Достоевский в дрова

Критик: Юрий Володарский
Рецензия на книгу Манарага
Оценка:

«Вечер: шашлык из осетрины на «Идиоте». Роман полноценный, второго среднего веса, 720 граммов, 509 страниц, бумага веленевая, цельнотканевый коленкоровый переплет. Вполне хватило на восемь шампуров. Как и было обговорено, клиент + семеро гостей восседали вокруг жаровни. Естественно, не только чтобы убедиться, что я жгу именно первое издание, книгу за 8700 фунтов, а не подменил ее каким-нибудь северным детективом XXI века про сто пятьдесят оттенков посредственности. Они хотели искусства. И получили его».

Так начинается «Манарага», пятая подряд антиутопия Владимира Сорокина. Первые три, «День опричника», «Сахарный Кремль» и «Метель», были посвящены недалекому будущему России, скатившейся в лубочное средневековье. В четвертой, «Теллурии», Сорокин описал наркотик такой мощной силы, что ради даруемых им ощущений люди готовы рисковать жизнью. Пятая книга, действие которой происходит в не слишком светлом, хотя на этот раз и не в таком уж мрачном будущем, тоже рассказывает о запретных удовольствиях. Правда, на сей раз об утонченно-эстетических и совсем не опасных для здоровья.

Шашлык из осетрины на «Идиоте» приблизительно в 2037 году жарит Геза, человек русско-еврейского происхождения с венгерским именем. По роду занятий Геза — book'n'griller, то есть повар, который готовит пищу на открытом огне, используя в качестве горючего материала старинные издания художественной литературы. Бумажные книги давно уже не производят, мир полностью перешел на электронные, однако сожжение древних раритетов преследуется по закону, поэтому ремесло book'n'griller'ов одновременно редкое, рискованное и хорошо оплачиваемое. Специализация Гезы — русская классика: Толстой, Достоевский, Тургенев, Чехов, Платонов и т. д.

В «Манараге» Сорокин использует почти невинную метафору — ни тебе каннибализма, ни копрофагии. Бумажный носитель текста он наделяет качествами самого текста и на этой основе возводит целую подпольную индустрию. По существу book'n'griller'ы не уничтожители культуры, как мы привыкли воспринимать людей, сжигающих книги, а скорее ее ценители и воспроизводители. Их ремесло штучное, уникальное. И наоборот, те, кто собирается поставить молекулярное копирование бумажных раритетов на поток и завалить рынок фальшивыми, но неотличимыми от настоящих изданиями, оказываются врагами подлинного искусства.

Именно эта тема — противопоставление единичного и массового, настоящего и поддельного, эзотерического, то есть доступного немногим, и профанного, потребляемого невежественным большинством, — становится в «Манараге» центральной. О том, к чему приводит противостояние сторон, во избежание спойлера мне придется умолчать. Могу только сказать, что, по словам самого писателя, у него было несколько вариантов финала, и тот, который в итоге получился, я бы назвал пессимистическим хеппи-эндом.

Как обычно у Сорокина, в «Манараге» полным-полно роскошного юмора. То он бросит фразу о приготовлении шницеля на Шницлере. То подмигнет Булгакову, заметив, что на рукописях жарить нельзя, потому что рукописи не говорят. То поиздевается над историческими изысканиями, буквализировав метафору о Петербурге, построенном на костях. То напишет убийственную пародию на Захара Прилепина, заодно обозвав нынешнюю русскую литературу «постсоветским валежником». В общем, «Манарага» книга очень даже веселая. А что до печальных пророчеств, так на них можно попробовать не обращать внимания. Авось да пронесет.