Рецензии на книги издательства «Подснежник»

Егор Древлянин участник сибирских групп «Шумные и угрожающие выходки», «Убийцы» и «Сукин Сын». Самые интересные, на мой взгляд, это «ШиУВ» и «Убийцы». Во второй он с недавних пор, после ухода вокалистки, организовавшей «Убийцы Crystal». Что создает небольшую путаницу.

«ШиУВ» это сочетание электронной музыки и живых барабанов. «ШиУВ» это панк 21 века. Конечно, электронные панк-группы были и в прошлом веке, те же Atari Teenage Riot. Поэтому вдвойне странно слышать от некоторых личностей, что выходки «просто тупая эпатажная ****». Выражение «Рэп это новый панк» подходит в данном случае как нигде лучше. Пока FACE и PHARAOH косплеют рок-звезд, влезая в чужие шкуры, Древлянин органично смешивает забористый коктейль из панка и рэпа. А вообще я бы сравнил Егора со своим любимчиком Джастином Пирсоном. Такой же дикий, шумовой, скандальный.

Многие тексты, если не все представлены в виде песен. Так же как музыка групп, в которых учувствует автор, могут не понравится и стихи. Кто-то скажет, что за провокациями автор прячет свою бесталанность. Но за всей шероховатостью и не приглаженностью верлибров теплится огонек настоящей, живой жизни, а не ее имитации.

8 ножиков ножиков из 10

Сразу скажу: Рома Сит проходил мимо. Премиальная гонка – это не про него. Он сам отдаёт себе в этом отчёт. В предисловии чётко сказано:

«Заметки написаны без цели быть изданными и ни на что особенное не претендуют».

В связи с номинированием на премию «Национальный бестселлер» Рома Сит в своём паблике «ВКонтакте» уже написал:

«… я не знаю, как серьезно говорить о таких вещах».

К чему тогда такая острая полемика вокруг книги? Давайте рассматривать «Пиджак из под картошки» (sic!) не снисходительно, но соразмерно замыслу. То есть от нас требуется прочесть книгу, если останется время между чтением одного титана русской литературы и другого полубога отечественной словесности, – так, во время обеденного перерыва, чтоб поднять настроение. Рома Сит понимает, что текущее положение дел – это и случайность, и везение. На фоне профессиональных литераторов он теряется из вида. Однако я не могу согласиться с коллегами, которые отказывают ему в таланте, во вкусе и в юморе. Каждая из позиций – специфическая, но по-своему примечательная. Да и он сам ответил в книге на все упрёки в его бескультурье и непонятно зачем нагнетаемом пафосе:

«… если вы действительно способны восхищаться поэзией Томаса Элиота, понимать Гюго, а закладкой для любимого томика Блока вам служит высушенный цветок мимозы, для вас, опять же, будет нелепо бравировать тем, что вы читаете книги, ибо вам кажется, что это естественно для человека в той же мере, в какой естественно не подбирать еду с пола и вытирать жопу после туалета».

Коллеги, вы читайте серьёзную литературу? Ну, читайте. Никто же не мешает. А дневниковые заметки маргинального репера оставьте интересующимся. Незачем побивать парня тяжеловесными камнями литературной критики. Приберегите их для достойных того. Возвращаясь к процитированному высказыванию, скажу: мысль нехитрая. Однако на этой простоте критики почему-то акцентируют излишнее внимание. И напрасно: Рома Сит не называет себя #философфом, #пейсателем и #аффтором. Для него действительно всё это #поприколу. Поэтому дальше – о чём угодно, кроме литературы. Официальная часть рецензии закончилась – ждём от Ромы новые треки и заметки в паблике – а мы переходим к неформальному общению.

Поговорим о спорном и прекрасном, сделаем пару заметок на полях. Рома Сит – блоггер. Не без чувства слова. Он много матюгается, порой даже пытается сделать из этого свою фишку, но это не выглядит пошло или грубо. Всё к месту. К причинному, но месту. У этого забубённого бородача есть очарование. В категории “Я бы с ним выпил” он теперь занимает верхние строчки моего хит-парада. Как Венедикт Ерофеев измерял своё уважение в стаканах водки (и иных жидкостях), так и я рискну сказать, что Рома Сит тянет на запойный пивной вечер в одном из питерских баров. А то и на бархоппинг по Думской – чем чёрт не шутит! Когда Рома Сит пишет о том, как в Братске он играл в хоккей: валенки, клюшка, снятая с телевизора (на неё крепилась антенна, чтобы ловить ещё пару каналов, кроме «Первого»), вместе шайбы – засохшее говно – сразу вспоминается стихотворение в прозе Бориса Рыжего:

«Вот здесь я жил давным-давно – смотрел кино, пинал говно и пьяный выходил в окно. В окошко пьяный выходил, буровил, матом говорил и нравился себе, и жил. Жил-был и нравился себе с окурком “БАМа” на губе».

В принципе можно сказать, что все блоггерские заметки Ромы Сита созвучны стихам Бориса Рыжего. Здесь и нарциссизм, и периферийная пацанская лихость, и, не смотря ни на что, тяга к культуре. Я, конечно, могу притягивать за уши. Додумывать. И тем не менее, нельзя отрицать, что тексты Ромы Сита прочно вписываются в традицию, где есть, например, тривиальные книги избранных ЖЖ-постов Евгения Гришковца («ЖЖизнь», «Продолжение ЖЖизни», «Год ЖЖизни» и т.д.) и “сравнительное москво-петербурговедение” Ольги Лукас («Поребрик из бордюрного камня», «Новый поребрик из бордюрного камня», «Поребрик наносит ответный удар» и т.д.). И это если брать тексты, которые на слуху. Так-то всего этого добра намного больше. Слишком современно? Не хватает глубокой исторической основы Пожалуйста: не раз доводилось читать, что «Опавшие листья» Василия Розанова и ещё парочка книг – предвестники социальных сетей. Почему нет? Те же короткие, часто эмоциональные и свободные в своей первооснове заметки.

Ещё одна любопытная деталь.
Рома Сит может отвечать за всё поколение нашей молодёжи, родившейся в 1990-е, испорченной ЕГЭ и семейными скандалами, воспитывавшейся всё ещё на советском дискурсе, но вынужденной жить при бессмысленном и беспощадном капитализме. Правда, Сит вырвался. И тут появляется вечно актуальная тема – парень сделал себя сам: выбрался из Братска в Дублин, поколесил по Европе и вернулся в Россию – в Санкт-Петербург. Он пишет:

«Я мечтал, как умел, а в итоге не стал ни Саб Зирой, ни Гайвером, а стал нудным мужчиной с бородой, единственная суперспособность которого – это пить пиво».

Суперспособность – идеальная, надо сказать. Сам мечтаю о такой. Когда Рома Сит описывает встречу с негром и свои первые детские эмоции – это и мои эмоции. Мы с митинскими пацанами тоже мечтали познакомиться и затусить с темнокожими ребятами. Послушать рэп или погонять с ними мяч. Это же, правда, прикольно. Или, по крайней мере, было таковым в детстве. Ощущалось так. Все приключения автора читаются упоительно. Есть проходные места, но всякий раз, когда во мне негодовал внутренний цензор, я вспоминал, что это ни к чему не обязывающее чтение – исключительно для того, чтобы расслабиться. Процитирую ещё один любопытный момент:

«Год назад я работал <…> дедом морозом в Дублине и других городах Ирландии. Нормально платили, выпить наливали <…> За все свои 10 елок или около того, я ничего не готовил и не учил. Я как-то рассчитывал на то, что я крутой. Тем более, что елки были для русских детей, а это уже проще. Вообще, не для русских, по совести говоря, а для детей литовцев и латвийцев, которых я и сейчас путаю. Единственное, что я знаю наверняка, что некоторые из них – русские. Как так получилось, я не знаю, но некоторые из них, прямо, очень русские, настоящие, трушные русские мужики и бабы. Такие, в спортивных костюмах, как у нас в начале 2000-х были, знаете, простые, черные и с надписью «Y-3» и в шапках квадратной формы, напоминающих шерстяной горшок для опорожнения кишечника по ночам. Откуда они это <…> брали в Дублине, я просто понятия не имею, такой одежды тут просто не существует. Чтобы нацепить на себя такой кусок говна, нужно серьезно постараться, я лично не вижу иного пути, как изобретение машины времени и поездка на вещевой развал в город Пенза образца 2001 года».

Эта ирландская история, как бы ни было это удивительно, опять пересекается со стихами Бориса Рыжего. Везде – русский дух, чуть приблатнённый, несовременный, (за)уральский. Даже в Европе. Эти стихами можно и закончить неофициальную часть:

Я пройду, как по Дублину Джойс,
сквозь косые дожди проливные
приблатненного города, сквозь
все его тараканьи пивные.
Чего было, того уже нет,
и поэтому очень печально
написал бы уральский поэт –
у меня получилось случайно.
<…>
Да, иду, как по Дублину Джойс,
Дым табачный вдыхая до боли.
Here I’m not loved for my voice,
I am loved for my existence only.

«Кан-Кун» – это кавалькада приключений рассказчика (Бренер повествует от первого лица, но мы-то с вами понимаем, что отождествлять автора и героя неправильно) и его возлюбленной Варвары (её он на английский манер называет Барбарой).

Пара приезжает в Барселону и обосновывается в первом попавшемся сквоте.

Сквот – это какое-то нежилое помещение, занятое асоциальными элементами и превращённое в коммуну.

Спустя пару дней бежит оттуда, потому что, как оказывается, этим местом заправляют наркодиллеры. Приходится передислоцироваться на другой конец города – о, удача! – в «Кан-Кун», священное место, некий Олимп со всей сопутствующей “широтой взглядов”, где обитают “боги” отшельнической жизни.

Хороший зачин, неправда ли?

Но наш герой – трус и неудачник.

Это ни в коем случае не попытка уколоть автора, предъявить какие-то претензии или выяснить отношения – нет, это простая констатация факта.

О трусости Бренер пишет в самом начале повести: «Прямо скажу: мои бегства были паническими. Я удирал, сломя голову. Одно нетерпение и поспешность, одно безоглядное желание унести ноги, смыться, пропасть».

Неудачник же герой потому, что, во-первых, ведёт такой образ жизни (то есть он неудачник с нашей с вами точки зрения), а во-вторых, потому что постоянно бежит – от себя, от ответственности, от нормальности в любых её проявлениях – ото всего.

Об этом, собственно, книга: бегство от нормальности.

Как только главный герой со своей возлюбленной обживается на новом месте, ему становится не по себе. Ноги несут его прочь. Судьба, если это она, а не кто-то или что-то ещё, подыгрывает.

Сменяются города: Барселона (с полубогами) – Лондон (с сибирскими панками) – Стамбул (с кошками-сквотерами) – Париж (с анархистами) – Брюссель и Цюрих (непонятно с кем).

Везде можно жить.

Но, думаю, эта возможность и пугает героя.

Ему нужны новые и новые испытания. Постоянные странствия не как стиль жизнь, а как сама жизнь. Главное, чтоб не как у людей.

Можно вспомнить «Норму» Владимира Сорокина – и посмеяться над собой. Точнее так можно было сделать в Перестройку. А то и раньше. Сейчас это скорее моветон, если не прямое вредительство.

Буковки буковками, конечно, но в начале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог, как вы помните.

Я к тому, что надо отвечать за сказанное и за написанное.

Словом. Делом. Жизнью.

И постмодернистский вариант оказывается возможным в качестве отличной шутки, но не в качестве серьёзного разговора.

Об этом отчасти пишет и Бренер, когда отвергает жизненный и творческий путь Горького и Маяковского, Солженицына и Лимонова, Сорокина и Елизарова: «Мне проще сказать, кем я не являюсь: современным литератором или художником. Я не один из них. Не из ихней клики, не с базара литературно-художественного. Я не писатель-демократ и не медиальный аппарат, не активист и не а(у)кционист…»

Отвергает он и литературный процесс как таковой. Шире – культурный процесс. Герой его книги восхищается сквотером Виктором, который рисует какие-то “тёмные и дремучие образы”: «Забавные, непристойные и пугающие, акварели Виктора не принадлежали аппарату “современного искусства” <…> И не для кураторов и критиков рисовались эти диковатые и сокровенные образы. В них сквозило пренебрежение к профессиональной оценке и уважению. Быть оцененными, уважаемыми – но кем? Этими поганцами?»

Отрицание любых институций и составляет атмосферу книги.

Наряду, впрочем, с поиском себя и самобичевание, возможностью свободы и бегством от неё, а может, даже с непониманием, что делать с нею.

Понятно, что книга написана не для широкой аудитории. Вообще не для аудитории. А строго для себя.

Получается (псевдо)дневник.

Бренер называет это “повестью”, и мы можем рассматривать этот жанр в его первоначальном значении, которое было в древнерусской литературе: повествование о важных исторических событиях или о прожитом лично – как были повести о взятии Рязани Батыем и временных лет или, если брать недавние примеры, повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева.

Всё это сопровождается художественными вставками – «44 случая» “ухода”, то есть всё того же бегства от нормальности и социума, в диапазоне от Цветаевой и Зощенко до Сатуновского и Улитина.

На первый взгляд, всё это смотрится любопытно. Читая, с радостью отмечаешь: вот цитируется Мариенгоф, вот Фуко, вот ещё кто-то. Но цитаты возникают к месту и не к месту. Это быстро начинает утомлять. Особенно, когда дело доходит до философов.

Раньше про таких говорили: интересничает.

В итоге можно сказать, что у Бренера вышла неплохая книга.

В лонг-листе премии «Национальный бестселлер» она смотрится лучше многих и многих. Но несмотря на все плюсы, возникает один существенный вопрос: что это произведение может дать читателю после книг Керуака и Гинзберга, после знаменитой “оранжевой” контркультурной серии? Здесь нет ни, прости Господи, приращения смысла, ни эксперимента, ни чего-то принципиально нового.

Да и сам Бренер, чурающийся всевозможных институций, из года в год оказывается в премиальных списках. Зачем?

Или это фарисейство?

Надеюсь, нет.

Ореол скандальности не покидает Угла даже после смерти. Правда, теперь скандалы крутятся вокруг его, так называемого наследия.
За 18 лет после смерти Угла было выпущено всего 4 печатных издания. Каждое на вес золота. Каждая книга уникальна по-своему. Книга Подснежника составлена в алфавитном порядке, книга Изоляции обещает хронологический порядок, реплика брошюры дает возможность ознакомиться с документом своей эпохи.
Первой была брошюра 2005 года. И после долгая тишина.
Пока в 2017 не вышел сборник издательства Подснежник.
Данное издательство примечательно создателем – Дмитрий Гусев участник скандально известного коллектива Бухенвальд Флава. Для поклонников ОН наверняка БФ ничего не значит и они никогда не слышали об этой группе, тем более что жанр группы хип-хоп. Но в маргинальности БФ ничем не уступает ОН, представляя собою продукт времени. Наркотики, насилие, национализм. Три Н.
Книга стала хитом издательства. И это не удивительно. Книга оформлена очень стильно. Белый гидрокрест на черном фоне. Культовое название, отсылающее одновременно и к альбому 2001 и брошюре 2005 годов, прекрасные иллюстрации Дмитрия Шурова.
Не смотря на все нападки ФКОН на книгу, она определенно имеет право быть, да и вышла она на 4 года раньше «Стихов Фишева». И судя по хорошим продажам, вышла вовремя, чтобы утолить голод по творчеству Угла.
Ведь кроме брошюры 2005 года по Углу больше ничего не выходило. Сейчас эту брошюру найти практически невозможно, а если и попадется, то скорее будет представлять собою музейный экспонат, рассыпающийся в руках. Реплика, выпущенная ограниченным тиражом в 2019 году, дает возможность ознакомиться, не боясь за сохранность лота.
Книга Изоляции тоже очень занимательна. Как минимум, претендуя на «полноту собрания сочинений». Очень амбициозное заявление. Разве, что оформление и название немного подкачали, как заметили многие, книга, похожа на книгу «Егор Летов – Стихи». Белый фон, черная графика, название «Стихи». Увидев анонс, я тоже подумал про книгу Летова. В принципе ничего страшного. Но выглядит как младший брат более успешного товарища. Хотелось бы большей самостоятельности. Угол слишком яркий персонаж чтобы находиться в тени кого бы ты ни было.
Период сочинения Угла охватывает примерно12-13 лет. Так первые стихи датируются декабрем 1990, а последние апрелем 2002, после уже идут без дат. Из-за этого затруднительно определить точный период.
В 2018 году произошло нелепейшее событие. Красноярским судом «музыкальное произведение «Убей тинейджера» было признано экстремистским материалом. Абсурдность произошедшего не вызывает сомнения. Админами группы в вк это было воспринято как своего рода признание заслуг перед отечеством.
По логике именно текст должен быть признан экстремистским, но признано «музыкальное произведение». Благодаря этому пока можно купить любой из сборников, не опасаясь быть принятым с экстремисткой литературой. Хотя кто знает, может быть, после моей статьи обе книги признают экстремистскими материалами. Тогда тем более нужно брать их быстрее, пока не запретили и не изъяли из продажи.

Алексей Фишев. Эстетический терроризм
Год/2017
Количество страниц/144
Тираж/500
Издательство/ Подснежник

Эстетический терроризм. Сборник работ творцов кисти и перя
Год/2019
Количество страниц/78
Тираж/???
Издательство/ФКОН

Алексей Фишев. Стихи
Год/2021
Количество страниц/184
Тираж/1000
Издательство/ Изоляция