5 Во-первых, это красиво

Ищете книгу, при чтении которой замирает дыхание, и вроде как тянет продолжать, но в иные моменты это становится просто невозможно: накрывает желание встать и мчаться… мчаться за мылом, или веревкой, или револьвером, или чем-то, чего в доме недостает для самоубийства.

Наблюдения человека, который, уже взрослый, анализирует историю собственной семьи: скелеты один за другим вываливаются из шкафов, и становятся ясны корни меланхолии автора, такой неизбывной и поглощающей.

Рильке пишет удивительно красиво, и эта красота дает ощущение полного погружения в историю, которую он рассказывает: оказываешься в один миг с ним вместе в Париже, в населенном пункте, куда приезжают, оказывается, «чтоб жить», а не чтобы умереть:

Никак не могу отучиться спать с открытым окном. Судорожный дребезг трамвая насквозь пробивает комнату. Надо мной проносятся автомобили. Хлопает дверь. Где-то разбилось со звоном стекло, большие осколки хохочут, хихикают мелкие, я все это слышу. Потом вдруг - сдержанней, глуше - шум с другой стороны, где-то в доме, внутри. Кто-то идет по лестнице. Идет, идет - без конца. Уже тут, давно уже тут. И - мимо. И снова улица. Визжит девушка: "Ah, tais-toi, je ne veux plus" *. Вверх летит звон трамвая, над всем, сквозь все, прочь, прочь. Кричит кто-то. Бегут, обгоняют друг друга. Собака лает. Какое облегченье - собака! Под утро даже поет петух невыразимая благодать. Потом, вдруг, я засыпаю.

Находишь себя. Находишь у постели умирающего, который уходит так тяжело, что страдает целая округа, а избавления ему желают, кажется, даже его любимые питомцы. Находишь в ребенке, который обнаружил, что стал большим, и уже не радуется так чисто и искренне (большой привет людям из соцсетей, которые ежегодно, с пугающим апломбом, начинают ныть про «ощущение праздника» аккурат ко второй декаде декабря).

Всего богаче почти непонятными переживаниями были, однако, дни рожденья. Ты уже знал, что жизни нравится уравнивать всех, но в этот день просыпался с неоспоримым правом на радость. Вероятно, это ощущение права рождается очень рано, еще на той стадии, когда все схватываешь, постигаешь и с безошибочностью фантазии превращаешь домыслы в факты.
Но вот приходят те странные дни рождения, когда, совершенно убежденный в своем праве, ты вдруг замечаешь в других известную неуверенность. Тебе хочется, чтоб тебя, как раньше, поскорее одели и началось бы все прочее. Но не успел ты глаз открыть, а уж кто-то орет за дверью, что торт еще не доставлен; что-то брякает об пол, пока уставляют столик подарками; кто-то влетает, оставя отворенную дверь, и ты видишь то, что видеть тебе не положено. Над тобой будто произвели операцию. Быструю, страшно болезненную. Но умелой и твердой рукой. Мгновение - и все позади. И вот уже ты не думаешь о себе; надо спасать день рожденья, выручать других, предупреждать их провалы, укреплять их в сознании, что они делают все превосходно. Они тебе не облегчают труда. Оказываются беспримерно неловкими, даже тупыми.

Эта книга трудная. Читая ее, такой недостаточно образованный человек как я (но при этом обязательно любопытный) вынужден останавливаться, уходить в Википедию, прочесть еще пару томов о Карле Смелом или Марине Мнишек - иначе не понять щедрых аллегорий автора, которыми он сыплет на каждой странице (снабжая свое произведение также авторскими комментариями). Эта книга - что-то среднее между стэндапом черного комика (рада, что классик умер и не подаст на меня в суд за такое сравнение) с его «ведь все сталкивались с тем, что…?», философским трактатом, анализирующим самые тонкие материи, жизнеописанием основного персонажа, родных и почти незнакомых ему людей, сборником афоризмов, в конце концов…

За красоту повествования, за тонкие, остроумные, пусть порой мертвенно-тоскливые, повседневные подмечания, прощаешь автору многое. Его проза не отстает от эго поэзии, многие фразы отточены, как алмазы в руке мастера. Текст достигает цели, и невозможно прочесть сверх пяти-семи страниц в один присест: нужно думать, анализировать, мирить прочитанное с собственным мироощущением.

Готовы ли вы погрузиться в поток сознания, в котором персонаж - Мальте Лауридс - неотделим и неотличим от самого автора? Ради Парижа, ради того, чтобы «сверить часы» (чем известный прозаик и поэт тут проигрывает какому-нибудь онлайн-тесту на депрессию?) - почему нет?