3 Чтение как морально-волевой акт.

Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора,
Подобный английскому сплину,
Короче: русская хандра
Им овладела понемногу;
Он застрелиться, слава богу,
Попробовать не захотел,
Но к жизни вовсе охладел.
А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

Сильный был мужчина. Всю силу на стихи
растратил. Жизнь мою погубил.
х/ф «Формула любви»

Все таки писателям 19 века было не в пример легче, чем нынешним. Берешь себе какой-нибудь персонаж с ярко выраженным неврозом (для яркости картинки , конечно, лучше психоз, но ничего, невроз тоже неплохо), и расписываешь невероятные страдания своего героя страницах эдак на 400-500. Сейчас так не получится. Уляжется, к примеру, господин Обломов на диван, как тут же прибежит Штольц, да не один, а с дипломированным психиатром в придачу, проверят у него рефлексы, щитовидку, назначат соответствующие гормоны и транквилизаторы, курс витаминов группы В, что-нибудь стимулирующее, и все - какие тут могут быть страдания, о чем писать кроме истории болезни. С психозами – та же история. Пару уколов галоперидола, и никаких тебе великанов вместо мельниц, полетов на Луну верхом на ядре, синих гусениц. Скучно мы теперь живем, господа. В окна к любимым женщинам уже не пролазим. Да и женщины уже не те. Где эти милые обмороки, стесненное дыхание, стыдливый румянец, очаровательные переживания по поводу того, что же скажет троюродная тетушка пятиюродного племянника по поводу зачатого тобою бастарда. Какие поезда, какие обрывы? Слезинку с глаз смахнула, незаконнорожденного ребенка в садик устроила, и на работу – новые карьерные подвиги делать, корпорации возглавлять, мир от злодеев спасать. В крайнем случае можно миссис Вселенной стать, дите-то кормить надо. И несовершенство общественной формации в своей тонкой душевной организации и неспособности с целью в жизни определится, уже не обвинишь, не актуально как-то, нет у нас «лишних» людей. Есть только не обследованные невротики, которым еще на заре 20 века дедушка Фрейд популярно все объяснил, почему им так плохо и сколько раз. Последующие поколения психологов, неврологов и психиатров всю эту теорию раздвинули, углубили, опровергли и снова расширили и продвинули в массы. А тут и биохимия с фармакологией подтянулись. Не забалуешь.

С диагнозом главного героя сразу все понятно стало. Он и так по складу характера пессимистом-меланхоликом был, а тут еще затяжная депрессия наложилась.

Живу растительной жизнью, отдыхаю, как человек, изнемогший от трудов, и меня сковывает какая-то истома, словно я сижу в теплой ванне. Никогда я еще не чувствовал себя менее способным к каким бы то ни было действиям, и самая мысль о них мне неприятна. Если бы я захотел придумать себе девиз, я выбрал бы слова: «Не будите меня!»

И когда ГГ обитает в Риме, то как-то еще с этой напастью справляется. Все-таки солнечных дней там побольше – серотонин с дофамином худо-бедно организм вырабатывает. А как в зимнюю Польшу приедет – ну прям беда. Мало того, что все блекло и скучно, и люди вокруг нудные, так и родная тетушка все женить норовит, и непременно на полячке. Женишься на такой, и будет она у тебя целыми днями перед глазами ходить: туда-сюда, туда-сюда. Хотя в этот раз тетушка-то, пожалуй, угадала – девочка славная, правильная такая вся. А дальше начинается «Евгений Онегин –польский вариант», и не говорите мне, что ремейки придумали недавно. Здесь, правда, без дуэли обошлось,и в прозе все написано, зато с невероятно растянутыми внутренними переживаниями главного героя, каждое страдание страницы по 2-3 мелкого текста. Вот он страдает, катаясь на лодочке по Средиземному морю, вот еще сильнее мучается занимаясь адюльтером с красавицей-римлянкой. И все надрывно так, с глубоким самокопанием, самобичеванием и растягиванием своих и без того тонких нервов ещё на несколько километров. И все-то вокруг него виноваты, все раздражают: и у друга всё слишком хорошо, и замужние женщины слишком соблазнительны, и незамужние – недостаточно соблазняют, и общественно-экономическая формация куда-то в не ту сторону движется, а наследственность уж какая плохая. Так и вспоминается Король из «Обыкновенного чуда».

Да уж, не складываются у меня отношения с классической литературой. За редким-редким исключением. И прекрасно же понимаю, что нельзя лезть в 19 век с нормами 21. Разумом понимаю, а чувства ничего не цепляет. Еще исторические романы (того же Сенкевича) идут не без удовольствия. Несмотря на слащаво- приторную красивость и правильность главных героинь, и романтически-маскулинную стандартность главных героев, в этих книгах есть достаточно яркий динамичный сюжет, интересный антураж, да и некоторые исторические факты в таком виде лучше в мозги укладываются. А вот так называемые публицистично-воспитательные романы – нет, не моё. Скучно мне там, тесно, затянуто и пресно.
Очень долго я на эту книгу собиралась, тридцать лет простояла она на книжной полке непрочитанной. Можно было бы и еще лет тридцать подождать. Возможно, стану я лет под 80 этакой романтически-сентиментальной старушкой, осуждающей всё новое и вспоминающей, какие замечательные люди жили во времена моей юности, в 19 веке. Перечитаю я тогда «Без догмата» и решу, что нет, и в 19 веке хватало весьма скучных и нудных личностей. А пока вернусь к веку 20 и 21, не требующим почему-то у меня при прочтении столь сильных морально-волевых усилий...