушелъ отъ отряда, приведя въ извѣстность свой запасъ пороха и свинца. У него оставалось всего четыре заряда пороха и только три пули. Этого было очень мало, принимая во вниманіе, что сильное и живучее животное, подобное полярному медвѣдю, можно свалить только десятью или двѣнадцатью выстрѣлами.

Впрочемъ, докторъ не настолько былъ честолюбивъ, чтобы отыскивать крупную дичь и удовольствовался-бы нѣсколькими зайцами и лисицами, которые съ успѣхомъ пополнили-бы собою запасъ скудной провизіи.

Но если ему и случилось въ этотъ день видѣть зайцевъ и лисицъ, то подойти къ нимъ не было никакой возможности; рефракція безпрестанно вводила его въ обманъ и докторъ только даромъ потерялъ одинъ зарядъ. День этотъ стоилъ ему одного выпущеннаго безъ пользы заряда пороха и одной пули.

Товарищи Клоубонни вздрогнули отъ радости, заслышавъ выстрѣлъ; но увидѣвъ, что докторъ возвращался съ опущенною головою, они не сказали ни слова. Вечеромъ, по обыкновенію, путешественники легли спать, отложивъ въ сторону двѣ четверти раціоновъ, предназначавшихся на два слѣдующіе дня.

На другой день дорога показалась истомленнымъ путникамъ чрезвычайно трудною. Отрядъ не шелъ, а скорѣе ползъ: собаки съѣли даже внутренности тюленя и начали уже глодать свою ременную упряжь.

Нѣсколько лисицъ пробѣжало вдали отъ саней; докторъ, преслѣдуя ихъ, опять даромъ потерялъ зарядъ и затѣмъ уже не смѣлъ рискнуть послѣднею пулею и предпослѣднимъ зарядомъ пороха.

Вечеромъ остановились на привалъ раньше; путешественники съ трудомъ передвигали ноги, и хотя великолѣпное сѣверное сіяніе освѣщало дорогу, но они нашлись вынужденными остановиться.

Печально прошелъ послѣдній ужинъ въ воскресенье вечеромъ, подъ обледенѣвшею палаткою. Если Богъ не поможетъ и не сотворитъ чудо – всѣ они погибнутъ.

Гаттерасъ молчалъ, Бэлль даже лишился способности думать, Джонсонъ размышлялъ, не говоря ни слова, но докторъ еще не отчаявался.

Джонсону пришло въ голову устроить ночью волчьи ямы, хотя онъ и мало надѣялся на успѣшность своей затѣи, такъ какъ приманки у него не было. Дѣйствительно, отправившись утромъ осмотрѣть ямы, онъ замѣтилъ слѣды лисицъ, но ни одно изъ этихъ животныхъ не попалось въ ловушку.

Джонсонъ печально возвращался назадъ, какъ вдругъ увидѣлъ громаднаго медвѣдя, обнюхивавшаго сани, не больше какъ въ пятидесяти саженяхъ разстоянія. Старый морякъ подумалъ, что самъ Богъ неожиданно дослалъ ему это животное. Не будя товарищей, Джонсонъ взялъ ружье доктора и направился въ сторону, гдѣ находился медвѣдь.

Подойдя на выстрѣлъ, морякъ прицѣлился. Но въ то мгновеніе, когда онъ былъ готовъ уже спустить курокъ, у него задрожала рука; толстыя кожаныя перчатки мѣшали ему. Онъ быстро снялъ ихъ и твердою рукою схватилъ ружье.

Вдругъ Джонсонъ вскрикнулъ отъ боли, кожа его пальцевъ, опаленная холоднымъ стволомъ, пристала къ послѣднему; ружье выпавъ изъ его рукъ, выстрѣлило вслѣдствіе сотрясенія и послало въ пространство послѣднюю пулю.

Докторъ тотчасъ-же прибѣжалъ на выстрѣлъ. Онъ все понялъ. Медвѣдь спокойно уходилъ. Джонсонъ былъ въ отчаяніи и не думалъ уже о боли.

– Я чистая баба! – вскричалъ старый морякъ. Я ребенокъ, который не можетъ вынести малѣйшей боли! Въ мои-то лѣта!

– Пойдемъ Джонсонъ,– сказалъ докторъ, а то вы замерзнете. У васъ уже побѣлѣли руки. Пойдемъ!

– Я не заслуживаю вашихъ попеченій, докторъ! – отвѣтилъ Джонсонъ. Оставьте меня здѣсь!

– Да пойдемъ-же! Экой упрямецъ! A то будетъ поздно.

Докторъ привелъ стараго моряка въ палатку и заставилъ его опустить обѣ руки въ кружку съ водою, хотя и холодною, но находившеюся въ жидкомъ состояніи вслѣдствіе распространяемой печью теплоты. Но едва руки Джонсона погрузились въ воду, какъ послѣдняя отъ соприкосновенія съ ними немедленно стала замерзать.

– Вотъ видите-ли,– сказалъ докторъ,– пора было возвратиться, въ противномъ случаѣ я нашелся-бы вынужденнымъ прибѣгнуть къ ампутаціи.

Благодаря попеченіямъ доктора, черезъ часъ миновала всякая опасность, не безъ хлопотъ однакожъ. Потребовались сильныя растиранія, чтобы возстановить кровообращеніе въ пальцахъ Джонсона. Докторъ въ особенности рекомендовалъ держать руки подальше отъ печи, теплота которой могла оказаться чрезвычайно вредною для отмороженныхъ членовъ.

Утромъ этого дня путешественники не завтракали; не было ни пеммикана, ни солонины, ни сухарей. Всего осталось полфунта кофе, такъ что пришлось ограничиться однимъ этимъ горячимъ напиткомъ, послѣ чего отрядъ отправился въ путь.

– Всѣ средства истощены! – съ невыразимымъ отчаяніемъ сказалъ Бэлль Джонсону.

– Будемъ надѣяться на Бога,– отвѣтилъ послѣдній. Онъ всемогущъ и можетъ спасти насъ.

– Ахъ, капитанъ Гаттерасъ, капитанъ Гаттерасъ? Онъ могъ возвратиться изъ своихъ первыхъ экспедицій,– безумецъ! – но изъ этой никогда не возвратится; намъ тоже никогда не увидѣть родины!

– Мужайтесь, Бэлль! Сознаюсь, что капитанъ человѣкъ отважный, но подлѣ него находится одна очень изворотливая личность.

– Докторъ? – спросилъ Бэлль.

– Онъ самый! – отвѣтилъ Джонсонъ.

– A что онъ можетъ подѣлать при настоящихъ обстоятельствахъ? – пожавъ плечами, сказалъ Бэлль. Не превратитъ-ли онъ эти льдины въ куски мяса? Развѣ онъ Богъ, чтобъ творить чудеса.

– Какъ знать! – отвѣтилъ Джонсонъ. Но я надѣюсь на него.

Бэлль приподнялъ голову и погрузился въ то мрачное молчаніе, во время котораго у него прекращался даже процессъ мышленія.

Въ этотъ день отрядъ съ трудомъ прошелъ три мили. Вечеромъ путешественники ничего не ѣли; собаки готовы были пожрать другъ друга; какъ люди, такъ и животныя жестоко страдали отъ голода.

Путешественники не видѣли ни одного звѣря. Да и къ чему? Съ однимъ ножемъ охотиться нельзя. Но Джонсонъ замѣтилъ подъ вѣтромъ, въ одной милѣ разстоянія, громаднаго медвѣдя, который слѣдовалъ за несчастнымъ отрядомъ.

– Онъ подстерегаетъ насъ,– подумалъ Джонсонъ,– и считаетъ насъ своею вѣрною добычею.

Однакожъ, Джонсонъ ничего не сказалъ своимъ товарищамъ. Вечеромъ, по обыкновенію, остановились на привалъ; ужинъ состоялъ изъ одного кофе. Несчастные путники чувствовали, что у нихъ мутилось въ глазахъ, головы ихъ сжимало точно желѣзными обручами; томимые голодомъ, они не могли уснуть ни на одинъ часъ. Какія-то нелѣпыя, печальныя видѣнія одолѣвали ихъ!

Настало утро вторника, а между тѣмъ несчастные не ѣли уже тридцать шесть часовъ въ странѣ, гдѣ организмъ необходимо требуетъ обильной пищи. Поддерживаемые сверхчеловѣческими волею и мужествомъ, они отправились, однакожъ, въ путь и сами повезли сани, которыхъ собаки не могли уже тронуть съ мѣста.

Черезъ два часа, всѣ въ изнеможеніи попадали на землю. Гаттерасъ хотѣлъ продолжать путь. Онъ прибѣгнулъ къ просьбамъ, мольбамъ, убѣждая товарищей своихъ подняться на ноги. Но это значило-бы требовать невозможнаго.

При помощи Джонсона, Гаттерасъ вырубилъ углубленле въ одной ледяной горѣ. Работая такимъ образомъ, казалось, приготовляли себѣ могилу.

– Я готовъ умереть отъ голода, говорилъ Гаттерасъ,– но не отъ стужи.

Съ большимъ трудомъ путешественники построили себѣ хижину и тотчасъ пріютились въ ней.

Прошелъ день. Вечеромъ путники неподвижно лежали въ своемъ ледяномъ убѣжищѣ, какъ вдругъ съ Джонсономъ сдѣлался бредъ. Онъ говорилъ о какомъ-то громадномъ медвѣдѣ.

Безпрестанно повторяемыя слова обратили, наконецъ, на себя вниманіе доктора. Очнувшись изъ состоянія окоченѣнія, Клоубонни спросилъ у Джонсона, почему онъ говорилъ о медвѣдѣ и о какомъ медвѣдѣ идетъ дѣло.

– О медвѣдѣ, который слѣдитъ за нами,– отвѣтилъ Джонсонъ.

– Слѣдитъ за нами? – повторилъ докторъ.

– Два уже дня!

– Два дня! Вы его видѣли?

– Да, онъ держится подъ вѣтромъ, въ одной милѣ разстоянія.

– И вы не предупредили меня, Джонсонъ!

– Къ чему?

– И то правда,– сказалъ докторъ. У насъ нѣтъ ни одной пули.

– Ни одного куска металла, ни одного куска желѣза, ни одного гвоздя! – отвѣтилъ старый морякъ.

Докторъ замолчалъ и призадумался, затѣмъ сказалъ Джонсону:

– И вы увѣрены, что медвѣдь слѣдитъ за нами?

– Да, докторъ. Онъ надѣется полакомиться человѣческимъ мясомъ! Онъ знаетъ, что мы не ускользнемъ отъ него!

– Что вы, Джонсонъ! – сказалъ докторъ, встревоженный выраженіемъ отчаянія, съ которымъ были сказаны эти слова.

– Пища у него готова! – отвѣтилъ Джонсонъ, у котораго опять начинался бредъ. Должно быть, онъ голоденъ, и я не знаю, зачѣмъ мы заставляемъ его ждать.

– Успокойтесь, Джонсонъ!

– Нѣтъ, докторъ; если намъ суждено погибнуть, то къ чему мучить это животное? Медвѣдь такъ-же хочетъ ѣсть, какъ и мы; опять-же, онъ не можетъ добыть себѣ тюленя, чтобъ утолить свой голодъ. Но Богъ послалъ ему людей! Тѣмъ лучше для него!

Старикъ Джонсонъ, казалось рехнулся, и непремѣнно хотѣлъ выйти изъ хижины. Докторъ съ трудомъ удержалъ его и если успѣлъ въ этомъ, то не при помощи силы, а благодаря слѣдующимъ, сказаннымъ съ полнымъ убѣжденіемъ, словамъ:

– Завтра я убью медвѣдя!

– Завтра! – повторилъ Джонсонъ, какъ-бы очнувшись отъ тяжелаго сна.

– Да, завтра!

– У васъ нѣтъ пули!

– Я сдѣлаю пулю!

– У васъ нѣтъ свинца!

– Но есть ртуть!

Сказавъ это, докторъ взялъ термометръ, показывавшій пятьдесятъ градусовъ выше точки замерзанія (+10° стоградусника), вышелъ изъ дома, поставилъ инструментъ на льдину и возвратился назадъ. Внѣшняя температура стояла на пятидесяти градусахъ ниже точки замерзанія (– 47° стоградусника).

– До завтрашняго дня,– сказалъ онъ Джонсону. A теперь постарайтесь уснуть и подождемъ солнечнаго восхода.

Ночь прошла въ страданіяхъ голода, страданіяхъ, которыя у Джонсона и доктора умѣрялись нѣкоторыми проблесками надежды.

На слѣдующій день, при первыхъ лучахъ солнца, докторъ, въ сопровожденіи Джонсона, вышелъ изъ ледянаго дома и подошелъ къ термометру, вся ртуть котораго скопилась въ чашечкѣ, въ видѣ компактнаго шарика. Докторъ разбилъ инструментъ и, пальцами, защищенными перчаткою, вынулъ изъ термометра кусокъ металла, очень не ковкаго и твердаго. То былъ слитокъ ртути.

– Да это просто чудеса! – вскричалъ Джонсонъ. Ну, и ловкій же вы человѣкъ, докторъ!

– Нѣтъ, другъ мой,– отвѣтилъ докторъ,– я просто человѣкъ, одаренный хорошею памятью и много читавшій.

– Какъ?

– Я вспомнилъ объ одномъ фактѣ, о которомъ капитанъ Россъ упоминаетъ въ своемъ путешествіи. Онъ говоритъ, что изъ ружья, заряженнаго ртутною пулею, онъ пробилъ доску въ вершокъ толщиною. Если-бы у меня было миндальное масло, то при помощи его можно-бы достичь такого-же результата, потому что, по словамъ Росса, пуля изъ миндальнаго масла пробиваетъ столбъ и, не разбиваясь, падаетъ на землю.

– Это невѣроятно!

– A между тѣмъ, это такъ, Джонсонъ. Вотъ кусокъ металла, который можетъ спасти намъ жизнь. Оставимъ его на открытомъ воздухѣ и посмотримъ, не ушелъ-ли медвѣдь.

Въ это время Гаттерасъ вышелъ изъ дома. Показавъ ему кусовъ ртути, докторъ сообщилъ капитану о своемъ намѣреніи. Гаттерасъ пожалъ ему руку и затѣмъ охотники стали осматривать горизонтъ.

Погода была очень ясная. Шедшій впереди Гаттерасъ замѣтилъ медвѣдя менѣе чѣмъ въ шести стахъ саженяхъ.

Медвѣдь сидѣлъ, спокойно покачивалъ головою и казалось чуялъ приближеніе необычныхъ пришельцевъ.

– Вотъ онъ! – вскричалъ капитанъ,

– Молчите! – сказалъ докторъ.

Громадный звѣрь, увидѣвъ охотниковъ, даже не пошевелился. Онъ смотрѣлъ на нихъ безъ боязни и злобы. Однакожъ подойти въ нему было очень трудно.

– Друзья мои,– сказалъ Гаттерасъ,– тутъ идетъ дѣло не о пустомъ удовольствіи, а о спасеніи нашей жизни. Будемъ дѣйствовать, какъ подобаетъ людямъ благоразумнымъ.

– Именно,– отвѣтилъ докторъ,– тѣмъ болѣе, что у насъ всего одинъ зарядъ. Упустить медвѣдя никакъ не слѣдуетъ; ускользни онъ отъ насъ, и намъ навсегда пришлось-бы распрощаться съ нимъ, потому что бѣгаетъ онъ быстрѣе борзой собаки.

– Въ такомъ случаѣ надо прямо отправиться въ нему,– замѣтилъ Джонсонъ. – Конечно, за это можно дорого поплатиться, но что-жъ изъ этого? Я прошу позволенія рискнуть моею жизнью.

– Право это принадлежитъ мнѣ! – вскричалъ докторъ.

– Нѣтъ, мнѣ! – сказалъ Гаттерасъ.

– Но развѣ вы не полезнѣе для общаго спасенья, чѣмъ подобный мнѣ старикъ? – вскричалъ Джонсонъ.

– Нѣтъ, Джонсонъ,– отвѣтилъ Гаттерасъ. – Позвольте мнѣ дѣйствовать по своему усмотрѣнію. Рисковать жизнью я не стану больше, чѣмъ слѣдуетъ. Очень можетъ быть, что я потребую вашей помощи.

– Значитъ, вы пойдете на медвѣдя, Гаттерасъ? – спросилъ докторъ.

– Я сдѣлалъ-бы это, если-бы даже медвѣдь долженъ былъ раскроить мнѣ черепъ, будь только я увѣренъ, что убью его. Однако при моемъ приближеніи онъ уйдетъ. Это чрезвычайно лукавое животное, постараемся перехитрить его.

– Какъ вы намѣрены поступить?

– Подойти къ нему на десять шаговъ, стараясь, чтобы онъ даже не догадывался о моемъ присутствіи.

– Какимъ-же это образомъ?

– У меня есть для этого одно опасное, но простое средство. Вы сохранили шкуру убитаго вами тюленя?

– Да, она въ саняхъ.

– Хорошо. Войдемъ въ домъ, а Джонсонъ пусть остается здѣсь.

Джонсонъ спрятался за однимъ hummock'омъ, вполнѣ скрывавшимъ его отъ взоровъ медвѣдя.

Послѣдній не трогался съ мѣста и продолжалъ по прежнему покачиваться и фыркать.