5 Маленький мальчик играл в водолаза...

Одновременно неведомо далекий и пограничный Китай на поверхностный взгляд кажется недосягаемым и трудным в понимании. Однако, стереотип не выдерживает проверки двумя современными книгами. Подчеркну, что в тонкостях символов китайской культуры и искусства войны, конфуцианстве, даосизме и буддизме я не сильна. Благо, переводчики и редакторы обоих романов старались помочь толковыми примечаниями о традициях. Четыре классических китайских романа, постоянно поминаемые к месту и не к месту Писакой Лю и Стихоплетом Чжао, я не читала. Два же прочитанных романа двадцать первого века кажутся мне культурно универсальными. Возможно, это связано близостью трагедий обеих наших красных стран.
Первым в декабре 2015 года в рамках той же "Долгой прогулки" по грязным улицам китайской деревни меня проводил Мо Янь, теперь же путешествие в прошлое восточной страны продолжил и Юй Хуа. Время двух романов разнится лет на двадцать. До "Культурной революции" большая семья Шангуань Лу из "Большой груди..." Яня успеет узнать прелести японской оккупации и бандитских разборок гражданской войны. 1960-е у Хуа раскаляют воздух воплями победившего пролетариата и стонами побиваемых всем, чем ни попадя, раскулаченных интеллигентов и бывших помещиков. Судя только по двум романам, китайцы - мастера пыток подручными средствами. Зачем средневековые европейские палачи изощряли ум изобретением сложных орудий казни и машин по вытягиванию ценной информации? Можно грубо сработать палкой или просто защекотать до полусмерти. Зачем перенапрягаться?
Да, пролетариат победил, однако особого процветания деревням это не добавило. Прошло 30 лет, жесткая диктатура сменилась подобием дикого капитализма. Мо Янь и Юй Хуа оба высмеивают получившийся гибридный строй, в котором маленькому человеку места нет.
Мне показалось интересным возвеличивание обоими писателями женщин. Вроде бы и привычен стереотип о слабом поле на востоке, но это же малознакомый Дальний восток. Матриарх Шангуань Лу тащит на себе многочисленных детей и оставленных ими внуков. Сестры долгожданного братика Цзиньтуна своевольны, крутят жизнью, как хотят, выбирают себе женихов с разных сторон баррикад, не считаясь с единством семьи.
Линь Хун овладевает мечтами всех мужчин поселка Лючжен. Юй Хуа знакомит нас с небольшим таким поселочком в пятьдесят тысяч населения. Правда, к концу двадцатого века народу в деревне стало значительно меньше, тысяч примерно на двадцать. Так вот, хороводила Линь Хун недалекими умами лючженских мужиков и взаимоотношениями двух братьев со своих семнадцати лет и до глубокой бурной зрелости. В отличие от жены Сун Гана, Ли Лань, мать небольшой семьи, остается в традиции. Лючженцы хвалят сделанные ее руками ритуальные бумажные деньги. После гибели мужа Ли Лань в честь его памяти восемь лет не мыла голову, терпя насмешки от односельчан из-за амбре. Замечу, что хоть она и любила второго мужа, но фамилию оставила Ли.
Интересно у Мо Яня и Юй Хуа изображены власти, точнее, их отсутствие. Особенно вышестоящие уездные или городские начальники - это же просто мечта не внимательных к основе своего учения анархистов. Война, пожар, наводнения, бесчинства вооруженных отрядов и неграмотной красноповязочной милиции - все по боку, если это творится не напрямую под твоим окном. Убейтесь там хоть все, никому и дела нет. Власти только слегка проснулись с развитием коммерции. Цзиньтуну они мешали похоронить мать, отгавкиваясь государственностью заброшенного пустыря. Бритый Ли же ловко заткнул за пояс чиновников, просто купив их. Как же приятно принимать работу, когда начальство палец о палец не ударило, а догадливый предприниматель придумал и осуществил все сам, заодно статистику района знатно повысив! Вот тебе и активное мужское начало за чужой счет. Семьями правят женщины, подтверждая пословицу о голове и шее.
Деревенские толпы безлики. Неназываемые и многие поименованные могут только лупить исподтишка, тявкать издалека да пялиться, когда позволено. По развитию они недалеко от обезьян ушли, автор подчеркивает их слабый контроль над желаниями.
Мужское начало посрамлено и в главных героях. Долгожданный Цзиньтун так от груди и не оторвался. Благородный Сун Ган непрактичен. Без брата или руководителя Чжоу ему не выжить в жестоком мире афер. Бритый Ли сперва прославился на всю округу своими нелепыми склонностями к общению с телеграфными столбами и наследственной тягой к нырянию в нужник. Потом, конечно, он прибрал к рукам всю округу, задумав и осуществив несколько громадных проектов. Однако, одиночество пожрало и сильного сего мира.
Братья, будто на качелях, менялись судьбами, как шарик перекидывая друг другу относительное благополучие. Все же клятва матери крепка. Братья по-настоящему сильны только вместе. На истинных героев они не тянут.
Былинным же богатырем представляется Сун Фаньпин. Честен, благороден, вежлив, силен и высок ростом, что подтвердил успех в баскетболе. Мы видим отца Сун Гана глазами детей. Возможно, многое они и преувеличили. Иначе, без идеала в трудное время братьям было бы не выжить. Но и великодушнейший учитель правильных подсечек канул в желтую Лету, или как там называлась безымянная китайская река.
Отмечу относительно положительную тетку Су. Интересно, какой религии принадлежали жители Лючженя, но Су выражалась вполне фатально, поминая воздаяние за содеянное и зависимость удачи от похода в храм. Очень уж современно такое мнение и для нас.
Снова получилось сумбурно, ну так и Китай затуманен ничуть не хуже Альбиона. Читайте и не бойтесь мистики и какашек. Недавно поминаемых во флудилке зайчиков тут не будет, просто бесформенное содержимое сточной канавы. На сюжет оно даже влияет чисто символически. Часто нужник казался чище грязных ртов толпы. Явно высказанной мистики и нет вовсе.
Двадцатый век и в Китае остается двадцатым, что дважды подтверждено двумя романами. Автор успел поиронизировать и над собой, рассказав о нелегкой доле однофамильца Зубодера. Переводчики постарались передать просторечный грубый деревенский язык, а Юй Хуа умудрился пройти по грани, не перегнув палку. В конце года эту трешовую смесь жанров я бы не осилила, а сейчас - пожалуйста. Может быть, когда-нибудь в будущем доберусь и до более сложных китайских романов.