На суше и на море. Сатанстое (сборник)

Глава XX

Ну, какой же текст избрали вы? Разлейте его сильно и энергично.

Бернс

Спустя десять дней после ухода полка Бельстрода Герман Мордаунт со своей семьей и я с моими друзьями вместе тронулись в путь. За это время двигалось много войск, все они проходили через Олбани; несколько королевских полков на судах были двинуты вверх по реке. Два или три корпуса прибыли из западных колоний; ожидались большие отряды милиции из провинций.

Среди выдающихся офицеров, находившихся при войсках, выделялся лорд Гоу, о котором уже была речь; он был в чине бригадира, пользовался громадным авторитетом и полным доверием солдат, знавших его как человека опытного и имеющего уже немало заслуг. Вообще среди офицеров было много молодежи из лучших фамилий, и, в подражание английской аристократии, лучшие семьи колонии также отправили своих сыновей в войска, где они в большинстве случаев получали патенты офицеров в регулярных войсках, в милиции же западных колоний командовали чаще всего люди из класса крупных фермеров; происхождение и состоятельность в этих колониях вообще не принимались в расчет – там повсеместно царил дух равенства. Однако дисциплина в этой милиции Массачусетса и Коннектикута была ничуть не хуже, чем в остальных войсках. По составу это было превосходное войско: все рослые, здоровые, добрые люди, хорошо обученные, хорошо обмундированные, офицеры их не блистали ни манерами, ни образованием, но зато как нельзя более соответствовали своему назначению, и в отношении физического развития это был лучший корпус армии, не исключая далее регулярных войск.

До нашего отъезда из Олбани я раза три встречал лорда Гоу у миссис Скайлер, где часто бывали и Мордаунты, лорд Гоу чуть что не жил у добрейшей старушки, где всегда собиралось лучшее общество Олбани. У Скайлер наш караван должен был сделать первый привал.

Отряд наш был настолько многочислен, что его можно было принять за передовой отряд военного корпуса. Герман Мордаунт отсрочил наше путешествие до того момента, чтобы дать время военным отрядам заполнить страну, что обеспечивало нам, путешественникам, известную безопасность. Это дало нам возможность продвигаться от этапа до этапа, от одного военного поста до другого.

Караван наш состоял из двух фургонов, десяти или двенадцати верховых лошадей и следующего количества людей: господин Мордаунт взял с собой двух негритянок – кухарку и горничную и двух негров, одного конюха и камердинера, и трех белых работников для разных поручений, вроде того, как прорубить дорогу, наводить мосты, сооружать шалаши и т. п.

Таким образом, отряд Германа Мордаунта состоял из десяти человек: четырех женщин и шести мужчин. Нас было трое господ – Тэн-Эйк, Дирк и я, затем негр Джеп, господин Траверс, наш землемер, двое рабочих, находившихся в его распоряжении, двое дровосеков с топорами, негр Петер, личный слуга Гурта, то есть в общем тоже десять человек, из них двое негров, так что в общей сложности в обеих группах было двадцать человек. У каждого мужчины, как у белого, так и у негра, было по карабину; кроме того, у нас, господ, было еще у каждого по два пистолета на поясах, под куртками, так что все мы были прекрасно вооружены, хотя это и не было особенно заметно.

Понятно, костюмы наши соответствовали обстоятельствам: городские шляпы были заменены мягкими дорожными, брюки, гетры и мокасины – из оленьей шкуры и грубые суконные куртки того же цвета, кроме того, все мы запаслись зелеными блузами, украшенными бархатом, весьма красивыми, предназначенными для путешествия по лесу своей предохранительной окраской и поэтому вошедшие в употребление даже в войсках, не говоря уже об охотниках. Барышни вместо больших соломенных шляп надели маленькие касторовые, украшенные зелеными вуалями и небольшим пером или крылом, и короткие суконные амазонки, весьма удобные для ходьбы.

Мистер Вордэн и Язон не отправились вместе с нами, и причиной этому были отчасти их костюмы. Его преподобие очень дорожил внешними атрибутами своего сана и даже на петушиные бои являлся в рясе. Придерживаясь взгляда, что ряса делает монаха, он даже для путешествия в глубь американских лесов не пожелал расстаться со своим духовным платьем, рассчитывая, что его широкополая шляпа, черные коротенькие брючки и длинная ряса внушительно подействуют на краснокожих в пустынях Северной Америки. Язон же считал необходимым путешествовать во всем, что у него было лучшее из гардероба, такими были традиции города Данбюри. Кроме того, он еще рассчитывал сэкономить. Купить лошадь стоило очень больших денег, так как с прибытием войск на все страшно поднялись цены; нанять повозку стоило тоже не намного дешевле.

Старику Вордэну удалось каким-то образом получить местечко в казенном транспортном фургоне бесплатно, Язон ухитрился так или иначе пробраться вместе с ним. Нужно отдать справедливость, мистер Ньюкем обладал необычайным талантом устраиваться везде и всюду на дармовщину. Он вообще не имел никакого понятия, что известное положение человека влечет за собой известные обстоятельства, он мог униженно клянчить, пресмыкаться перед кем угодно, лишь бы добиться какой-нибудь льготы или выгоды; с другой стороны, он ничуть не постеснялся бы поселиться в доме губернатора и пользоваться всем его имуществом, если б только ему представилась возможность пролезть туда. Словом, понятия о приличиях, деликатности и справедливости ему были почти незнакомы, и жизнь в его глазах представлялась ему чем-то вроде игры в четыре угла, где каждый спешит занять оставленное соседом на минутку место и держаться за него как можно дольше.

Мистер Вордэн и Язон выехали из города на сутки раньше нас и рассчитывали встретиться с нами там, где дорога пойдет лесом.

Мужчины шли все пешком, кроме кучеров, а лошади все были под вьюками, и так как каждый из нас, кроме карабина, пистолетов и зарядов, нес еще на спине тяжелый мешок, то легко понять, что мы не могли делать больших переходов.

Первой нашей остановкой был загородный дом в поместье госпожи Скайлер, пригласившей всех нас к обеду. В числе приглашенных был и лорд Гоу, который рассыпался в похвалах мужеству и самоотверженности Аннеке и Мэри, решившихся принять участие в столь трудном и далеком путешествии. Кроме него за обедом присутствовал еще один молодой человек по имени Филипп Скайлер, родственник хозяйки дома и мой ровесник. Мы с ним разговорились, и я узнал от него, что он прикомандирован к комиссариату и находится в распоряжении генерала Брадстрита и что, как только все будет организовано, он выступит в поход вместе с армией. При этом он просто и ясно изложил мне весь план предстоящей кампании.

– Итак, мы можем надеяться увидеть вас и ваших друзей в наших рядах? – сказал молодой Скайлер, расхаживая со мной по цветнику. – Говоря чистосердечно, мистер Литтлпейдж, мне не совсем нравится, что мы вынуждены видеть здесь такое количество войск из западных колоний, чтобы очистить страну от неприятеля. У нас с этими янки так мало общего, что я всей душой желал бы, чтобы мы могли своими собственными силами заставить французов отступить.

– Между нами есть то общее, что у нас один и тот же государь и мы приносили одну и ту же присягу!

– Да, конечно, но мне известно, что у вас в жилах достаточно голландской крови, чтобы понять меня; в силу моих служебных обязанностей мне теперь постоянно приходится бывать то в той, то в другой дивизии, то в том, то в другом полку, и, признаюсь, один полк Новой Англии доставляет мне больше хлопот, чем целая бригада других войск. У них генералов, полковников и майоров прямо-таки безграничное количество! Их хватило бы на всю армию герцога Мальборо; у них в лагере вы за день увидите больше превосходительств и полковников, чем за целый месяц в главной квартире. Конечно, это, вероятно, не мешает им показать свои хорошие стороны, но не знаю почему, а только мы не по душе друг другу!

Спустя двадцать лет мне пришлось вспомнить эти слова и того, кто мне их говорил.

Тогда же мне пришлось побеседовать и с лордом Гоу; разговор этот не был ничем примечателен, но он положил начало нашим отношениям.

Приблизительно час спустя после обеда мы тронулись дальше; в этот вечер мы должны были пройти немного, хотя здесь дороги были хорошие, тогда как в тридцати милях к северу от Олбани уже не было вообще никаких дорог, кроме военных троп, ведущих прямо к озеру Чамплен.

Когда мы достигли того места, где нам пришлось свернуть с большой дороги, Герман Мордаунт был вынужден попросить барышень выйти из их удобной повозки и сесть на лошадей. Повозки же должны были следовать за нами шагом, ехать в них по этой ужасной дороге было совершенно невозможно. Наша маленькая кавалькада, сопровождаемая нашей командой, имела весьма внушительный вид.

Дорога, шедшая в гору, представляла собой, в сущности, едва приметную тропу, прорубленную в лесу; вокруг виднелись следы колес, но тропа эта не была ни укатана, ни даже расчищена. Здесь нас должны были ждать мистер Вордэн и Язон, но мы нашли тут только их багаж, а сами они прошли дальше вперед и поручили нам передать, что мы их встретим немного дальше.

Гурт и я ушли вперед в качестве разведчиков. Зная, что дом, в котором мы должны были провести ночь, находился на расстоянии нескольких миль, мы поспешили прийти раньше других, чтобы приготовить все для приема наших дам. Дом этот стоял посреди пустыни, хотя кругом на пространстве акров в двадцать почва была расчищена; миновать это было невозможно, так как было уже поздно, а до ближайшего жилья, лежащего уже во владениях Германа Мордаунта, было не меньше восемнадцати миль, то есть целый день пути.

Отойдя с полмили от своих, мы очутились в небольшой заброшенной прогалине, где, очевидно, была вырубка леса. Но затем место это было запущено и стало зарастать молодняком. Подходя к прогалине, мы услышали голоса и насторожились.

– Дама! – крикнул кто-то по-английски.

– Восьмерка!

– Десятка! Я выиграл!

– Эти ребята здесь, среди леса, в карты играют! – сказал я, и, держа наготове свои карабины, мы подошли ближе.

Каково же было наше удивление, когда мы увидели мистера Вордэна и Язона, игравших в карты на пне.

Первым движением Язона было спрятать карты, с видом вора, застигнутого с поличным, тогда как мистер Вордэн, привыкший не видеть дурного в том, в чем дурного не было, абсолютно не сконфузился.

– Надеюсь, Корни, дорогой мой, что ты не забыл прихватить с собой колоду-другую карт, а то карты мистера Ньюкема так затрепаны, что к ним нельзя прикоснуться, посмотрите сами? Да куда же они делись? Сейчас только тут были!

Сконфуженный Язон раскрыл ладони и показал карты.

– Утешьтесь, ваше преподобие, карты у меня с собой есть, – сказал Гурт, – и очень приличные!

– Я люблю сыграть партийку в винт или в пикет, а тут, поджидая вас, мы сразились с мистером Ньюкемом. Я никогда не женился бы на особе, которая не умела бы играть в винт или пикет. Это такое приятное и безобидное времяпрепровождение!

На этом мы закончили разговор и двинулись дальше. Вскоре мы добрались до места ночлега, а немного спустя подошли и остальные. В доме всего было только две горницы: одну уступили дамам, в другой разместились мужчины, а слуги ночевали на чердаке, где было много сена. После вкусного, сытного ужина все улеглись спать, а рано утром снова двинулись в путь.

На другой день, около полудня, мы добрались до границы Равенснеста. Местность была лесистая, расчистка была произведена лишь кое-где; это было дело трудное и стоящее больших денег, немалого труда стоило убедить семей десять-двенадцать переселенцев поселиться здесь, а затем удержать их в этих диких местах.

От мистера Мордаунта я узнал, что для того, чтобы удержать колонистов на своей земле, ему приходилось не только не получать с них в течение первых шести или восьми лет никакой аренды, но еще всячески заботиться о их удобствах и временами приходить им на помощь. Его агент держал в Равенснесте небольшую лавочку, в которой имелись все предметы, нужные переселенцам и продававшиеся им по покупной цене, да и то не за деньги, а в обмен на продукты, которые владелец Равенснеста мог обратить в деньги лишь после того, как отправить их в Олбани.

Словом, вначале эксплуатация этих земель требовала от владельца больших затрат и большого терпения.

– Ни я, ни даже дочь моя, вероятно, никогда не увидим доходов с этих земель, – сказал Герман Мордаунт, – и я, конечно, не увижу плодов от всех моих трудов. Но когда у человека есть свободные деньги, он всегда склонен думать о своем потомстве; быть может, дети Аннеке мысленно поблагодарят меня за то, что я подумал о них и не пожалел ради них ни денег, ни трудов своих!

– Теперь только я начинаю понимать, – сказал я, – что Мусридж не обогатит ни меня, ни Дирка. А вы не опасаетесь теперь, что война или страх нападения индейцев заставит бежать ваших колонистов?

– Нет, Корни, теперь я этого больше не опасаюсь, хотя и опасался раньше! Война, правда, имеет свои неудобства, но зато и свои выгоды! Дело в том, что солдаты, как саранча, поедают все на своем пути! Провиантмейстеры или комиссары прибыли сюда и скупили у моих колонистов все, что у них было на продажу, скупили все, не торгуясь, за чистые деньги, уплатив чистым золотом. А этот благородный металл обладает такой притягательной силой, что даже янки от него не отказываются!

Вскоре мы увидели место, прозванное Германом Мордаунтом Равенснест, то есть Воронье Гнездо, и от которого вся эта земля его получила свое название. Это было довольно внушительное деревянное строение, построенное на невысокой скалистой возвышенности, где раньше гнездились вороны. Здание это служило местом убежища для семей колонистов в моменты нападения индейцев, а перед началом войны Герман Мордаунт распорядился сделать еще новые укрепления около этого здания, которое могло оказаться полезным даже на случай нападения неприятеля.

Все окна этого строения выходили во внутренний двор, наружу же выходили одни ворота, очень солидные и хорошо укрепленные. Кроме того, все здание было обнесено высокой бревенчатой стеной, могущей служить защитой от пуль. В этом довольно большом здании агент мистера Мордаунта приготовил и обставил для приезда владельца пять хороших комнат, со всеми удобствами, какие только здесь были возможны, и хотя мебель не отличалась изяществом, но все же было все необходимое; помещение было удобное и уютное, не говоря уже о том, что оно было вполне безопасным.