5 Неизжитая боль

So if this theory of incomplete mourning has validly and I think it does and if it is also true that in the nethermost depths of ones suicidal behavior one is still subconsciously dealing with immense loss while trying to surmount all the effects of its devastation, then my own avoidance of death my have bean belated homage to my mother.
Если теория неполного траура верна, а я думаю, что так и есть, и если в самых глубинах подсознания, ведающих суицидальным поведением, лежат переживания,связанные с огромной, неизжитой до конца болью потери, то мои игры со смертью можно рассматривать как запоздалую дань уважения к матери.

К Стайрону у меня особое отношение – почти на два десятка лет после его «Выбора Софи» чувствовала себя заключенной в невидимый персональный концлагерь. История этой женщины, не имевшая ничего общего ни с моей судьбой, ни с судьбами женщин моей семьи, странным образом вошла в меня, не отпуская. Так или иначе, сейчас то, что связано с книгой, пережито, пройдено, осталось позади. Но интерес к писателю навсегда останется для меня личностным, интимным. И потому, когда в лекциях Дмитрия Быкова: сначала посвященной Маяковскому, после Чехову, прозвучало упоминание автобиографической книги Стайрона Darkness visible (Зримая тьма), в которой писатель рассказывает о собственном опыте переживания депрессии, я не могла не заинтересоваться.

Это небольшое по объему произведение, скорее эссе, чем масштабное исследование. Однако на то Стайрон и Мастер, что он не просто проводит своего читателя лабиринтами собственной зримой тьмы, и не только рассказывает о зарождении, развитии этого состояния у себя, но еще и делает серьезный обзор опыта прохождения (или непрохождения) через подобное других, известных ему, людей. И приводит ситуацию к логическому завершению, попутно развеивая многие, связанные с пониманием депрессии, заблуждения. И очень много внимания уделяет методикам лечения, как препаратным. так и психотерапевтическим. Хотя для меня важнее всего оказался вывод, сделанный им почти в конце. Но по порядку.

В 1985 году в Париже, будучи уже знаменитым, увенчанным и обласканным, Стайрон с женой присутствует на церемонии очередного награждения, которые для людей, имевших счастье попасть в обойму, становятся частью обыденной жизни. То есть, внешне все превосходно: богат, знаменит, престижен, никаких проблем ни в личной жизни, ни со здоровьем, ни с друзьями, ни в профессиональной сфере. Человек на пике творческого потенциала. И вдруг его начинают накрывать приступы странной апатии, самые приятные вещи перестают доставлять удовольствие, все вокруг становится серым и единственное желание – не быть (здесь и сейчас и вообще) Человек по инерции двигается, улыбается, разговаривает, впихивает в себя завтрак, обед и ужин, а внутри у него стоит неумолчный крик. Серьезные проблемы со сном – по ощущениям, он почти совсем перестает спать и ночные часы превращаются в пытку, потому что заняться естественной для писателя автотерапией посредством написания текстов он тоже не может.

Чрезвычайно рассеивается внимание, нет способности сосредоточиться на чем-либо. Стайрон вспоминает случай с чеком на предъявителя на очень крупную сумму своих наградных, который в этом вялом состоянии сунул в нагрудный карман, во время ужина с друзьями. Спохватился проверить, на месте ли, и не нашел. Все вылилось в то, что цвет мировой беллетристики и издательского дела ползал на карачках под столиками модного парижского заведения. Безрезультатно. В тот самый момент, когда писатель решил махнуть рукой на поиски, сын издателя обнаружил искомый клочок бумаги под ковром соседнего столика. Это могло бы быть забавным, если бы не было так безнадежно апатично.

Примерно в то же время кончает с собой в результате затяжной депрессии, усугубленной травматическим разводом, Ромэн Гари, с который автор очень хотел, да так и не успел встретиться. И одновременно депрессию переживает один из старых друзей Стайрона. Который впоследствии много поможет ему в преодолении последствий этого состояния, хотя бы уже одним общением. Немудрено, что в сфере интересов писателя, человека самостоятельного, харизматичного, привыкшего разрешать возникающие проблемы соединением воли и интеллекта, оказываются случаи депрессии у известных ему людей. Печальная ирония судьбы в том, что наиболее известными становятся те из них, которые привели к суициду. В поле зрения Стайрона наряду с англоязычными Хемингуэем, Сильвией Плат etc, попадают и наши поэты Есенин, Маяковский, он пытается выделить общее, ключевое, единое для всех и не может.

Хороший писатель умеет описывать состояния и чернота., в которую он погружается все глубже, где барахтается, не находя в себе сил даже дышать, наваливается на читателя зримой тьмой. Ну так, как удалось преодолеть? Не сразу, его прежний психолог подсадил Стайрона на сильные антидепрессанты и снотворные, предложив употреблять как бог на душу положит, чем только усугубил состояние после кратковременного улучшения. Постепенно, с переменой терапевта, все наладилось: препараты лития, помещение на небольшой срок в клинику, где он почувствовал себя защищенным, психотерапия, помощь друга, переживавшего похожее состояние.

Анализируя свою эпопею, автор говорит, что все его герои заражены тягой к самоубийству. И приходит к парадоксальному выводу, что в его случае это напрямую связано с неоплаканной должным образом смертью матери, которая умерла от рака, когда Уильяму было тринадцать. Он не мог быть на ее похоронах. В подобных случаях боль и скорбь загоняются внутрь, о человеке притворно-легко говорят: «Отмучилась, мол». Отмахиваются в ответ на сочувствие: «Да ничего страшного, уже давно было» А на деле ничего никуда не пропадает, загнанная вглубь скорбь догоняет нас в самый неожиданный момент бессознательной тягой туда, во тьму. Я тоже поняла, почему «Выбор Софи» стал в моем случае таким мощным болезненным триггером. Я потеряла отца совсем маленькой и росла, привычно отмахиваясь от чужой жалости.

Книга Стайрона ведомыми только одной хорошей литературе путями, манифестировала глубинную проблему, вывела ее на поверхность, помогла пройти до конца, изжить, перенаправить разрушительные импульсы в конструктивное русло. Спасибо, Мэтр. И спасибо Дмитрию Львовичу за то, что рассказал о книге.