Диспуты на картошке

Критик: Андрей Рудалёв
Рецензия на книгу Душа моя Павел
Оценка: *

Как героя назовёшь, так и книга будет восприниматься. С именем всё в порядке – Павел. Один из главных проповедников новой веры, которая перевернула весь мир две тысячи лет назад. Перерождённый гонитель первых христиан Савл. Или один из первых героев советской эры Павка Корчагин? Но вот с фамилией незадача. Непомилуев, с одной стороны, реально существующая, но откровенной картонностью от неё отдаёт. Хотя герой, скорее и не предполагался к оживлению, обычная функция, схема, необходимая автору для материализации его умственных построений.

Генеалогию Павла Непомилуева вполне можно проследить от блаженных героев Достоевского и до Гарри Поттера, только у него вместо шрама на лбу прыщи. Идиота князя-царевича Мышкина автор переместил в годы последних судорог советской власти. Есть в книге и своя Настасья Филипповна – Алёна. Аналогий и параллелей можно найти массу.

Мечтательный и глупый (так его сам автор аттестует) Павел Непомилуев в начале восьмидесятых приехал в столицу поступать на филфак МГУ. Экзамены провалил, но его всё равно каким-то непостижимым образом приняли. Дофилфаковская жизнь его прошла в далёком северном городке Обдорске (так до 1933 года назывался Салехард). Другое его название Пятисотый. Городок – закрытый и совершенно секретный. Этот город детства, не обозначенный на картах, идеальный образ Союза.

Наивный и прямой, патриотичный, карикатурно-идейно подкованный, воспринимающий СССР лучшей страной на земле и мечтающий, чтобы все страны мира вступили в него – таков Павел Непомилуев. Ещё в детстве Непомилуев «на стене у себя повесил физическую карту Советского Союза, которую мысленно исходил и изъездил, по-хозяйски размышляя о богатствах её недр, любуясь и гордясь красотой и протяжённостью её напряжённых границ…» Карта – аксиологическая и эстетическая категория, в таком масштабе и на таком приближении новоиспечённый студент-филолог и воспринимал страну. Такова его оптика. У Варламова Павел считает, что эта карта будет красивей, если к ней присоединить ещё и Швецию, похожую по очертаниям на тигра. Отметим, что образ географической карты типичен, когда речь идёт о приближающемся или наступившем распаде страны.

Основное действие варламовского романа проходит на сельхозработах. На этой затяжной картошке случаются идеологические диспуты Непомилуева со «структуралистами» – студентами, для которых всё советское – дурной тон, а антисоветское – высший шик и признак прогрессивного свободомыслия.

Именно на этой картошке и начинаешь прислушиваться к роману и понимать, что первоначальная нарочитая карикатурность, которая изначально отталкивала – художественный приём для снижения градуса серьёзности разговора, чтобы повествование совершенно не перетекло в сферу идеологического и не стало восприниматься публицистически прямолинейным.

Павел ощущает свою причастность к этому самому «советскому народу». «Павлик не головой знал, но кожей чувствовал превосходство своей страны, он с детства ощущал её величие как явление природы, отрицать которое невозможно, потому что оно есть, и точка», – пишет Алексей Варламов. Этими своими взглядами Непомилуев был похож «на чужака в своей стране», который «один верил в то, в чём другие давно разочаровались, а может быть, никогда и не верили».

Одна из главок книги называется «Храни себя, СССР!». В ней варламовский герой приходит к тяжкому для себя выводу, что «его соседи по комнате действительно не любили СССР, и это было, похоже, единственное, что их объединяло. Они не просто не гордились своей страной, но презирали её, смеялись над вождём её партии». Если в закрытом городке своего детства Павел впитал советскую пропаганду, то здесь в деревушке с картофельными студентами он погрузился в антисоветскую реальность. «Как и почему случилось так, что презирать свою Родину сделалось модно и элитно?» – задаётся вопросом Непомилуев. «Что плохого сделала вам моя страна? – вопрошал он.

Антисоветская реальность складывается из скучного времени и отсутствия духоподъёмной романтики. Антисоветское, как сталь, закаляется в ощущении, что страна повсеместно живёт «на насилии да на обмане», как каша с молоком, которую пытались скормить детишкам в детском саду. Когда вскрывается обман, наступает общий скептицизм, как реакция на него, а потом ожесточение. Дети начинают кашей плеваться, как «структуралисты» всем советским.

Диспуты о советской власти, знакомство с книгой «Архипелаг ГУЛАГ», зашифрованной под «Остров сокровищ», привели к формулированию понимания советского Непомилуемым: «Советское – это не страшная глокая куздра, не ГУЛАГ, не воровство и не подлость, настоящее советское – это когда людей объединяет общее и когда дружеское важнее личного, потому что дружество и есть советская власть». Собственно, так по прошествии десятилетий всё это и воспринимается. Про «глокую куздру» сейчас всё больше забывают. Кондовые ризы идеологии, обман с мишурой отходят в сторону, а на первый план в качестве синонима советского выступает понятие равенства, социальной справедливости. Отсюда и пресловутая ностальгия.

Но самая мощная мотивация ненавидеть и серьёзный личный счёт оказались у Павла: «Так получается, что страна моя родителей отняла. Сначала маму, потом отца. И если я буду знать, что они напрасно погибли, если всё вокруг – гниль, труха и ничего не осталось, я же сам, дядь Лёш, мстить начну, а это пострашней всего будет», – сказал Павел. От любви до ненависти. Максимализм любит крайности. На то он и Непомилуев – не помилует, если что из самого страстного защитника превратится в Савла – гонителя, который камня на камне не оставит от советского.

В финале картофельной жизни Павел случайным образом крестился, чуть не умер. Ему стукнуло восемнадцать, герой перестал восприниматься карикатурным. Он уже не мечтает о советском земном шаре, а утверждает, что хочет свободы. Это роман взросления, как человек начинает жить своим умом. Или забывает об идеалах и мечте.

Вполне возможно, что в авторском восприятии Павел – это не «красный человек» упадка в восьмидесятые, а новый русский, который формируется, в том числе и в наши дни.

Варламовский роман – свое­образ­ное, совершенно не эпическое слово о погибели советской земли с попыткой осмысления причин и с выходом на нечто притчевое. Роман можно принять за новую редакцию появившейся в начале 90-х варламовской же повести «Здравствуй, князь!» с её ощущением приближающейся катастрофы и предложениями-искушениями герою стать в ряды элиты в стране периода пост­катастрофы.

Сейчас эта тема – Советский Союз на пороге краха – всё больше привлекает внимание литераторов, что отрадно, ведь тут речь даже не о недавнем прошлом, а о настоящем, которое, по сути, до сих пор пребывает в реальности того разлома. Речь и о будущем, в котором этот разлом может вновь проявиться.

* Оценка указана редакцией Livelib