Рецензии на книги издательства «LEXICA»

Крайне редко, но случается так, что произведение оказывает на меня свой положительный эффект, однако вдохновение на составление рецензии всë же не снисходит, либо написание еë, стартовав кое-как, намертво стопорится где-то на середине, навсегда оседая в закромах черновых работ.
Впервые подобное приключилось с отзывом на "Почерк Леонардо" Дины Рубиной и на смежное произведение Валерия Брюсова - "В зеркале".

Второй же случай - нынешний обзор.
И здесь интересен как сам сюжет книги, так и предыстория моего с ним знакомства.

Было время, когда меня с неотвратимой силой влекло к просмотру документальной видеохроники откровенно жестокого содержания: это и холодящие кровь выпуски "Криминальной России" (чего стоят одни только "Крысоловы" или "Сибирский потрошитель", хотя, по большому счëту, абсолютно любая серия детища Дэвида Гамбурга вполне может претендовать на первенство среди традиционных фильмов ужасов), это и кадры жутких аварий с автомобильных видеорегистраторов (или последствия террактов - с камер видеонаблюдений), и шокирующие своей предельной детализацией новости от военных корреспондентов.

Сейчас же наблюдается прямо противоположная тенденция: появилось стойкое отвращение ко всякого рода негативу.
Зато с удивлением стал замечать подобную наклонность в людях, которых издавно знаю с одной лишь положительной стороны.
А так как склонность к непрестанному самоанализу и размышлениям на тему происходящего вокруг - один из любимейших моих видов времяпрепровождений, мне стало интересно разобрать на атомы и молекулы очередную тему: механизм пробуждения потребности в созерцании жестокости и процесса отказа от неë.

Наш мозг не различает, реально или нет то, что транслируют по телевизору или смартфону, поэтому каждый такой ролик - это симулятор, с максимальной достоверностью убеждающий нас в том, что совершаемое на экране действие происходит прямо здесь и сейчас.

Суть этой зависимости, на мой субъективный взгляд, проистекает из отсутствия острых ощущений в настоящем и, как следствие, из адреналинового голода.
И в дело вступает зрелый тип защитного механизма - сублимация: импульсы социально неприемлемых желаний преобразуются в социально приемлемые действия, приводящие к долгосрочной подмене первоначальных намерений.

Пользуясь случаем (хоть это и является предметом отдельной статьи), хотелось бы обратиться к прекрасной половине человечества с просьбой отказаться от своей излюбленной тактики полного подчинения себе мужчин и тотального контроля над ними, безотчëтно и с завидным постоянством отвращая их от, скажем, занятий экстремальными видами спорта, кипящей гаражной деятельности, рыбалки или охоты (хоть я и являюсь ярым противником причинения какого-либо вреда животной фауне), или, на худой конец, от прохождения тех же компьютерных игр - ведь это именно то, посредством чего мы реализуем свою природную программу по завоеванию пьедесталов почëта и получению высоких регалий и званий.
С "перекрытым кислородом" и в тщетных попытках возвратиться к истокам необузданности дикого зверя, многие мужчины вынуждены реализовывать свой неуëмный потенциал в просмотрах боевиков (отождествляя себя с главными героями), в выпивке и - не приведи Господь - наркотиках.

До 32-х с половиной лет я был "несвободен" (сначала от гиперопеки матери, затем - от брачных уз) и, в связи с нехваткой острых ощущений, испытывал особый интерес к изучению криминальной обстановки, царящей в постсоветской России 90-х.
Так я натолкнулся на выпуск программы "Человек и закон", посвящëнный штатному киллеру Орехово-Медведковской ОПГ - легендарному Алексею Львовичу Шерстобитову.
Наверняка, симпатизировать человеку, на чьей совести только 12 доказанных убийств и покушений, покажется весьма нелепым, тем не менее - после освещения телеведущим Алексеем Пимановым фактов из бытности Лëши "Солдата" и перечня благородных свойств его личности - Шерстобитов стал одним из самых уважаемых мною людей.
Узнав, что, уже будучи в тюремном заключении, Алексей Львович написал автобиографическую книгу "Ликвидатор", я, не задумываясь, приобрёл еë и прочитал единым порывом.
Среди прочих подробностей из жизни киллера номер один меня впечатлил следующий любопытный факт: готовясь к своей защите на предстоящем судебном заседании, Алексей параллельно был увлечëн прочтением одной книги.
И только представьте: человек, на протяжении 15 лет наводящий ужас на весь криминальный мир не только в стране, но и за еë пределами, настолько был деморализован еë обескураживающей концовкой, - что некоторое время был не в состоянии сконцентрировано продолжать заниматься обороной своих чести и достоинства.

Молодой лейтенант, кавалерийский полк которого дислоцируется вблизи роскошного замка, знакомится с дочерью хозяина сего частного владения.
Дочь, избалованная чрезмерной опекой отца, считающего себя виновным в еë инвалидности и видя еë любовные притязания на молодого офицера, сердечно умоляет лейтенанта проявить сострадание и уделить внимание бедному ребëнку, дабы скрасить еë нелëгкое бремя.

Офицер же обнаруживает свою принадлежность к робкому десятку и не решается признаться девушке в безответном чувстве к еë влечению.
Так он и тянет эту лямку, раз от раза нанося визиты почëтному семейству лишь из соображений жалости.
Окончательно удостоверившись, что еë любовь осталась без равноценного отклика - что, помимо уже имеющегося телесного увечья, ей нанесена ещë и глубокая душевная травма, девушка кончает жизнь самоубийством.
Мужчина, чьей натуре, впрочем, не чуждо ничто человеческое, проклинает себя за своë малодушие и в качестве добровольного наказания отправляется на фронт Первой Мировой, проявляя чудеса отваги и смелости, желая лишь одного - погибнуть и искупить хоть и косвенное, но причастие к смерти девушки.
Удача благоволит храбрым, и он мало того что возвращается живым и здоровым, так ещë и становится героем войны.
Тем не менее, чувство вины его не покидает, и случайно встретившись в театре с лечащим врачом покойной девушки, он спешно покидает заведение.
К слову, врач женился на своей слепой пациентке, которой не сумел помочь и, таким образом, взял ответственность за неë на себя.
"Сострадание врача - это воплощение спасительной силы и самопожертвования, сострадание же офицера - лишь убийственная слабость".
Этот контраст окончательно убедил героя в том, что "никакая вина не может быть предана забвению, пока о ней помнит совесть".

В 1942 году, испытывая жестокое разочарование и депрессию после первых крупных успехов Гитлера в его победоносных шествиях по миру, автор романа вместе с супругой принимают смертельную дозу цианида...

Невероятно, но факт: эту книгу я приобрёл ровно 6 лет назад - 7 декабря 2017 года, а 7 декабря 2023-его, совершенно спонтанно, была написана эта рецензия, и, получается, выдержана она в лучших традициях красных вин и стоила того, чтобы подождать.

P. S. Вырвавшись на свободу и наполнив свои дни тщательно взвешенным риском, разум стал отторгать - как нечто чужеродное его возросшему менталитету - какие бы то ни было поползновения лицезреть насильственно-противоправные деяния, уступив место тихому, непреходящему, всепоглощающему счастью.

Мы виновны и мы виним. У нас есть совесть и ее может не быть. Совестливый человек - человек способный критиковать собственное "я". Но "я" не всегда реагирует на внутреннюю борьбу. Борьба с нафсом, укрощение его отнюдь не легкая задача. Наше "я" настолько противоречиво, что вечно в чем-то нуждается, особенно в здравом рассудке и полноценном таваккуле. Рассудок - это конечная инстанция потоков действий/желаний сердца. Таваккуль же - умение решительно с благой надеждой и верой поддаваться этим потокам.
Таваккуль рождается не иначе, как в сердце. То есть все ритмы внутренней жизни,
мира закономерны, как и внешние. И, чтобы достигнуть гармонии между къолб, рувхь(душа) и нафсом, нутро нуждается в Нуре. Позвольте Нуру для начала проникнуть в сердце. Затем пусть каждый лучик добродетели найдет своё место в нашем "я".
Однако рувхьун инсаниййа склонна к странствиям в этом бренном мире. Она выше наших "да" и "нет"/ сердца и "я". Ее степень велика, о ней говорят молча, ее познают в тишине. Никакие потоки и лучи неспособны прервать ее странствие.
Но сердце и нафс без нее не претворят в жизнь все возможности Нура.
В итоге, имей Совесть признать, что твое "я" не озарено лучами, что Сердце с огромным усилием бьётся за проникновение Света, а Душа ждёт всех в своём Величии.

Пусть Всевышний не лишит нас Своей Милости, Своего Прощения! Пусть избавит наш нафс от следования страстям/желаниям, не ведущим к Довольству Его!

Вместо Ивана Калиты вступает на престол его старший сын Семён. Тяжело для него бремя власти, для другого рожден, но достойно несёт свой крест, продолжает дело отца. Восстанавливает Москву после пожара, строит храмы, воссоединяет земли, объединяет князей. Единственный не воевавший князь. Только-только зарождалась православная церковь, и неясно было даже: устоит ли она в веках, не погибнет ли, "попранная латинами". Ещё сильно язычество, оно и сейчас сильно, если не сказать больше, - могуче, всесильно. Трижды спасает князя от смерти старуха-язычница, приносит удачу. А как только велит Симеон вырубить священную дубовую рощу, так и уходит удача от него.

Параллельно рассказ о Сергие Радонежском, его монашеской жизни в глухом лесу, служении и зарождении провидческого дара, о брате его Стефане, духовнике московского князя. Об Орде, об удивительной мужской дружбе - симпатии московского князя и хана Джанибека. Тепло и много о личной жизни князя, о чувствах, страданиях, сомнениях, ошибках его как обычного человека, всего-то 30-ти лет от роду, но таких тяжелых на одну жизнь, на одни плечи.

Кому-то может не понравиться стилизация текста под разговорную древнерусскую речь, но колорит той эпохи этот приём художественный передаёт, переносишься мыслями и настроениями в тот век. Очень светлый человек- автор этой книги, искренний, такие же и его герои. Живые, яркие, неповторимые, согретые авторской любовью, и гордостью его. Сам автор о романе своём: "Человечество больше помнит... полководца прославленного победами, но не того, кто подготавливал в трудах грядущий всплеск воинской славы... Симеон Гордый, русский князь 14в., принадлежит как раз к таким лицам, незаслуженно и капризно позабытым... И надо отдать должное этому забытому нами политику, его мужеству, чести и честности, его государственному таланту... Столь многое было заложено, посеяно, начато при его жизни. Судьба князя, и личная и государственная, была трагичной. Не будет слишком дерзким предположить, что и свои семейные неудачи, и даже гибель детей и свою собственную во время великой чумы середины 14в. Семён Иванович, будучи человеком высокой нравственности, должен был рассматривать как расплату за грехи отца и свои собственные ... Но даже и с этой суровой средневековой точки зрения князь Симеон при жизни и жизнью своей расплатился сполна."
Писатель возвращает народу забытые страницы его истории, о предрассветном периоде Московской Руси. Начав читать его роман, оторваться невозможно.

О, эти ласкающие слух названия - Париж, Страсбург, Метц, Ницца... Если и есть сомнения насчёт забытости некоторых авторов, то к географическому охвату мест вопросов точно не имеется.
Итак, мы имеем в распоряжении следующие тома:
- 1. Э. Габорио "Лекок, агент сыскной полиции", П. Магален "Кровавая гостиница"
-2. А. Шадрилье "Тайна Медонского леса", М.Левель "Ужас", А. Магог "Тайна красного чемодана"
- 3. К. Фаррер "Человек, который убил", М. Леблан "Восемь ударов стенных часов", "Канатная плясунья", Ф. Буте "Двойник Клода Меркера"
Подборка пестрая и не во всем равноценная. В большинстве своём произведения можно отнести к милым детективным сказкам. Тут тебе и мистика (чаще всего развенчанная), и роковые страсти, и двойники, и вновь обретённые родственники, все в добрых традициях Болливуда, только на европейской территории. Некоторые романы достаточно проходные и предсказуемые, некоторые достойны дальнейшего знакомства с их авторами. Да и к самому изданию есть вопросы. Например, никак не могла понять, каким образом сборник "стенных часов" входит в цикл об Арсене Люпене, если главное действующее лицо там русский князь Сергей Ренин. Все просто - не хватает всего лишь вступления автора, что все это было рассказано ему знаменитым преступником о своём приятеле, но мы же все понимаем, кто обычно скрывается под историями в жанре "а вот есть у меня один друг".
Так же не очень понятно, действительно ли стар человек, который убил или у него просто кризис среднего возраста. Ибо в этом варианте ему 46 (правда, на соседней странице аж все 44), а в сети в тех же предложениях годы опущены. Кому же верить?
Из достойного внимания стоит упомянуть Левеля. Если в следующей повести второго тома самозванец прикидывается частным детективом, то здесь ситуация обратна. Журналист в погоне за славой решил побывать в шкуре убийцы и грабителя. Психологическая подоплека его действий сомнительна, конечно, но вот описания чувств загоняемого зверя и ужаса ожидания наказания вполне красочны.
Интересна история с красной гостиницей. Во Франции она также известна, как в Англии случай с лондонским парикмахером Свинни Тоддом, убивавшим своих клиентов в 19 веке. И в этом же веке семейство Мартенов в Пиренеях оказывало своеобразное гостеприимство постояльцам. Так вот. Оказывается, есть ещё роман Бальзака с таким же названием, ничего общего с историей семейки убийц не имеющий. При этом оба фильма, один с Фернанделем 1951 года, второй с Жозиан Баласко 2007 года выпуска про них же, на Магалена не ссылаются. Забавно, что и в статье Википедии про этот печально знаменитый постоялый двор тоже нет указаний на роман, хотя и экранизации и книга некоего Жюля Бюжо упоминаются. А ведь везде написано, что это лучший его роман. Вот мы в итоге и вышли на забытый детектив. Похоже, даже на родине писателя.

Ложь, как вино - бокал за бокалом, ложь за ложью, хочется все больше и больше, и тому кто пьет и тому за кого пьют... И не важно каков ваш тост, намерение: вино всегда останется вином.

________________

"..пока о ней помнит совесть" (С.Цвейг)

Мы виновны и мы виним. У нас есть совесть и ее может не быть. Совестливый человек - человек способный критиковать собственное "я". Но "я" не всегда реагирует на внутреннюю борьбу. Борьба с нафсом, укрощение его отнюдь не легкая задача. Наше "я" настолько противоречиво, что вечно в чем-то нуждается, особенно в здравом рассудке и полноценном таваккуле. Рассудок - это конечная инстанция потоков действий/желаний сердца. Таваккуль же - умение решительно с благой надеждой и верой поддаваться этим потокам.
Таваккуль рождается не иначе, как в сердце. То есть все ритмы внутренней жизни,
мира закономерны, как и внешние. И, чтобы достигнуть гармонии между къолб, рувхь(душа) и нафсом, нутро нуждается в Нуре. Позвольте Нуру для начала проникнуть в сердце. Затем пусть каждый лучик добродетели найдет своё место в нашем "я".
Однако рувхьун инсаниййа склонна к странствиям в этом бренном мире. Она выше наших "да" и "нет"/ сердца и "я". Ее степень велика, о ней говорят молча, ее познают в тишине. Никакие потоки и лучи неспособны прервать ее странствие.
Но сердце и нафс без нее не претворят в жизнь все возможности Нура.
В итоге, имей Совесть признать, что твое "я" не озарено лучами, что Сердце с огромным усилием бьётся за проникновение Света, а Душа ждёт всех в своём Величии.

Пусть Всевышний не лишит нас Своей Милости, Своего Прощения! Пусть избавит наш нафс от следования страстям/желаниям, не ведущим к Довольству Его!

Как ни стыдно, Ремарка я раньше не читала. И тоже зря (тут понятно). Первая мировая, молодые немецкие солдаты. Но ничего не меняется... (быть может, правда, содержание у этих ребят получше). Война - это страшно, необъяснимо и в ней проигрывают все. Каждый раз читая или смотря о войне, не понимаю, почему такое может происходить до сих пор.Все проигрывают.Все. Всегда. И особенно страшно для этих ребят, оторванное,потерянное поколение, ребят, которым нет во что возвращаться. Их вырвали из гимназий, из почти еще детской жизни. Во многом они повзрослели, и когда (когда же!) все закончится, то назад в гимназии им идти страшно и странно, им просто нет места. Тем,кто остался. После всего,что они пережили. Ну, а жизнь течет дальше, своим чередом. "На западном фронте без перемен". Такие книжки читать страшно, грустно, но нужно.

Прочла только "Пером и шпагой". От книги осталось двоякое впечатление. Вроде и понравились все эти лихие описания интриг и битв Семилетней войны. Но с другой стороны у романа Пикуля довольно странное построение. Сначала мы знакомимся с кавалером де Еоном и думаем: вот он (или она) главный герой. Он плетет интриги направо и налево. Думаешь: ну, сейчас он наплетет. Но потом бац! Как бы не так! Почитайте-ка лучше про то, что творится при русском дворе. Эта часть, кстати, понравилась мне больше всего. Затем, вдоволь наевшись амператорского быта и любовных похождений Екатерины, мы отправляемся в самое сердце баталий и побеждаем Фридриха. Попутно умирает Елизавета, а за ней и "ораниенбаумский урод" (очень понравилось это словосочетание), и к власти приходит Екатерина. А потом снова, откуда ни возьмись, появляется де Еон и, зачем-то постоянно меняя пол, лихо доживает свою жизнь и умирает в нищете дряхлой старушкой.
Конечно, я читала не очень много исторических романов. Но построение сюжета "Пером и шпагой" показалось мне очень странным. Словно автор из-за нехватки материала или отставания от сроков скроил два романа в один.

Собственно основная мысль романа сводится к цитате:

"…Есть два рода сострадания. Одно — малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего. Но есть и другое сострадание — истинное, которое требует действий, а не сантиментов, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже свыше их".

Эта история трагической, обреченной, неразделенной любви девушки-калеки Эдит фон Кекешфальва к доброму и искреннему, молодому офицеру, не способному (то ли в силу своей молодости, то ли природной глупости) ответить на ее чувства. Он может проявлять только жалость.
Эдит понимает: ей, прикованной к инвалидному креслу, не стоит рассчитывать на ответную любовь.
Но сила ее иступленной страсти такова, что и не требует взаимности. Единственное, на что может надеяться девушка, — это чудо, которое поможет ей однажды встать и пойти...