4

Как и ожидалось, это оказалась очень женская проза. Но на полочке книг латышских писателей, переведенных на русский язык, выбор был невелик. А я всегда стараюсь поддержать издательства и авторов, которые понимают, что в их стране много русскоязычных жителей (да и туристов хватает), и стараются познакомить со своей прозой на доступном им языке.

- Нора, почему уже вторую свою книгу вы переводите на русский язык? Обычно латышские писатели этим не занимаются…
- Это камень в огород латышских издателей, которые не видят огромную аудиторию русских читателей Латвии. А я считаю, что до них надо обязательно доносить и современную латышскую прозу.
rus.delfi.lv 07.10.2016

Стилистика книги мне понравилась больше, чем идеология, стоящая за содержанием. История рассказывается от имени дочери и матери параллельно, сначала они идут в разное время (потому что одна родилась в 1944 году, а другая – в 1969), а потом наконец пересекаются. Кроме того, есть еще мать матери (именно так на протяжении всей книги), отец, сосланный в Сибирь, и отчим (они тоже по идее должны были идти с приставкой «матери», но так как отец дочери мелькнул только один раз в момент ее создания, то и необходимости в таком уточнении не было). Все эти главные герои безымянные.

Девочка взрослеет на наших глазах, она буквально становится матерью своей матери, а своими родителями порой считает ее родителей. Она родилась и жила в Советском Союзе и поначалу не понимала всех этих разговоров о свободной Латвии и презрительного отношения к русским:

«Она говорила, что когда-то мы были свободными. Свободными? Я не понимала, от чего. У нас было свое государство. Но у нас же есть государство, говорила я, Советский Союз. А была только Латвия, говорила мать, и на ее лице появлялась та устрашающая гримаса, которая когда-то так пугала меня. Была только Латвия повторяла она, а теперь только русские вши, которые не живут на собственной родине, а ползут к нам. Русские вши? В нашей школе были два латышских и один русский класс, и мы жили дружно. Почему вши?»

«Русские псы, сдавленно произносит отчим. Мне это кажется непонятным. С этими псами плечом к плечу он дошел почти до Берлина, на майские и октябрьские праздники ходит на демонстрации вместе с этими псами и получает кулек со съестным, которого не купить в магазине, скажем копченую колбасу, растворимый кофе и маринованные огурцы с помидорами из братской Болгарии»

Но когда она переходит в среднюю школу и начинает ходить в кружок истории культуры, где знакомится с историей Латвии через поэзию, архитектуру, живопись, церковные обряды, с тем, чего нет в школьной программе, она начинает понимать тоску матери о свободе для своей страны.

И если история развития девочки понятна, то вот с ее матерью всё как-то сложно. В какой-то момент она озлобилась на весь свет и не хотела жить. Девочка смотрела на ее детские фотографии и видела счастливого человека, которого в детстве любили и баловали. Она мечтала стать врачом и ученым, когда, оказавшись в деревне, пошла на танцы и прогулялась ночью с первым встречным парнем, от которого потом и родила дочь. Может именно в этот момент в ней что-то сломалось, и она отказалась кормить дочь своим молоком, боясь передать ей свою горечь. Она стала врачом-гинекологом, даже получила направление в Ленинград, забыв о дочери в желании посвятить себя науке, но потом ей пришлось вернуться и оказаться практически в ссылке в деревне, куда она забрала и свою дочь, в которой внезапно стала нуждаться.

Интересно, что в своих интервью автор рассказывает (ru.sputniknewslv.com), что в то время Ленинград виделся более свободным, чем Латвия, а также признает, что репрессии против латышей осуществлялись в большей степени самими латышами. По сути девочку автор писала с себя, в их историях и в отношении к миру много похожего. И мне понравилось в позиции автора, что не все так однозначно в отношении к русским и к тому времени, как многие пытаются представить.