5 Мы, или Педагогика Nec Plus Ultra

Первое, что стоит упомянуть - это очень занятный стиль Антона Макаренко, сильно напоминающий платоновский Kотлован - слог не очень грамотного человека, старательно использующего все выученные сложные термины и компилирующего слова словно наугад в выражения-мутанты, некоторые из них выглядят уродливыми, некоторые - невероятно красивыми и потрясающе точными. Смесь суржика и советского воляпюка бьет по голове обухом, порождая миражи, мороки и галлюцинации. Макаренко очень здорово передает особенности произношения и говора различных воспитанников, создавая точные, живые портреты колонистов.

Автор, что естественно, походя упоминает немало моментов и явлений, специфичных для двадцатых годов - эксперименты в образовании, борьбу различных организаций и ведомств за скудные ресурсы, вражду различных педагогических школ, национализм украинской интеллигенции, советскую бюрократию (обло, стозевно и лаяй) и многое другое, что можно перечислять долго; отдельно стоит, конечно, детская беспризорность, приобретшая благодаря Первой мировой и гражданской войнам такой размах, что на ликвидацию проблемы бросили самого Железного Феликса. Беспризорность и борьба с ней находятся в центре книги, всех усилий Макаренко и всей его жизни.

Это книгу очень интересно читать, словно окно в давно пропавший мир, существовавший очень непродолжительное время, окно в прошлое, инсайт в те явления, что сформировали страну. Окно в то время, когда тебя оценивали по твоим родителям: ежели у тебя батя рабочий, то проходи, пей чай, а ежели, скажем, иркутский губернатор, то хоть из кожи вон вывернись, а припоминать тебе твое вредное родство будут постоянно.

Макаренко пишет так бесхитростно, хотя иногда заметно, что он что-то умалчивает (это не удивительно, учитывая время написания), однако он никогда не старается затушевать свои отрицательные эмоции, ошибки, провалы или недостойное поведение - в общем, не пытается подать себя белым и пушистым. Педагогика для автора скорее бранное слово, и он кичится тем, что у него нет никакого особенного метода - хотя здесь, он конечно, кокетничает, но так, неосознанно. Автор очень искренен, как в радости, так и в гневе.

Вся Поэма - это гимн коллективу. Стругацкие свой Анъюдинский интернат явно списывали с макаренковской колонии имени Горького. Единица - ничто, коллектив - все. Не умеешь - научим, не хочешь - заставим. Даже ГПУ для Макаренко лучше Наркомпроса в первую очередь потому, что чекисты - коллектив, а вот наробразовские чиновники - нет. Педагогическая поэма - это гремучая смесь большевистского максимализма, агрессивного безбожия, искренней веры в человека и человечество и рефлекторной ненависти к интеллигенции.

Интересно, что хотя это автобиография, здесь есть некое подобие сюжета, напряжение и даже интрига. Жаль только, что под конец автор стал пробегать события, давая их синопсисом - мол, было тяжело, но мы прорвались; хотелось бы побольше и подетальней. Не мне судить, какой из Макаренко был педагог, но за то, что он сделал для сотен детей в самый тяжелый для страны период, памятник и память он заслужил.

Гвозди бы делать из этих людей.