4

Если книжка написана финном – я уже рвусь и мечусь, как бы её взять прочитать расширения кругозора ради. Но в этот раз рвение сыграло со мной злую шутку. И не то даже увы, что книга написана шведскоязычным финном, а то, что шведскоязычный финн описывает Хельсинки (в каждом своём романе, а не только в этом, если верить послесловию). Мне, в течение двух лет слушавшей лекции о культуре Финляндии с – естественно! – финскими топонимами, крайне резали слух Гельсингфорс, что-то-там-ваген, что-то-там-гатан. Но особенной нелепостью прозвучала несчастная Линнанкоскикату в шведском варианте Линнанкоскигатан: дело в том, что здесь к финскому названию улицы прилепили дурацкий шведский аппендикс, долженствующий обозначать саму «улицу». Видеть и понимать значение финских корней с присобаченным к ним шведским аппендиксом – ну это как-то совсем… Переводили бы тогда на шведский и само название улицы. Я никогда не был в Хельсинки, но я не узнаю Хельсинки, и почти не узнаю Финляндию в этой книжке. И характеры… европеизированы, даже если сравнивать с теми немногими финскими авторами, которых я успела прочесть.

Завязка живая: один просит друга помочь с лопатой, зачем – очевидно: зарыть труп. Далее же автор будто позабыл, в каком живом ключе он только что писал и начинает неспешно излагать историю – нудноватую, стрёмную, странную, неприятную, считая сам её (в восприятии героем-убийцей повести, которую пишет герой-рассказчик) историей убийства вместо истории любви! Кхм, простите, но почти на всём своём протяжении это была именно история отношений, назвать которые любовью я вот так прямо слёту бы не решилась. Убийством там и не пахло вплоть до последних страниц, и та затравка с лопатой для трупа осталась всего лишь ни на что не намекающей затравкой.

Однако несмотря на абсолютно обезличенный город и нудное в целом повествование (в чём заслуга ещё и личности героя-рассказчика, этакой литературной посредственности – неплохо выкрутился наш автор, м?), Вестё удалось замечательно описать две вещи.
Одна из них, конечно же, личность Ланга, а вернее, его отношение к роли масс-медиа в общественном культпросвете. К сожалению, период, который описывает автор, - именно период упадка, обезьянничанья бездумных американских ток-шоу последних лет (имеется в виду конец 90-ых, начало 2000-ых), и Лангу, ведущему старой закалки, определённого интеллектуального уровня, моральных принципов, уже нет места на телевидении, правила которому диктуют рейтинговые таблицы, свидетельствующие о том, что зритель требует только жвачку, море жвачки, и ничего кроме жвачки. Малейшее напряжение мозговых извилин, хотя бы одна действительно острая шутка, поднятие злободневных (хотя уже и довольно избитых-опопуляризированных, вписывающихся в рамки ток-шоу) тем в наступившем тысячелетии не нужны народу, а следовательно, недопустимы для руководства каналов. Да, Ланг не очень хорош как отец, как муж, может быть, и в дружбе с ним у рассказчика не всегда всё было гладко, однако в профессиональном плане он чист и верен своим принципам, и действительно устал от того, что происходит на ТВ. В связи с этим мне вспоминается фильм о Морроу и СиБиЭс – «Спокойной ночи и удачи» - отчасти передача Морроу тоже ведь была прообразом ток-шоу, но как она влияла на нравы людей, на политиканов и их происки, на воспитание честности в целом…
И вторая удача Вестё – это образ Сариты как нерадивой матери. Помни она о своём родительском долге – не было бы этих длящихся отношений с Марко и всех вытекающих. Как можно было допустить положение дел, при котором 6-летний ребёнок видит, что к матери ходят попеременно двое мужчин, чтобы для него такое положение дел стало нормой, чтобы он считал это нормальным, естественным и возможно и сам дальше жил подобным образом, с детства не считая это зазорным (ну да, больно кому-то, больно всем, но это норм же, у меня мать так делала, и ничего, все так живут – будет думать этот мальчик) – у меня в голове не укладывается. Действительно, зачем нам, людям, заботиться друг о друге, о душевном равновесии друг друга? В общем Сарита ни к чёрту мать. Да, не повезло, да, сил нет, но если и не прикладывать сил, и не становиться жёстким в какие-то моменты – так вся жизнь ни к чёрту пойдёт, и ладно бы твоя только, но и твоего сына, и случайного встречного, нового любовника. Надо же беречь окружающих от внутреннего зверя, наверное. Стараться хотя бы. А не топить в своём болоте. Безответственно быть всё время слабым – мораль сей басни.