Сергей Кумыш: рецензия на книгу «О теле души. Новые рассказы» Людмилы Улицкой

Критик: Сергей Кумыш
Рецензия на книгу О теле души. Новые рассказы
Оценка: *

Все начинается со стихов с четко различимым уитменовским эхом — незарифмованных, синкопированных, проросших случайной травой. Что-то вроде прощальной песни ушедшим, уходящим или же просто скрывшимся из вида подружкам. Первая часть нового сборника рассказов Людмилы Улицкой так и называется — «Подружки». Смерть, если и приходит за какой-нибудь из них, воспринимается не как неизбежность и даже не как недоразумение, а скорее как причуда, и вызывает не столько боль, сколько недоумение. Зарифа умерла, слышали? Да; и зачем она это сделала? Так ведь не специально же, не сама, давно к этому шло. Да; и все равно непонятно. А вот Алиса. Ей шестьдесят четыре и, подобно героине одной похабной бразильской книжки, она именно что решает умереть. Однако жизнь — слишком хороший писатель, чтобы так просто ее отпустить.

Вторая, заглавная часть книги — «О теле души» — тоже открывается стихотворением, с одной стороны, еще более изломанным, но с другой, парадоксальным образом, более напевным. Что-то вроде давидова псалма, в котором горечь и надежда переплетены до того тесно, что разобрать, где здесь первое, а где второе, достаточно трудно, а при повторном прочтении одно вполне может обернуться другим. В рассказах второй части преобладает мистика — не волшебство из детских пугалок, не религиозные чудеса, а нечто, лежащее за гранью наших представлений о таинственном.

Соня Солодова из рассказа Aqua Allegoria постепенно отказывается от еды и, вроде бы не покидая квартиры, однажды куда-то исчезает: становится не то бабочкой, не то и вовсе — запахом духов. Надежда Георгиевна, главная героиня рассказа «Серпантин» (на первый взгляд, это самый страшный текст в сборнике: запечатленный кошмар филолога, журналиста, переводчика, любого человека, чья жизнь напрямую зависит от работы со словом), постепенно теряет память, погружаясь в бессловесную белизну, пока однажды не подтверждается ее давняя смутная догадка, что есть другое не измерение даже, а другое качество всего на свете, точнее, другая, бескрайняя сторона света, где нет времени, а значит и расстояний, где нет и языка, а есть лишь чистое приятие. Она понимает, но уже не умом, а всем своим существом, что ее любовь к печатному слову была своего рода возможностью ко всему этому приблизиться, подготовкой к тому, что не нуждается в описаниях, что невозможно описать, — и в этой связи слово «призвание» обрастает совершенно иной сутью.

Читая авторов, объявленных классиками при жизни, нам нередко приходится делать скидку на то, что их главные произведения вроде как уже написаны. Мы не ждем от мэтров особых откровений и читаем их не столько из интереса, сколько из уважения, а то и вообще по привычке. В этом смысле одна из главных особенностей новой Улицкой — непредсказуемость: если бы, например, сборник «О теле души» был ее первой книгой, все равно имел бы не меньшую ценность. Загвоздка в том, что подобная книга едва ли может быть первой: молодой или, возьмем шире, начинающий автор так написать не сможет, как, впрочем, и условно расцветший — пускай даже самый умный, глубокий и одаренный; до таких строк необходимо дожить.

* Оценка указана редакцией Livelib