2

– Это шарада? – спрашивает Консуэло. – Нам нужно угадывать?
Мальчик не шевелится, но глаза у него хитро поблескивают.
– Я понимаю, – говорит Альма.
– Тогда, может, хоть ты нам объяснишь, – говорит Консуэло.
– Здесь нечего объяснять, – говорит Альма.

Наверное, надо было начинать с первой книги, но как сложилось, так сложилось.

Я люблю Кутзее. Он своеобразный, но мне нравилось всё, что я до сих пор читала. Но конкретно с этой книгой у меня вообще не сошлось.

Во-первых, на мой взгляд, было бы логичнее написать всё это в виде пьесы, а не романа. Повествование и так похоже на пьесу, где творится сплошной сюр, почему бы не придать ему соответствующий вид. Но кто я такая? Логично. (Была бы пьеса, я вообще бы не взялась читать).

Во-вторых, я очень не люблю отсылки или аллюзии к библейским и около темам. Я не настолько хорошо знакома с Писанием, чтобы без дополнительных поисков понимать, на что намекает автор, а искать в великом Гугле – увольте! – не так уж меня заинтересовало происходящее.

Кутзее нам показывает бытовые ситуации в сюрреалистическом исполнении: Академии Танца и Пения, нудистский пляж, куда возят детей, Дмитрий и Алеша, сошедшие со страниц романов Достоевского, убийство, цифры и звезды.

Да, можно вычленить из всего проблемы воспитания, веры, авторитета, отличия добра от зла, проблема выбора, но...

– Если мы найдем тебе другого учителя, кого-то, кто выучит тебя простому сложению, а не математике, ты будешь слушать? Будешь делать, что тебе говорят?
– Я сеньора Роблеса слушал.
– Ты прекрасно знаешь, что сеньора Роблеса ты не слушал. Ты подрывал его авторитет. Ты над ним насмехался. Ты говорил глупости – умышленно. Сеньор Роблес – умный человек. У него ученая степень в инженерном деле, университетская. Ты мог бы у него поучиться, но решил подурачиться.
– Я не дурачился, это сеньор Роблес дурачился. Я уже умею складывать. Семь и девять будет шестнадцать. Семь и шестнадцать будет двадцать три.
– Тогда чего ты не показал ему, как умеешь складывать, когда он тут был?
– Потому что, если по его, нужно сначала сделаться маленьким. Нужно сделаться маленьким, как горошина, а потом маленьким, как горошина в горошине, а потом как горошина в горошине в горошине. И тогда можно разбираться с его числами, когда ты маленький-малюсенький-малюсенький-малюсенький-премалюсенький.

Одно радует, что объем не очень большой.
Истории Симона, Инес и Давида не затронули и не вызвали отклика. Не моё.

– Почему вы каждый раз спрашиваете, что я сегодня делал? – говорит мальчик. – Я же не спрашиваю, что делали вы. Да вы и не понимаете.
– Чего мы не понимаем? – спрашивает Инес.
– Вы ничего не понимаете.