4 Родословная Великого и могучего

Одним из первых ценных приобретений после моей женитьбы стала эта книга. Увидел у тестя на полке да и заиграл, тесть, кажется, был не слишком сильно против. Мне почему-то казалось, что тогда, одиннадцать лет назад, я ее не дочитал, ан нет, в этот раз прошел до конца и вспомнил, что все же и тогда закончил.

Костомаров – большой ученый, знает толк в языкознании и все такое. От этого у него такой неудобоваримый язык или от чего еще – сказать трудно, но написана книга тяжеловесно, наваливается на тебя старинным комодом, давит нагромождением длинных слов, периодами вместо предложений, погребает под завалами бесконечных оценочных суждений автора. И это порой и интересно, кто так в здравом уме писать будет? А он, поди ж ты, написал.

Идея проста и многократно опробована, но не в языковом контексте – девочка из конца XX века последовательно углубляется в прошлое, сравнивая существующий язык со своим. Тут интересно уже то, что для нас и эта девочка уже сильно из прошлого – книга в первый раз вышла в начале 80-х, переработанное под перестройку и «новую Россию» издание - в начале 90-х. Переработка свелась, насколько я могу судить, к вставке многочисленных полемических абзацев про распад страны, столкновение имперского прошлого с демократией, паре дежурных пинков Сталину (в момент обсуждения древнерусского языка, вятичей и прочего – не удивляйтесь, времена были такие, как же не пнуть). В который раз убеждаюсь, что исторические книги всегда больше рассказывают о времени своего написания, чем об описываемом в них времени.

Автор наш, думаю, принадлежал к лагерю русских националистов в позднем СССР. Были такие, достаточно широкий фланг общественной жизнь представляли, от молодого Проханова до Глазунова с его, м, картинами (я учился в школе постройки конца 80-х, у нас кабинет русского и литературы был расписан каким-то доморощенным подражателем Глазунова фреской во всю стену, страшно вспомнить). Вот и Костомаров выдает на ура абзацы и главы про собирание земель под эгидой Москвы, про первенство Москвы, про Москву Москвы и так далее. Нудно, с тяжелым прогорклым душком, интересно только с точки зрения истории идей. Хотя те националисты были в чем-то лучше нынешних, они просто пытались подчеркнуть первенство русских в строительстве большого общего дома (это в целом, конечно, психи всегда найдутся), но такие подходы обычно быстро сам общий дом и разрушают.

И где-то вдали, за завесой словес, ютится рассказ о языке. Взять бы рубанок, стесать всю плесень и трёп, оставить только экскурс, только научпоп, может и похорошела бы книга, да вот беда, написана она была тогда, когда важнее казался трёп. Ладно, вооружимся киркой и заступом. Костомаров странно двулик - под слоем идеологической шелухи скрывается стройная (и верная на мой взгляд) марксистская интерпретация социальных процессов (хотя бы про роль единого рынка для формирования стандартизированного языка). Дельно и интересно рассказывается (в обратном порядке) о языке начала XX века, о трудах Ломоносова и Тредиаковского, борьбе их за ясность, против церковнославянского влияния. О фактическом двуязычии ранее – разговорного русского и книжного славянского, о втором южнославянском влиянии, о распаде восточно-славянской языковой общности (автор сильно по этому поводу переживает), о полногласии, падении редуцированных и много еще о чем. Здесь Костомаров скользит, увлекает, порой завораживает. Еще бы поменьше краеведческих московских подробностей, но пусть уж.

Каждый раз мне все это интересно, вся эта эволюция без прогресса (ибо прогресс в языках отменили, хоть когда-то ученые и пытались его обосновывать и прививать). Изменения, скрадывания, расхождения. Картины распада и фиксации, нынешняя норма, воспроизводимая школой и смещаемая жизнью. Диалектика во все поля.