4 В городе Сочи темные ночи

Для русской культуры Пушкин то же, что мессия для христианства. В искусстве подражание Пушкину не более грешно, чем в жизни подражание Христу. И столь же мало возможно. И если Пушкин – Солнце русской поэзии, то Гоголь – Луна. Жизнь на планете русской литературы нуждается не в свете Гоголя, а в силе его притяжения. Грибоедов же относится к Пушкину, как Креститель к Спасителю: есть мессия, а есть предтеча.

Такова Вероника Кунгурцева, пусть вас не обманет нарочитая легкость жанра авантюрного романа о городе-курорте. Неважно, что действующими лицами книги будут пенсионерка. бухгалтерша, две пятиклассницы, телережиссер и парень с чайной плантации. Говорить здесь станут о русской литературе, о египетской Книге Мертвых (не путать с тибетской), о "Розе Мира" Даниила Андреева. Неназойливо, не стремясь придавить читателя эрудицией, и не только об этом, разумеется - у нас тут не эзотерический диспут, а приключенческий роман, не забыли?

И приключений, проводить через которые своих героев Кунгурцева большая мастерица, будет в достатке. Автор говорит о себе, что с детства ушиблена Достоевским, которого начала читать в шестом классе, одновременно с Марком Твеном. С тех пор так и повелось: Достоевский и Том Сойер. Если бы кто задался целью в двух словах определить стилистические особенности ее книг, то вот они. Солнечный Том Сойер, отправляющийся в путешествие на край ночи. Характерно, что не более опытный и битый жизнью лунный Гек, но сияющее счастьем, вопреки сиротству, детство.

Оп, стойте, я кажется поймала за хвост мысль, которую нужно додумать. Герои Кунгурцевой всегда дети, живущие без одного или обоих родителей (как Том Сойер), не ощущая тягот сиротства, отчасти потому, что есть тот, кто о них заботится, большей частью в силу солнечного темперамента и самодостаточности, даруемой ранним осознанием своего таланта. Не тип Джен Эйр, если вы понимаете, о чем я. Но сумрак сиротства, его горькая тень коснулась их чем-то, вроде прививки, дав иммунитет от многих вещей, немыслимых для понимания ребенком. е пережившим потерь. И эта закалка позволяет проходить запредельную достоевскую черноту испытаний, не ломаясь. Такое пограничье.

Однако к роману. О чем "Девушка с веслом"? В значительной мере это ностальгия по советскому детству (которой не могу разделить с автором). Среди моих друзей есть люди, даже и моложе меня, с нежностью вспоминающие Советский Союз, я из него помню только липкую ложь, что пропитывала собой все, унылую серость, вечные очереди и погоню за дефицитом. Сейчас лучше? Да, из жизни ушла безнадежная предопределенность и мир в целом движется в правильном направлении. Но это моя точка зрения, которой никому не навязываю.

Вернемся к книге. Предолимпийский Сочи. Немыслимый масштаб строительства дорог и развязок обрекает героев на выселение, а неоформленный должными документами дом грозит, что условия будут много худшими. Анна, мать двоих детей, разведенная женщина не первой молодости и потускневшей красоты, борется с системой, пытаясь отстоять его, но это все равно, как лягушонку пытаться остановить асфальтоукладочный каток. Бодался теленок с дубом. И это при том, что забот без того хватает: старший Сашка, отчисленный из института, выращивает чай - стыд и срам, для того ли она сына растила? Младшая пятиклассница Варька совсем слетела с катушек в увлечении японскими анимешками. А бывший муж,даром. что телережиссер, не участвует в воспитании, не помогает бороться за дом. И что с ними будет дальше!

Ну. единственное, что я могу вам гарантировать - будет многое. "Девушка с веслом" немыслимого масштаба оммаж "Мастеру и Маргарите", возможно даже в большей степени, чем "Агафонкин и время" Олега Радзинского. Хотя сравнить преломление темы воланда со свитой у двух столь непохожих авторов, представляющих цвет современной русской литературы, было бы интересно. Но то не здесь и не сейчас.

Очень смелая книга, для того, чтобы открыто произнести десятую часть вещей об уровне коррумпированности местного начальства, нужно обладать запредельным гражданским мужеством. Я тоже живу в провинции (а Сочи, несмотря на статусы олимпийской и курортной столиц остается провинцией), и знаю, что унтер-офицерские вдовы до сих пор имеют обыкновение пороть себя в российской глубинке. Тем более такие, которые осмеливаются поднять голос против городничего.

Однако не будем о грустном. Книга феерически яркая, занятная, интересная. И это очень точный слепок с реалий нашей жизни образца начала десятилетия, позволяющий взглянуть на изменения с пусть небольшой, но дистанции.