0 Одинокое место

Сюрреализм – это не только выборочное сочетание неподходящих друг друг предметов и мест, это игра с самыми острыми проявлениями крайностей действительного мира, через слияние которых можно уйти от обыденности, чтобы по-новому взглянуть на реальность. Это не побег в полной мере, это прыжок вверх за облака, чтобы перевести дух, заточить умственный инструмент и броситься обратно, вырезая жизненно-важные органы той социальной машины, что тысячелетиями душит, давит, сминает и перемалывает человека в своих шестернях. Понятно, что к качественным изменениям на всех уровнях это не приведёт, но горстке людей, что могут позволить себе заглядывать внутрь себя, становится легче дышать после такой передышки.

Есть Дали, который обрамлял свой гений в эксцентричную оболочку, стремясь затереть и извести из себя того стеснительного мальчика, боявшегося всего вокруг, каким был в детстве. А есть Руссель, который так бы и остался забыт в периметре комнат с задёрнутыми шторами, в которых сидел во время своих поездок за рубеж, если бы не интерес сюрреалистов к нему, а также философов и литераторов второй половины двадцатого века.

Фуко захвачен в плен навязчивыми размышлениями о речевых машинах Русселя, изучает его стилистические приёмы, речевые механизмы и писательский метод, говоря о философичности происходящего под обложками книг Русселя. Мишель Лейрис говорит, что в графомании Русселя нет и намёка на ту философию, которую пытается выковырять Фуко, и всячески выступает за образ Русселя как посредственного писаки, не способного познать водоём глубже его поверхности.

Действительно ли он не хотел этого интерес сюрреалистов к себе, или эксцентричная замкнутость была частью его образа – сказать наверняка после его смерти уже невозможно, но как бы он не хотел обратного, с сюрреалистами его роднит очень многое. Как с работами сюрреалистов, в обсуждении литературных произведений Русселя решающий голос остаётся за субъективным ощущением читателя, потому что «Locus Solus» иногда напоминает затянувшийся сон, которым стремится поделиться не очень близкий вам человек. Едва ли есть что-то скучнее, чем сны малознакомых людей. Они были бы хоть сколько-нибудь интересны, если бы можно было их посмотреть самостоятельно. А ещё, если можно изучить процесс их возникновения и формирования в сознании рассказывающего человека. «Locus Solus» - это как раз второй случай.

Изощрённый разум Матиаса Кантреля – владельца виллы, сад которой наполнен безуминками – создаёт сложнейшие механические конструкции, приводимые в движение точным расчётом, о чём пространно и увлечённо рассказывает пришедшим к нему гостям. Руссель роднит науку и чистую фантазию, не имеющего никаких крючков, чтобы зацепиться с реальным миром. Его увлечённый герой создаёт механизм, что выкладывает сюжеты из зубов, водружает резервуар с водой, в которой можно дышать и петь волосами, разыгрывает жизнь мертвецов, развлекает гостей составителем гороскопов с мопсом и петухом и прочие штуки, которые не имеют никакого смысла в отрыве от книги. В его прозе есть яркая черта, которая полностью растворяется в переводе – Руссель конструирует предложения, выставляя слова друг с другом не по принципу логики, а по принципу созвучности. Та перегруженность и перенасыщенность в описании выверенных и заземлённых, но при этом таких далёких от реальности людей и объектов, которая неизбежно припечатывает русского читателя к креслу, вызывая скучливую сонливость, в оригинальном тексте обладает отточенной и буквальной мелодичностью. Эта мелодичность вторит абсурдности, что разворачивается под сводом черепа Матиаса Кантреля, а затем выплёскивается через край в его владения.

Если сюрреализм – это долгий, яркий и сочный сон, призванный заместить собою обыденную тоску, то «Locus Solus» - это послеобеденная дрёма, которая за час успевает убедить спящий мозг в реалистичности иного мира настолько ярко, что после пробуждения до наступления сумерек не удаётся убедить себя, что ты действительно очнулся.