«Таинственная карта» Галины Юзефович: ваш навигатор в мире книг

В «Редакции Елены Шубиной» выходит новая книга Галины Юзефович, самого видного российского литературного критика последнего десятилетия. «Таинственная карта» — это увлекательный и остроумный путеводитель по книжному миру для любителей чтения, в котором можно найти множество непредсказуемых маршрутов и кладов с литературными сокровищами.

В предисловии к изданию автор призывает не читать ее книгу подряд, как роман, а отыскивать то, что интересно читателю.

«Не стоит воспринимать мои оценки (сколь угодно резкие или, наоборот, благостные) как приговор книге — оценки эти мои и зачастую только мои. Скорее я бы посоветовала использовать их в качестве азимута, то есть сверяться с моим мнением и калибровать по нему собственное», — пишет Галина Юзефович.
По мнению автора, главное событие последних лет в мире культуры и литературы — это кончина единой культурной повестки.

«Последние бастионы литературного универсализма пали, и теперь все люди весело и свободно читают (а также смотрят и слушают), что хотят, не сверяясь более ни с какими списками книг, фильмов и музыкальных композиций, “обязательных для каждого культурного человека”», — пишет она.

С одной стороны, это пошло на пользу чтению: люди перестали бояться своих вкусов и больше не стесняются заявить, что уснули на пятой странице «Улисса». С другой стороны, в этой ситуации роль собственно литературного критика теряет свою значимость. Его место занимают «селебрити, инфлюэнсеры, опинион-мейкеры и прочие трендсеттеры». Отныне высоколобые критики могут сколько угодно писать о литературе в изданиях «для своих», но на «погоду» в мире литературы они уже почти не влияют. Зато одна обнаженная фотография Ксении Собчак у бассейна с книгой «Некто Гитлер» Хафнера способна сделать так, что ее тираж мгновенно разлетится.

Между тем, книге Юзефович такого рода уловки ни к чему. Она обязательно найдет своего читателя, того, кто ищет умного и интересного советчика и проводника в мире хорошей литературы.

Рецензии, написанные Галиной Юзефович в последние годы, в этом сборнике разбиты на несколько глав. Первую она посвятила творчеству Виктора Пелевина, вторую — современной фантастике, третью — детективу, четвертую — книгам young adult, пятую — «легкому» чтению, шестую — давно вышедшим, но недавно переведенным на русский язык зарубежным книгам. А самая интересная в книге глава — седьмая. В ней автор собрала рецензии на книги, которые, по ее мнению, могут объяснить нашу эпоху.

Издание появится в продаже в апреле.

Отзывы:

«Галина Юзефович — первая, кто стал писать о прочитанном не для себя, а для читателей. Первая, кто стал рецензировать то, что ей самой понравилось, чтобы и других своей симпатией заразить, — а не для того, чтобы огнем и мечом зачистить мировую литературу от самозванцев и бездарностей. В конце концов я, как читатель, хочу, чтобы мне просто посоветовали — что там, в этом безбрежном океане слов, есть хорошего и мне еще неизвестного. И Галина Юзефович справляется с этим до того хорошо, что сама уже стала ролевой моделью для нового поколения критиков». Дмитрий Глуховский

«Галина Юзефович — один из лучших проводников по бесконечному лабиринту книжного мира. Ее рецензии увлекательны и завлекательны, остроумны и беспощадны, и — удивительно своевременны. Такого гида поискать надо!» Алёна Долецкая

Цитаты из книги:

Вообще, ослабление социального прессинга парадоксальным образом пошло чтению скорее на пользу: перестав, наконец, стыдиться того, что, несмотря на все усилия, не смог полюбить «Улисса», человек зачастую начал читать не меньше, а больше. На смену драматичному подходу «сарай сгорел — гори и хата» («“Улисса” не прочел — так чего вообще затеваться, конченый я человек, не быть мне интеллектуалом») пришло трезвое и прагматичное желание читать то, что нравится, и столько, сколько нравится.

Иными словами, при ближайшем рассмотрении демократизация чтения, в самом деле произошедшая в последние годы, выглядит чуть более иллюзорной, чем кажется поначалу. На смену одному типу императива («ты должен читать то, что мы считаем достойным, потому что мы умные и главные») пришел другой («ты должен читать то, что мы считаем достойным, потому что мы знаменитые, красивые и успешные»), и еще неизвестно, какой из них в большей степени способствует развитию полноценного читательского невроза.
Если верить Пелевину, у России великое прошлое и великое будущее, а вот с настоящим дело не ладится главным образом потому, что раса бородачей — космические кураторы нашей страны — изгнаны из настоящего конкурентами-рептилоидами, и живут исключительно в прошлом и будущем.

Сюжетный каркас романа Яны Вагнер упруг и почти без деформаций выдерживает массив сведений, с точки зрения детективной интриги совершенно излишних. Это характеризует и роман, и его создателя с самой лучшей стороны: при наличии не остывшего еще толком трупа скормить читателю пару сотен страниц, не имеющих отношения к расследованию, и при этом не растерять читательского интереса и доверия — задача не из простых. Но Вагнер с ней справляется.

Роман (а на самом деле, небольшая повесть) финалистки премии «Лицей» Евгении Некрасовой обладает одним важнейшим свойством, которого нет ни у Мамлеева, ни у Сенчина, ни даже у Горчева. И свойство это — задорная способность видеть свет там, где другие видят лишь мрак, и иррациональный — а потому особенно заразительный — оптимизм, ставящий прозу Некрасовой если не в один ряд, то по крайней мере на одну полку с романами екатеринбуржца Алексея Сальникова и шведа Фредерика Бакмана.

«Июнь» — лучшее из написанного Быковым со времен «Пастернака» и определенно самый совершенный его художественный текст, самый продуманный и выстроенный, виртуозно сочетающий в себе сюжетность с поэтичностью, а легкость — с драматизмом и едва ли не пугающей глубиной. <…> Мир конца тридцатых, созданный Быковым, удивительно целостен и гармоничен. Так и тянет назвать его «уютным» — в том же примерно смысле, в котором может показаться уютной душная атмосфера больничной палаты или тюремной камеры. Это живой, теплый, затхлый и узнаваемый мир из рассказов наших бабушек и дедушек, счастливо переживших ту эпоху. Быков почти нигде не унижается до прямых и потому банальных аллюзий, и его тридцатые — это именно тридцатые. Ничто в романе не выглядит многозначительной метафорой или нарочитой карикатурой на наши дни — и именно поэтому читать «Июнь» по-настоящему жутко.