Приключения капитана Гаттераса

V. Тюлень и медвѣдь

Гаттерасъ и докторъ вошли въ хижину.

– Вамъ извѣстно,– сказалъ первый,– что полярные медвѣди охотятся на тюленей и главнымъ образомъ питаются ими. По цѣлымъ днямъ медвѣдь подстерегаетъ тюленя у окраины отдушины и какъ скоро земноводное появляется на поверхности льда, душитъ его въ своихъ объятіяхъ. Слѣдовательно, медвѣдь не испугается присутствія тюленя, напротивъ…

– Мнѣ кажется, что я угадываю вашъ планъ; онъ опасенъ,– сказалъ докторъ.

– Но зато представляетъ шансы на спасеніе,– отвѣтилъ капитанъ. – Слѣдовательно прибѣгнуть къ нему необходимо. Я надѣну на себя шкуру тюленя и выползу на ледяную поляну. Не будемъ терять времени. Зарядите ружье и дайте его мнѣ.

Доктору нечего было отвѣчать: онъ и самъ сдѣлалъ-бы то же самое, что готовился сдѣлать его товарищъ. Онъ вышелъ изъ дома, взявъ два топора: одинъ для себя, а другой для Джонсона, и въ сопровожденіи Гаттераса отправился къ санямъ.

Тамъ Гаттерасъ нарядился тюленемъ, съ помощью шкуры, которая почти совсѣмъ покрывала капитана.

Между тѣмъ докторъ зарядилъ ружье послѣднимъ зарядомъ пороха, опустилъ въ стволъ кусокъ ртути, твердый какъ желѣзо и тяжелый, какъ свинецъ, и отдалъ оружіе Гаттерасу, который искусно скрылъ и его, и себя подъ шкурою.

– Идите къ Джонсону,– сказалъ доктору капитанъ,– а я подожду нѣсколько минутъ, чтобы сбить съ толку моего противника.

– Смѣлѣе, Гаттерасъ! – сказалъ Клоубонни.

– Не безпокойтесь и, главное, не показывайтесь, прежде чѣмъ я выстрѣлю.

– Докторъ поспѣшилъ въ hummock'у, за которымъ стоялъ Джонсонъ.

– Ну, что? спросилъ послѣдній.

– A вотъ, подождемъ! Гаттерасъ жертвуетъ собою, чтобы спасти насъ.

Взволнованный докторъ посматривалъ на медвѣдя, выказывавшаго признаки безпокойства и какъ-бы чувствовавшаго, что ему грозитъ близкая опасность.

Черезъ четверть часа тюлень уже ползъ по льду. Чтобъ вѣрнѣе обмануть медвѣдя, Гаттерасъ сдѣлалъ обходъ, скрываясь за большими льдинами, и теперь находился въ пятидесяти саженяхъ отъ медвѣдя. Послѣдній, замѣтивъ тюленя, съежился, стараясь, такъ сказать, стушеваться.

Гаттерасъ съ удивительнымъ искусствомъ подражалъ движеніямъ тюленя. Не будь докторъ предупрежденъ, онъ навѣрное дался-бы въ обманъ.

– Такъ, такъ! Точь въ точь! въ полголоса говорилъ Джонсонъ.

Подвигаясь въ медвѣдю, земноводное, казалось, не заиѣчало послѣдняго и старалось только найти какую-нибудь отдушину, чтобы погрузиться въ свою стихію.

Съ своей стороны, медвѣдь, скрываясь за льдинами, осторожно подвигался въ тюленю. Въ его сверкавшихъ глазахъ выражалась страшная жадность. Быть можетъ, онъ голодалъ уже два мѣсяца, а тутъ случай посылалъ ему вѣрную добычу.

Тюлень находился всего въ десяти шагахъ отъ своего врага. Вдругъ медвѣдь развернулся, сдѣлалъ огромный прыжокъ и – изумленный, испуганный остановился въ трехъ шагахъ отъ Гаттераса, который сбросилъ съ себя тюленью шкуру, опустился на одно колѣно и прицѣлился прямо въ грудь медвѣдю.

Раздался выстрѣлъ; медвѣдь упалъ на ледъ.

– Впередъ! впередъ! вскричалъ докторъ.

И вмѣстѣ съ Джонсономъ онъ побѣжалъ къ мѣсту битвы.

Громадный звѣрь поднялся на заднія ноги и, размахивая въ воздухѣ одною лапою, другою схватилъ горсть снѣга, которымъ старался закрыть свою рану.

Гаттерасъ не сдѣлалъ ни одного шага назадъ и ждалъ, держа въ рукѣ ножъ. Но онъ прицѣлился мѣтко и послалъ пулю твердою рукою; прежде чѣмъ подоспѣли товарищи, ножъ капитана по рукоятку вонзился въ грудь медвѣдя, упавшаго съ тѣмъ, чтобы никогда уже не вставать.

– Побѣда! вскричалъ Джонсонъ.

– Ура! Ура! кричалъ докторъ.

Гаттерасъ, спокойный, скрестивъ на груди руки, смотрѣлъ на громадное животное.

– Теперь ноя очередь работать, сказалъ Джонсонъ. – Свалить такого звѣря – дѣло похвальное, но не должно дозволять, чтобы медвѣдь затвердѣлъ отъ мороза какъ камень: тогда съ нимъ не совладаешь ни зубами, ни можемъ.

Проговоривъ это, старый морякъ сталъ поспѣшно снимать шкуру съ чудовищнаго звѣря, который по величинѣ не уступаетъ быку. Въ длину онъ имѣлъ девять, а въ обхватѣ шесть футовъ. Во рту его торчали два огромные клыка, въ три вершка длиною.

Джонсонъ вскрылъ медвѣдя, въ желудкѣ котораго не было ничего, кромѣ воды. Очевидно, медвѣдь давно уже ничего не ѣлъ. Не смотря на кто, онъ былъ очень жиренъ и вѣсилъ болѣе полуторы тысячи фунтовъ. Его разрубили на четыре части, изъ которыхъ каждая дала двѣсти фунтовъ мяса. Охотники снесли мясо къ ледяному дому, не забывъ также взять и сердце, сильно бившееся еще три часа спустя по смерти животнаго.

Товарищи доктора охотно принялись-бы за сырую медвѣжатину, но Клоубонни остановилъ ихъ, сказавъ, что чрезъ нѣсколько времени мясо будетъ изжарено.

Войдя въ ледяной домъ, докторъ удивился, что въ немъ такъ холодно. Одъ подошелъ къ печи; огонь въ ней погасъ. Вслѣдствіе утреннихъ занятій и душевныхъ тревогъ, Джонсонъ упустилъ изъ вида возложенныя на него обязанности.

Докторъ поторопился было развести огонь, но не нашелъ ни искорки въ остывшей уже золѣ.

– Потерпимъ немножко, сказалъ онъ себѣ.

Онъ пошелъ къ санямъ за трутомь и спросилъ у Джонсона огниво.

– Печь потухла, сказалъ онъ послѣднему.

– По моей винѣ, отвѣтилъ Джонсонъ.

Морякъ поискалъ въ карманѣ, гдѣ обыкновенно носилъ огниво, и очень изумился, не найдя его тамъ, затѣмъ пошарилъ въ другихъ карманахъ, но столь-же безуспѣшно, вошелъ въ ледяной домъ, во всѣ стороны сталъ переворачивать одѣяло, на которомъ спалъ прошедшую ночь, но по прежнему безъ успѣха.

– Ну, что-жъ? крикнулъ докторъ.

Джонсонъ возвратился и молча въ смущеніи глядѣлъ на своихъ товарищей.

– Нѣтъ-ли у васъ огнива, докторъ? – спросилъ онъ.

– Нѣтъ, Джонсонъ.

– A у васъ, капитанъ?

– Нѣтъ,– отвѣтилъ Гаттерасъ.

– Да вѣдь оно всегда находилось у васъ,– сказалъ докторъ.

– Да… Но теперь его нѣтъ у меня… поблѣднѣвъ, отвѣтилъ старый морякъ.

– Нѣтъ! – вскричалъ вздрогнувъ докторъ.

Другаго огнива не имѣлось и потеря его могла повлечь за собою серьезныя послѣдствія.

– Поищите хорошенько, Джонсонъ,– сказалъ докторъ.

Джонсонъ побѣжалъ къ льдинѣ, изъ-за которой онъ наблюдалъ медвѣдя, затѣмъ прошелъ въ мѣсту сраженія, гдѣ разрубалъ на части медвѣдя, но ничего не нашелъ. Онъ возвратился въ отчаяніи. Гаттерасъ только посмотрѣлъ на Джонсона, во не сдѣлалъ ему ни малѣйшаго упрека.

– Дѣло серьезное,– сказалъ онъ доктору.

– И очень даже серьезное,– отвѣтилъ послѣдній.

– Къ несчастію, у насъ нѣтъ ни одного оптическаго инструмента, нѣтъ подзорной трубы, а то при помощи выпуклыхъ стеколъ мы легко могли бы добыть огонь.

– Знаю,– сказалъ докторъ,– и это тѣмъ прискорбнѣе, что лучи солнца теперь на столько сильны, что могли-бы воспламенить трутъ.

– Что-жъ, сказалъ Гаттерасъ,– приходится утолить голодъ сырымъ мясомъ. Затѣмъ мы отправимся въ дорогу и постараемся какъ можно скорѣе достичь судна.

– Да,– въ раздумьѣ говорилъ докторъ. Да… По меньшей мѣрѣ, это возможно… Да и почему-бы нѣтъ?.. Можно попробовать…

– О чемъ вы задумались? – спросилъ у него Гатгерасъ.

– Мнѣ пришла въ голову одна мысль…

– Мысль? – вскричалъ Джонсонъ. Въ такомъ случаѣ мы спасены!

– Но удастся-ли осуществить ее – это еще вопросъ,– сказалъ докторъ.

– Въ чемъ-же дѣло? – спросилъ Гаттерась.

– Такъ какъ зажигательнаго стекла у насъ нѣтъ, то остается только сдѣлать его.

– Изъ чего? – спросилъ Джонсонъ.

– Изъ льда.

– Какъ? Вы полагаете?..

– Почему-бы и не полагать? Все дѣло состоитъ въ томъ, чтобы сосредоточить лучи солнца въ одномъ фокусѣ, но это можетъ быть достигнуто какъ при помощи льда, такъ и при помощи лучшаго зажигательнаго стекла.

– Можетъ-ли это быть? – спросилъ Джонсонъ.

– И очень даже, только я предпочелъ-бы прѣсноводный ледъ льду изъ соленой воды. Первый прозрачнѣе и тверже.

– Если не ошибаюсь, сказалъ Джонсонъ, указывая на hummock, находившійся въ ста шагахъ,– эта почти темная глыба льда и ея зеленый цвѣтъ показываютъ…

– Вы правы. Пойдемъ, друзья мои. Возьмите вашъ топоръ, Джонсонъ.

Всѣ они отправились къ льдинѣ, которая дѣйствительно оказалась прѣсноводною.

Докторъ приказалъ отрубить отъ нея одинъ кусокъ и сталъ вчернѣ обдѣлывать его топоромъ, затѣмъ, при помощи ножа, нѣсколько выровнялъ его поверхность и, наконецъ, мало по малу отполировалъ рукою.

Возвратившись ко входу въ ледяной домъ, онъ взялъ кусокъ трута и приступилъ къ производству опыта.

Солнце свѣтило ярко; докторъ подставилъ ледяное зажигательное стекло подъ лучи солнца и сосредоточилъ ихъ на кускѣ трута, который чрезъ нѣсколько секундъ воспламенился.

– Ура! Ура! – вскричалъ не вѣрившій своимъ глазамъ Джонсонъ. Ахъ, докторъ, докторъ!

Старый морякъ не могъ совладать со своимъ восторгомъ и, точно полоумный, бѣгалъ взадъ и впередъ.

Докторъ вошелъ въ ледяной домъ; черезъ нѣсколько минутъ печь загудѣла и пріятный запахъ жаренаго извлекъ Бэлля изъ состоянія оцѣпенѣнія.

Не трудно догадаться, съ какимъ восторгомъ путешественники принялись за обѣдъ; однакожъ, докторъ совѣтовалъ имъ поудержаться, и подавая собою примѣръ умѣренности, пересталъ вскорѣ ѣсть и сказалъ:

– Сегодня выдался счастливый денекъ, и у насъ хватитъ съѣстныхъ запасовъ на все время путешествія. Но не слѣдуетъ предаваться нѣгамъ Капуи, и мы поступимъ благоразумно, если отправимся въ путь.

– Мы находимся не больше какъ въ сорока восьми часахъ отъ Porpoise'а,- сказалъ Альтамонтъ.

– Надѣюсь,– засмѣявшись отвѣтилъ докторъ,– что мы найдемъ тамъ достаточно топлива.

– Да,– сказалъ американецъ.

– Если мое зажигательное стекло оказывается теперь вполнѣ удовлетворительнымъ,– отвѣтилъ докторъ,– то вовремя безсолнечныхъ дней оно будетъ оставлять желать многаго. A такихъ дней наберется не мало въ мѣстахъ, удаленныхъ отъ полюса меньше чѣмъ на четыре градуса.

– Да, меньше чѣмъ на четыре градуса,– вздохнувъ сказалъ Адьтамонтъ. Мое судно находится тамъ, гдѣ не бывало до него ни одно судно!

– Въ путь! – рѣзкимъ голосомъ сказалъ Гаттерасъ.

– Въ путь! – повторилъ докторъ, тревожно взглянувъ на обоихъ капитановъ.

Силы путешественниковъ возстановились; собаки получили порядочную долю медвѣжьяго мяса, и отрядъ быстро началъ подвигаться къ сѣверу.

Во время дороги докторъ попробовалъ было добиться отъ Альтамонта кое-какихъ свѣдѣній на счетъ причины, заставившей его зайти въ такую даль, но американецъ на вопросы Клоубонни отвѣчалъ уклончиво.

– Приходится слѣдить за этими людьми,– на ухо шепнулъ докторъ Джонсону.

– Да,– отвѣтилъ послѣдній.

– Гаттерасъ никогда не говоритъ съ американцемъ, а послѣдній, повидимому, мало расположенъ къ благодарности. Къ счастію, я нахожусь здѣсь.

– Съ того времени,– сказалъ Джонсонъ,– какъ этотъ янки начинаетъ оживать, лицо его все меньше и меньше приходится мнѣ по сердцу.

– Или я очень ужъ ошибаюсь,– отвѣтилъ докторъ,– или онъ догадывается о намѣреніяхъ капитана.

– Не думаете-ли вы, что у американца такіе-же планы, какъ и у Гаттераса?

– Какъ знать, Джонсонъ? Американцы народъ смѣлый и предпріимчивый, и Альтамонтъ могъ попытаться выполнить задуманное англичаниномъ.

– Слѣдовательно, вы думаете, что капитанъ?…

– Ничего я не думаю,– отвѣтилъ докторъ,– но положеніе его судна на пути къ полюсу даетъ поводъ къ кое-какимъ предположеніямъ.

– Однакожъ, Альтамонтъ говоритъ, что его отнесло на сѣверъ льдами.

– Говорить-то онъ говоритъ… Но при этомъ я подмѣтилъ на его губахъ какую-то странную улыбку,– сказалъ докторъ.

– Очень было-бы непріятно, докторъ, если-бы между людьми такого закала возникло соперничество.

– Дай Богъ, чтобы я ошибся, но такое положеніе вещей не замедлило-бы вызвать серьезныя усложненія и, быть можетъ, погубило-бы насъ всѣхъ.

– Надѣюсь, Альтамонтъ не забудетъ, что мы спасли ему жизнь.

– A развѣ, въ свою очередь, онъ не спасетъ намъ жизнь? Дѣйствительно, безъ насъ его не было-бы на свѣтѣ, но что сталось-бы съ нами безъ него, безъ его судна и безъ средствъ, находящихся на послѣднемъ?

– Какъ-бы то ни было, докторъ, но вы находитесь здѣсь, и я надѣюсь, что при вашей помощи все пойдетъ хорошо.

Путешественники продолжали подвигаться впередъ безъ всякихъ приключеній. Въ медвѣжьемъ мясѣ не было недостатка. Въ маленькомъ отрядѣ царило даже нѣкотораго рода веселое настроеніе, благодаря выходкамъ доктора и его покладливой философіи. Въ своемъ багажѣ ученаго, этотъ достойный человѣкъ постоянно имѣлъ про запасъ какой-нибудь выводъ, какъ результатъ наблюденій надъ фактами и вещами. Его здоровье находилось въ удовлетворительномъ состояніи; не смотря на всѣ труды и лишенія, онъ не слишкомъ похудѣлъ, и ливерпульскіе друзья доктора узнали-бы его тотчасъ, особенно по его постоянно веселому расположенію духа.

Утромъ, въ субботу, природа безпредѣльной равнины значительно измѣнилась. Исковерканныя льдины, частые pack'и, массы hummoch'овъ – все это свидѣтельствовало, что ледяная поляна подвергалась сильному давленію. Очевидно, что такой безпорядокъ произведенъ какимъ-нибудь неизслѣдованнымъ материкомъ, или островомъ, съуживавшимъ проливы. Частыя и значительныя по своимъ размѣрамъ прѣсноводныя льдины указывали на присутствіе недалекихъ береговъ.

Итакъ, въ недальнемъ разстояніи находился новый материкъ, и докторъ горѣлъ нетерпѣніемъ обогатить имъ карту сѣвернаго полушарія. Нельзя себѣ представить, какъ пріятно изслѣдовать никому неизвѣстные еще берега и карандашемъ наносить ихъ на бумагу. Въ этомъ состояла цѣль доктора, подобно тому, какъ Гаттерасъ поставилъ себѣ задачею – стать ногою на сѣверномъ полюсѣ міра. Докторъ заранѣе радовался при мысли, какъ онъ назоветъ моря, проливы, заливы, малѣйшія извилины береговъ новаго материка. Само собою разумѣется, при этомъ онъ не забудетъ вы своихъ товарищей, ни своихъ друзей, ни ея величество, ни королевское семейство; но, не упуская изъ вида и собственныхъ интересовъ, докторъ съ вполнѣ законнымъ удивленіемъ и восторгомъ прозрѣвалъ уже въ будущемъ нѣкій «мысъ Клоубонни».

Такого рода мысли занимали его весь день. Вечеромъ, какъ обыкновенно, разбили палатку, и каждый поочередно дежурилъ въ эту ночь, проведенную такъ близко отъ неизвѣстнаго материка.

На слѣдующій день, въ воскресенье, послѣ питательнаго, отличнаго завтрака, состоявшаго изъ медвѣжьей лапы, путешественники направились на сѣверъ, склоняясь нѣсколько въ западу. Дорога становилась трудною, но отрядъ подвигался быстро.

Альтамонтъ съ лихораднымъ вниманіемъ наблюдалъ горизонтъ; его товарищи тоже невольно поддавались чувству тревоги.

Послѣдняя солнечная обсервація дала 83°35′ широты и 120°15′ долготы: въ этомъ мѣстѣ долженъ былъ находиться американскій корабль, слѣдовательно вопросъ о жизни и смерти рѣшится сегодня-же.

Наконецъ, около двухъ часовъ по полудни, Альтамонтъ всталъ во весь ростъ на саняхъ, остановилъ отрядъ громкимъ крикомъ и, показывая пальцемъ какую-то бѣлую массу, которую никто не отличилъ-бы отъ окружающихъ ее ледяныхъ горъ, сильнымъ голосомъ вскричалъ:

– Porpoise!