5

В конце 2018 года случилось чудо. На русский язык перевели монографию Айвана Морриса «Мир блистательного принца. Придворная жизнь в древней Японии». Фундаментальный труд по культуре эпохи Хэйан. Блистательный принц – разумеется принц Гэндзи, герой романа Мурасаки Сикибу.

И если вам хоть капельку интересна культура Японии, то совершенно не важно, читали ли вы Сикибу или Сэй Сёнагон, сдержанное повествование Морриса с суховатым юмором и чутким пониманием далекой культуры читается взахлеб. А уж если вы любите «Записки у изголовья» (хотя бы), вас ожидает поистине пир, услаждение всех чувств и возможность узнать, что за обстановка окружала авторов и героев любимых книг.

Вообще равнодушны к древней Японии? Все равно будет интересно! Потому что это путешествие в инопланетный мир, в абсолютно другую культуру, инаковость которой так велика, что уже этим вызывает любопытство.

Моррис тщательно описывает обстановку, политику, состояние общества эпохи Хэйан. Подробно обсуждает религиозную жизнь, суеверия, общественные слои, положение женщин и их отношения с мужчинами, биографию Мурасаки Сикибу, особенности «Повести о Гэндзи». И, конечно же, хэйанский культ красоты!

Как в постепенно замыкающейся, небогатой стране возник хрупкий и утонченный, совершенно нежизнеспособный мир, напоминающий хризантему, схваченную ночным заморозком? Как в патриархальном обществе мог зазвучать голос женщины с такой силой, что появилась целая литература – многотомные романы, изысканные дневники, поэзия? Как могла развиться подобная тонкость чувств среди варварства, появиться не имеющее аналогов поклонение прекрасному?

Моррис готовит читателя к знакомству с миром принципиально чуждым всему известному нам о Японии и развитии общества в целом: «Если попросить образованного западного человека назвать ряд выдающихся примет традиционной Японии, то его перечень, наверное, будет состоять из следующего: в культуре театр но и кабуки, стихотворения хайку, цветные гравюры укиё-э, игра на сямисене и разные занятия вроде чайного действа, аранжировки цветов и создания миниатюрных ландшафтов <...>; в обществе самурай с двумя мечами и гейша; <...> в еде сырая рыба и соевый соус... Перечень этот, разумеется, будет совершенно верным. Но ничего из этого в мире Мурасаки не существовало, и многое показалось бы ей таким же чуждым, каким кажется современному западному человеку".

Как верно замечает Генис в своем предисловии, «пять тысяч аристократов создали уникальную государственную систему, в которой эстетика определяла политику».

Аристократ жил в Столице. И только. Все, что было за ее пределами почиталось краем света. И несчастный, отправленный управлять какой-нибудь провинцией, фактически покидал цивилизацию. Жизни за МКАДом для хэйанского аристократа не существовало. Зато мягкая природа благословенного столичного уголка стала предметом поклонения. Понимание природы считалось ключом к пониманию людей.

Впрочем, даже в столь малых масштабах власть не могла навести порядок. Киото был беспорядочным городом, где лишь часть респектабельных кварталов отличалась роскошью, а остальное пропадало в небрежении. Пожары и землетрясения уничтожали целые районы города, которые превращались в пустыри, огороды, окраины столицы были опасны, как дикая глушь. Хэйан – это тесные рамки собственного дома аристократа, дворцового сада, службы и покоев императора. Часто все – в пределах одного квартала. Женщины, к тому же, почти не выходили на улицу. Моррис справедливо называет мир «клаустрофобичным».

В доме царил полумрак. Герои романов не случайно умудряются путать друг друга, устраивать свидания не со своими возлюбленными. Люди в самом деле не видели друг друга! Тем более что женщины еще и прятались за ширмами. Питались однообразно и не особенно сытно. Очень редко мылись – да, именно в этом причина повального увлечения парфюмерией, искусством составления ароматов. Многослойные одежды тоже помогали скрывать запах, но не всегда. Болезни часто заканчивались смертью, медицина больше напоминала шаманство. Наукой пренебрегали.

Эфемерность существования рождала особое восприятие – миг ценился за то, что исчезнет. Красота – за неуловимость и обреченность. Все - преходяще. Это и боль, и утешение в боли.
И было бы все это ужасным, когда б не искусство.

Красота во всем – вещи, ткани, сложная игра цветов и текстур одежды, цветоводство, сады, наблюдения за природой, любовь к музыке. Повальное увлечение поэзией во всех сферах. Стихи по случаю рождения, стихи – как ухаживание, стихи – как завещание. Стихи – как административный доклад, в конце концов. Не можешь писать стихов – при дворе не удержишься.

Да и стоит ли жить без поэзии.

Вот наш мир –
Для чего нам оплакивать его?
Будем глядеть на него, как на вишни,
Цветущие в горах.